Директор Большого театра честно разъяснил «Огоньку», как на самом деле проходят гастроли балетной труппы в Англии и можно ли говорить о конфликте руководства театра с певцом Николаем Басковым
АНАТОЛИЙ ИКСАНОВ: КОЛЯ ВЗДОХНУЛ С ОБЛЕГЧЕНИЕМ
В разгар мертвого сезона Большой театр оказался в центре сразу двух шумных историй: увольнение Николая Баскова и провал «Ромео и Джульетты» на гастролях Большого в Ковент-Гарден.
— Провалом это назвать сложно. Я был в Лондоне только на открытии гастролей и сейчас вот лечу на закрытие. Но мне после каждого спектакля звонили или посылали SMS-ки. Вот, я сохранил SMS-ку после первого показа «Ромео и Джульетты»: «Все отлично. Мы победили». Публика с восторгом восприняла этот спектакль. А на следующий день — отрицательные рецензии! Не вся, но большая часть критики действительно осталась недовольна.
— Чем вы это объясняете?
— В первую очередь, конечно, консервативностью лондонской балетной критики, которая ожидала от Большого театра спектаклей только классического толка. Они к ним привыкли, восхищались ими долгие годы, начиная с 1956-го. Они оказались совершенно не готовы к тому, что Большой театр может сделать нечто другое. Привыкли, что Большой — всегда вот такой. А мы показали, что Большой — разный. И в какой-то степени я даже рад, что мы взбудоражили ситуацию в Лондоне такими неожиданными ходами. Пусть сомневается слабый.
— Вы считаете, что дело только в консерватизме? Может, наоборот, в искушенности? Для нас «Ромео» в постановке Деклана Доннеллана и Раду Поклитару — прорыв Большого в область современного танца. А в Европе современным танцем никого не удивишь.
— Ну, возможно, и так. Возможно, мы несколько позже, чем европейский балет, вышли на дорогу современного танца. Однако для нас эта работа очень важна и в первую очередь своей необычностью. Для молодежи особенно. Ведь в этом спектакле заняты совсем молодые артисты, 18 — 20-летние ребята. Они с таким вдохновением, с такой страстью танцевали, что большинство критиков это отметило. Для меня на самом деле самым неприятным было то, что в наших СМИ, например на НТВ, сразу появилась информация о провале, о том, что спектакль был освистан. Какая-то наша газета даже написала, будто гастроли открылись «Ромео и Джульеттой» и тут же провалились — в то время как мы открывали их «Дон Кихотом», а все остальные спектакли прошли просто «на ура». Как будто все только и ждут от нас провала и скандала — вот что меня смущает. К тому же, никто никого не освистывал. Всего в одной английской статье было написано, будто зрители «букали» — и то, когда на сцену вышли режиссер и хореограф. А зрители опровергают это в своих письмах, опубликованных в лондонской прессе, — они пишут, что никто не «букал» и не свистел.
— Артисты нервничали?
— Вы знаете, просто как на последний бой шли. Будто что-то доказать хотели. Патриотизм — затасканное слово, но он в них действительно есть, это чувствуется. Конечно, артистам сложно было выходить в «Ромео и Джульетте» уже после этих критических статей. Но тем не менее они пахали в полную силу. Это очень радует.
— Насколько в случае гастролей важна роль критики?
— Нашим импресарио было совершенно все равно. Они ориентируются на публику, ведь это публика покупает билеты. А я в данном случае больше ориентируюсь на нашу, российскую критику, которая подавляющим большинством признала «Ромео и Джульетту» лучшим спектаклем сезона. Я думаю, в Париже спектакль приняли бы по-другому.
И в Эдинбурге. «Ромео» очень хотел получить Эдинбургский фестиваль. Я сейчас понимаю, что надо было сначала в Эдинбург его везти, а уже потом — в Лондон.
— Сезон у вас завершается еще и шумихой вокруг Баскова. Но после Волочковой вам, наверное, уже ничего не страшно?
— Да мне и в голову не приходит их сравнивать. Просто Коля год у нас ничего не пел...
— По собственной инициативе?
— В каком-то интервью Коля сам говорил, что Ведерников (главный дирижер театра. — Ред.) предложил ему поучаствовать в «Летучем голландце». Коля посмотрел партитуру, потом поехал к Монтсеррат Кабалье, и та сказала, что сейчас это не для него. Нужно еще поработать, поучиться, с ней позаниматься. Это Колины слова. Потом, у него большая эстрадно-концертная деятельность. И в свое время мы говорили ему, что если он хочет петь в Большом, надо заниматься с педагогами, коучами, которых мы приглашаем. Но в силу занятости у него это не получалось. Весной он широко объявил, что едет в Испанию и так далее. Ну так извините. У нас многие солисты ездят по миру. Но если ты состоишь в штате, должен сначала договориться с театром, написать заявление, а тогда уже можешь ехать куда угодно.
Но существует другая форма трудовых отношений с театром — не работа в штате, которая все-таки накладывает обязательства, а приглашение на определенную партию. Между прочим, у нас в труппе минимум треть солистов оперы работают именно по таким контрактам. А в идеале должна бы работать как минимум половина. Поэтому мы с Николаем в конце мая и договорились, что нужно менять форму наших трудовых отношений: он теперь не штатный работник, а приглашенный солист.
— То есть вы его не уволили, как все пишут, а изменили форму контракта?
— Да. Такая же форма, к примеру, у Нины Ананиашвили, у Елены Васильевны Образцовой.
— И уговорить Николая было легко?
— Абсолютно легко. Я даже думаю, что Коля вздохнул с облегчением.
— Почему же тогда в прессе эта история выглядит совсем не так миролюбиво? Про того же Ведерникова Басков резко высказывался в «Коммерсанте».
— А мне он говорит: «Анатолий Геннадиевич, мне журналисты звонят, я что-то рассказываю, а потом читаю совсем не то». — «Например?» — спрашиваю. «Ну про Ведерникова». — «Понял», — отвечаю.
— Какое участие в истории с Басковым принимал Михаил Швыдкой?
— Примерно такое: все наиболее значимые движения, которые происходят в театре, я все-таки с ним согласовываю. Поэтому для него было неожиданностью, что мы поменяли контракт, а я не поставил его в известность.
— А изменение контракта — это значимое движение?
— Оказалось, когда речь идет о таком известном артисте, то да. Безусловно, подобных изменений происходит в театре много, и они ни у кого не вызывают интереса. Я думал, что и сейчас не вызовут. Но просчитался.
— И как проявил свой интерес Швыдкой?
— Он узнал о Баскове из прессы, прозвонил, спросил, что Коля у нас будет делать. Я ему все рассказал.
— Осенью Басков споет у вас в «Онегине». А какие-нибудь еще партии ему светят?
— В «Набукко».
— Но это тоже старый спектакль. А новые постановки? Все-таки они важнее для карьеры.
— Вы понимаете, мы уже не первый год применяем такую практику: на каждую новую постановку проводим кастинг, в котором участвуют как солисты Большого, так и приглашенные. И Коле тоже придется принимать участие в кастинге, если он хочет петь в новой постановке. Он выразил желание спеть в следующем сезоне в «Мадам Баттерфлай». Пусть покажется Бобу Уилсону, который ставит этот спектакль. Тот его послушает, посмотрит на его внешние данные.
— А вас не коробит эстрадная карьера Баскова?
— Определенное неудобство есть. Все-таки опера и эстрада — разные жанры. Вопрос об эстраде всякий раз возникает в наших разговорах с Колей. Он говорит, что сейчас он популярен, сейчас ему это интересно, но постепенно обещает перейти на оперную сцену. Посмотрим.
— Все-таки: он вам больше интересен как хороший тенор или как популярная персона?
— Сегодня — как популярная персона. Но есть большие надежды, что он станет хорошим оперным певцом.
— На него в Большой ходит какая-то специальная публика?
— Да, поклонников много. Реагируют они не как классическая оперная публика. Это меня, конечно, смущает. Когда на поклонах они визжат, свистят и закидывают Колю цветами, а рядом стоят, мягко говоря, более интересные певцы, то это неправильно.
— Можно ли говорить, что из-за этого внутри театра возникает напряженное отношение к Баскову?
— Вы знаете, нет. У Коли легкий характер, и он хорошо сходится с людьми. Конечно, кто-то его недолюбливает, особенно среди старшего поколения. Но основная часть труппы очень доброжелательна к нему. Он совершенно бесконфликтный человек.
— Я так понимаю, что и у вас с ним совсем другие отношения, нежели с Анастасией Волочковой...
— Ой, давайте не будем.
Екатерина БИРЮКОВА
обозреватель газеты «Известия»