ТЕЛО ВСЕЙ ЖИЗНИ

Россияне помешались на собственном здоровье

ТЕЛО ВСЕЙ ЖИЗНИ

У Набокова есть рассказ «Занятой человек» — про бедного эмигрантского фельетониста, больше всего озабоченного страхом смерти. Я знаю такого занятого человека. Прежде он был занят политикой. Бегал на митинги и подписывал воззвания, слушал «Эхо Москвы» и писал письма в газеты. Потом политики не стало. А может, просто он состарился. И главной темой его жизни стало здоровье. Назовем его Брусков, звучит похоже. Брусков принадлежит к среднему классу, читает в престижном вузе что-то вроде политической истории. Был период, когда он питался пророщенными росточками — и ничем иным. Существует препарат из пшеничных зародышей — Брусков съедал по двадцать капсул в день и этим ограничивался. Потом он узнал, что в пищу необходимо добавлять селен — это снижает риск сердечных заболеваний. Так что теперь он шагу не делает без селена — кислых таблеток, выпускаемых какой-то подсуетившейся фирмой. В Москве действует целый клуб селенитов вроде анонимных алкоголиков: они собираются и обсуждают чудесное действие селена, делясь ощущениями. У одного лысого даже начали расти волосы, правда, в носу, но это только начало.

Недавно я застал Брускова на кухне. Открыла его жена — измученная его увлечениями женщина тридцати с лишним лет. Сам он в каменной неподвижности сидел на кухне, зажав меж пальцев нитку. На конце нитки болталось массивное брусковское обручальное кольцо. Брусков держал нитку над творогом. Кольцо колебалось.

— Если оно качнется в его сторону, творог ему можно, — прошептала жена. — А если от него, то нельзя.

Творог оказалось нельзя. По моему настоянию он подержал кольцо над питьевой водой — сначала сырой, затем кипяченой. Ее оказалось нельзя. Брусков ужаснулся. Он представил свою сухую жизнь и безводную смерть. Тогда я предложил ему подержать кольцо над головой жены. Слава богу, жену оказалось можно. В отместку он подержал его надо мной. Меня оказалось нельзя. Самое интересное, что этому способу правильно питаться Брускова научили коллеги, сотрудники все того же престижного вуза, точно так же озабоченные правильной жизнью.

Брусков подозревает у себя множество болезней. Он не расстается с медицинским справочником, как раньше не расставался с радиоприемником. Недавно нашел у себя диабет, но замерить сахар боялся. На всякий случай перестал пить чай с сахаром — последняя слабость, которую он себе позволял. Я редко видел, чтобы фобия (страх болезни) так удачно сочеталась с манией (стремлением жить здоровой жизнью). Одно время Брусков боялся умереть от сердечной недостаточности и стал тягать штангу. Потом ему сообщили, что от штанги развивается множество болезней позвоночника, — он начал было отжиматься, но это ему было лень. Заниматься спортом ему вообще лень, подсознательно он это понимает, но себе не признается, а потому пробует все новые эффективные методики здоровой жизни, не требующие особых физических усилий.

Например, было дыхание по системе Алексеевой. Или Станиславской, не помню. Брусков вдыхал на четыре счета и выдыхал на восемь. Сначала с метрономом, потом научился так. Были какие-то пластические и эвритмические кружки, на которых учили двигаться сообразно своему биоритму. Было, наконец, безумное увлечение уринотерапией, но заставить себя пить урину Брусков не мог. Он ею растирался и то недолго.

— Брусков, — спросил я его однажды, — ты что, хочешь жить вечно?

Он посмотрел на меня с невыносимым презрением. Я не знаю навыков правильной жизни. Я позволяю себе есть в один прием мучное, молочное и мясное. Я вообще ем когда хочу. И бассейна не посещаю. А Брусков посещает не простой бассейн, а эзотерический, где клуб его единомышленников принимает в воде особенные позы и дышит под водой. Говорят, там есть еще закрытые заседания для нудистов, но Брусков туда не ходит. Он считает, что сексу надо уделять как можно меньше времени.

Когда его пытаются убедить, что такая забота о своем здоровье уже болезненна, он произносит в ответ длинные речи о том, как отвратительно бескультурны люди, живущие хаотической, нерациональной жизнью; выдает сентенции о чистых людях будущего, которые будут питаться исключительно слабительным...

Об этом он говорит с той же яростью, с какой раньше доказывал полезность приватизации и отвратительность государства. И я не пытаюсь объяснить ему, что вся его нынешняя зацикленность на малейших отправлениях собственного организма именно от того, что внешняя жизнь исчезла, что культура опопсела, политика зачищена, телевидение кастрировано, а потому главной отдушиной большинства сделалась забота о том единственном, что останется с ними до конца. О своем теле и его темных потребностях.

Каждый выходит из этой ситуации как умеет. Как в семидесятые, когда одни неутомимо плейбойствовали, другие увлекались йогой, а третьи спали исключительно на свежем воздухе. Некоторые, правда, пользовались исторической паузой для творчества. Но это ведь дано не всем.

Дмитрий БЫКОВ