19 июля Большой театр открыл трехнедельные гастроли балетной труппы в лондонском Королевском оперном театре Ковент-Гарден. В туманный Альбион отправилась вся грациозная «тяжелая артиллерия» солистов. На первом же спектакле баснословно чопорную (но и благодарную) британскую публику атаковали зажигательным «Дон Кихотом». Партию Китри станцевала Мария Александрова, получившая в этом сезоне статус примы и отличившаяся в ходе декабрьских гастролей в парижской Гранд-опера
Мария АЛЕКСАНДРОВА:
Александрова - уникум: никогда не имела балетных кумиров, но всегда хотела танцевать. Причем именно в Большом. В ее карьере были моменты взлетов и торможений (похоже, случавшихся не по ее вине). Недавние гастроли в парижской Гранд-опера подтвердили квалификацию артистки и оказались ее триумфом. Одним из главных событий минувшего сезона стала и для театра, и для самой примы роль Джульетты, которую она тоже покажет на сцене Ковент-Гарден. (Маша танцует в пяти спектаклях из шести, которые будут там представлены.)
- Когда-то англичане испытали культурный шок, увидев Уланову в классической версии «Ромео и Джульетты». Сейчас Большой везет в Лондон радикальную постановку Доннеллана-Поклитару, далекую от балетного академизма. Вам не страшно в ней участвовать?
- А почему я должна бояться? Примут - хорошо, не примут - в этом не будет моей вины, я делаю свою работу, выкладываясь на сто процентов. Если б я гналась за популярностью, то опасность разочаровать балетный истеблишмент меня бы пугала. Страх появляется тогда, когда рискуешь что-то потерять. Но у меня никто не отнимет моей профессии. Даже если англичане не примут «Ромео и Джульетту».
- Еще в 2000 году вы станцевали Китри в «Дон Кихоте». Но позже, в концерте к 225-летию Большого театра, отчего-то снова вышли лишь в вариации. Не означает ли это, что впали было в немилость в глазах очередного балетного куратора, но теперь справедливость восстановлена?
- Времена грандиозных злодеев в духе Александра Дюма давно миновали. Считать, что ты попадаешь в опалу к какому-то монстру, который поставил на тебе крест и все усилия направил на твое изничтожение, довольно глупо. Просто так сложилось - у меня были тяжелые времена в театре. Но они же были и прекрасными: как раз тогда я поняла, что действительно люблю эту профессию. Даже в непростой ситуации мне нравится ею заниматься.
- Выходит, профессиональные стрессы для вас даже не персонифицированы? Но разве не с Вячеславом Гордеевым вы вели переговоры о вступлении в труппу и разве не он сослал вас в кордебалет после вашего триумфа на Московском международном конкурсе?
- Когда я пришла в театр, Гордеева уже не было... Да, я получила золотую медаль на Московском международном конкурсе артистов балета, но в театре с такими мощными традициями вдруг физически ощутила, что я опять всего лишь ученица.
- Все же скажите, на вас как-то отражалась частая смена балетного руководства в Большом?
- Безусловно, отражалась. Но...
- Каким образом? Имена называть не обязательно.
- Вы думаете, я боюсь? Ошибаетесь: я просто смотрю на это по-другому. Не верю, что только из-за того, что человек чувствует собственную силу, он может взять и сломать судьбу другого человека. Все в этой жизни делается исключительно по слабости.
- То есть как?
- Да так. Какие-то вопросы просто легче не решать. Все стремятся к простоте, бегут от проблем. Я могу повторить: времена сильных людей, к сожалению, канули в Лету. А когда ты понимаешь, исходя из какой именно слабости человек действует, то не можешь от него потребовать проявления силы. Ясно же, что иначе он поступать не может.
- Теперь, когда вы прима, вы, наверное, можете более решительно настаивать на своих профессиональных интересах? Скажем, заявить руководству: «Я готова открывать гастроли в Ковент-Гарден партией Китри, но в следующем сезоне хотела бы пять раз выйти на сцену Большого в «Легенде о любви».
- Если я поставлю условия, то и мне их тоже поставят. Я не хочу открывать счет: «cначала ты мне заплати - потом я тебе заплачу». Не хочу хотя бы потому, что плата с каждым разом возрастает. К тому же если ты причинил кому-то боль, она возвратится к тебе бумерангом.
- О какой боли вы говорите?
- Поймите, если я стала примой, то это не значит, что могу перешагнуть через других танцовщиц. Есть множество прекрасных балерин - я же не Господь Бог, чтобы отбирать у них спектакли. Я уважаю людей, которые старше меня; настанет время - я приду к тому же рубежу, у которого стоят сейчас они. Я знаю, как это тяжело.
- При Григоровиче в театре царила абсолютная монархия, а сейчас, наверное, двоевластие? Какие-то решения Ратманского, надо полагать, корректирует Иксанов?
- Я не в теме, на их совещаниях не бываю.
- Ну а, скажем, Григорович вправе определять состав исполнителей своего спектакля в каждом конкретном случае? Не может быть, чтобы, возобновив все ту же «Легенду о любви», он тихо устранился!
- Знаете, бывают разные ситуации. Иногда театр настаивает на своем абсолютном праве ставить в спектакль того, кого считает нужным. Иногда возникает разговор о предпочтениях Юрия Николаевича... И тот и другой варианты имеют место.
- По-моему, в Большом есть что-то вроде консервативного лобби. Как оно реагировало на «Ромео и Джульетту» - постановку, чуждую академическим канонам?
- Все зависит от степени окостенелости этих консерваторов. Есть ведь и такие, кто готов «бить в набат», даже не посмотрев спектакля: требовать убрать его со священных подмостков...
- Что называется, дурную траву с поля вон?
- Естественно. Всегда существуют недовольные. Но протестная группа, которая считает, что в Большом не место неакадемическому танцу, вряд ли чего-то добьется. Просто время берет свое. Хотя с другой стороны, я и сама вам скажу, что «Ромео...» - балет неоднозначный. Допустим, в техническом отношении он мне ничего не прибавил. Зато принес колоссальную пользу в том смысле, что я впервые в жизни позволила себе быть на сцене стопроцентно естественной - никого не играла, не изображала. Честно говоря, этот спектакль впервые заставил меня задуматься о том, для чего и для кого я вообще танцую: для зрителя или для себя? «Ромео и Джульетту» Доннеллана-Поклитару невозможно станцевать для зрителя - возникает привкус фальши. Там ведь и спрятаться не за что: не укроешься за красотой формы (ее нет), не блеснешь безупречными фуэте. Я там такая, какой могу быть одна в своей комнате, когда меня никто не видит. Все скелеты, аккуратно сложенные в моем домашнем шкафу, в этом спектакле извлечены наружу.
- Скажите, с приходом Светланы Захаровой конкуренция в театре усилилась? Или партию Жизели, которая ей досталась, вы танцевать не предполагали?
- Почему? Как раз образ Жизели мне очень нравится. (Хотя, конечно, могут сказать, что это не мое амплуа, не мой типаж.) Что касается конкуренции, то я, наверное, просто неконкурентоспособна. В том смысле, что не болею и не мучусь вопросом соперничества.
- Насколько я понимаю, зарплата в Большом не так уж велика. Главные финансовые поступления артистов - выплаты за разовые выходы.
- Да, за количество спектаклей.
- А за выступления в том же Ковент-Гарден вы получите больший гонорар, чем если бы столько же раз станцевали дома?
- На ставке примы-балерины особой разницы нет, но для других категорий она заметна. Ну а уж если куда-то выезжаешь индивидуально или участвуешь в гала-концерте звезды, то гонорары еще выше.
- Я знаю, что вы дистанцировались от клаки - группы поклонников, которые ходят по пятам за любимым артистом и кричат «браво!» на спектаклях. Она вам не мстит за вашу холодность?
- Думаю, этим людям неприятно, что на них не обращают внимания и не испытывают в них никакой нужды. Но реагировать на их выпады я не буду. Мне это неинтересно.
- Могут ведь и нагадить: кажется, был случай, когда кому-то из звезд бросили на сцену веник...
- Они вправе выражать свои эмоции доступными способами. Но ответа не последует.
- А в театре у вас есть недоброжелатели?
- Таких, чтобы последовательно вредили, я не знаю. Но существуют люди, которые просто физически не переносят моего общества. Я отношусь к этому спокойно, потому что... потому что и сама кое-кого недолюбливаю.
- Но объектом интриги себя не ощущали?
- Интриганов из любви к искусству просто не встречала. Ведь у каждого есть цель, к которой он стремится. Если кому-то нужно срубить дерево - он его срубит. А то, что случайно завалит три соседних кустика, на это можно и не обращать внимания.
- Работа в Большом повлияла на ваш характер?
- Конечно. Сначала я дико боролась, хотела самоутвердиться, занять какое-то заметное место. Потом поняла, что, мягко говоря, увлеклась чем-то не тем. А успокоившись, вскоре обнаружила, что свое место таки нашла - что мне интересно. Когда удалось изжить в себе это чувство непрерывной войны, бесконечной борьбы, вдруг пришло признание.
- Вы стали внутренне гармоничнее?
- Знаете, да. Но не скажу, чтоб гармония на меня с неба свалилась. Я над этим работала. Я ведь очень темпераментный человек - из тех, кто если уж выпустил эмоции на волю, то испепелит все вокруг и останется в одиночестве. Но сегодня многие из моих новых знакомых говорят: «Ты такая зайка!» А я про себя думаю: знали бы они!
- У вас есть какая-то группа поддержки? Чья-то надежная спина вас страхует?
- Всеми сегодняшними успехами я обязана своему педагогу Татьяне Голиковой.
- Педагогу - само собой. Но, может быть, существуют какие-то влиятельные люди, которые вас патронируют, оттого вы такая бесстрашная?
- Я, в общем-то, не очень нуждаюсь в их поддержке. Столько раз начинала заново, что если, чего доброго, сейчас все снова рухнет - ну допустим, меня опять сошлют в кордебалет, - это уже не страшно: начну еще раз. А насчет участия влиятельных людей... Мои близкие всегда хотели, чтобы я повнимательней к ним относилась. Меня поругивали, что я не очень-то обращаю на них внимание.
- Но вы по-прежнему не обращаете?
- Конечно, приятно, когда приходит человек и говорит: «Я могу вам помочь». Я всегда вежливо отвечаю: «Спасибо». И добавляю: «Помощь пока не нужна». Как бы вам объяснить?.. В этом есть какое-то лукавство. Все равно ведь ты выходишь на сцену без мамы, без папы, без «денежного мешка», который тебя опекает. Когда мои близкие в который раз твердят, что хотели бы видеть рядом со мной сильного человека, я спрашиваю: «А в чем заключается эта сила?» Она ведь явно не в деньгах. По-моему, сильных людей очень мало. И делает их сильными не миллионное состояние.
- А любовь способствует творчеству? Или, наоборот, препятствует?
- Ой, вы знаете, творческие люди мучат себя по-разному. Некоторым нужно постоянное ощущение влюбленности, разрывов, примирений. Но я не очень-то люблю подобные драмы. Хотя они создают некоторый эмоциональный багаж, на который можно опереться в творчестве. В моей жизни, например, была очень тяжелая ситуация, когда умер папа. Это случилось, когда мне едва исполнилось 18 лет: я только что окончила школу и собиралась поступать в театр. И впервые тогда ощутила, что такое деньги и как непросто их заработать. Очень остро почувствовала, что детство закончилось, что надо начинать жить как-то по-взрослому. Словом, это был рубеж. И если в работе нужно включить сильную эмоцию, то достаточно об этом вспомнить - и пожалуйста: я могу вам сию минуту запросто заплакать, не сходя с места. Но новых потрясений в жизни я не хочу - наоборот, хочу радости. Почему и говорю, что я не очень сильный человек - драмы меня не закаляют.
Татьяна РАССКАЗОВА
В материале использованы фотографии: АЛЕКСАНДРА ДЖУСА