Пастернак с отбойным молотком
СОЮЗ ПЕРА И ХОРАЛА
Что создал и что воспел Первый съезд советских писателей
Семьдесят лет назад, 17 августа 1934 года, в Москве в Колонном зале Дома союзов открылся Первый съезд Союза советских писателей. Стенограмма этого исторического форума была издана в том же году. Она составила книгу в более чем 700 страниц.
Это уникальное произведение рассказывает о том, как в течение двух недель (съезд закончился 1 сентября) без малого 600 делегатов радостно и успешно претворили в жизнь проект товарища Сталина — сами создали механизм, с помощью которого партия смогла осуществлять жесткий идеологический контроль над их творчеством.
Больше при жизни «вождя народов» писательских съездов не проводилось.
В этом и не было нужды. Все, что надо, было сделано на том, первом.
Он, кстати, стал праздником всего советского народа. Его работа широко освещалась в советской и мировой прессе. В зале присутствовали и выступали известные зарубежные литераторы. Форум приветствовали рабочие и колхозники, армия и флот, комсомольцы и пионеры. На заседаниях то и дело вступали оркестры и звучали напутствия «инженерам человеческих душ» от лица партии и народа. Делегаты обещали все исполнить и благодарили Родину, Сталина, СССР. Когда в зал вошла работница Метростроя с отбойным молотком на плече, Борис Пастернак вскочил со своего места и бросился ей помогать. Молоток оказался из папье-маше. Потом, выступая, поэт объяснил свою «интеллигентскую чувствительность» тем, что в тот миг «она в каком-то мгновенном смысле была сестрой мне...»
Стенограмма буквально дышит пафосом творчества, воздухом свободы, искрометным юмором и высокой романтикой тех лет. Я держу в руках экземпляр, который дал мне для работы писатель Юрий Карякин. Ему книга досталась от Алеся Адамовича.
На первой странице, где сообщается, как под бурные овации А.М. Горький открыл высокий форум, рукой Карякина выведено: «А Мандельштам уже арестован, 16 мая 1934 года. И все они об этом знают!»
«Идущие вместе» — это РАПП сегодня
Зачем же они собрались, чего хотели? Кому был нужен этот съезд?
За годы, прошедшие после революции, они пережили много интересного и неожиданного. Например, пестрое разноголосье литературных объединений. Кого только не было! Лефовцы, имажинисты, «Серапионовы братья», конструктивисты, обэриуты... Плюрализм конечно же был! Эксперименты — тоже.
Однако мировая революция, что вот-вот должна была случиться, требовала от творцов таких произведений, которые были бы понятны и полезны пролетариям всего земного шара. Для этого, внушали наивным писателям пламенные революционеры, литература должна быть не столько русской, немецкой или шведской, сколько пролетарской, классовой.
«Разные течения нашей литературы, в близком будущем, должны будут слиться в одном широком потоке, который и даст нам то, чего все мы так ждем: выражение современного мироощущения в новых, ему отвечающих формах».
Это восторженное пророчество написал не полуграмотный красноармеец, а человек, которого Горький называл «самым культурным писателем на Руси», — поэт Валерий Брюсов, активно поддержавший большевиков, вступивший в их партию. И один ли он был такой? Бабель воевал в Конармии, которую потом описал. Фадеев не создал бы «Разгром» без личного опыта красного партизана.
В Октябрьской революции участвовал Безыменский. В Гражданской войне — Багрицкий. Это он объяснялся в стихах: «Механики, чекисты, рыбоводы, я — ваш товарищ, мы одной породы...» За ним романтик Луговской: «У статуи Родена мы пили спирт-сырец: художник, два чекиста и я, полумертвец...»
Поэтому в 1925 году возникла Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), в ее руководство сразу же вошли люди, вернувшиеся с поля боя за коммунизм. Наступало время «гегемонии пролетарской литературы». Ее принцип четко выразил Александр Безыменский: «Только тот наших дней не мельче, / Только тот на нашем пути, / Кто умеет за каждой мелочью / Революцию мировую найти».
Мировую революцию находили не все. С теми, кто не искал или делал это плохо, разбирались. Нет, не в подвалах Лубянки. Пролетарская критика была карающим мечом в руках классово выверенных литераторов.
«Муха-цокотуха» К. Чуковского была высечена критиками «за воспевание мещанского счастья». А его же «Мойдодыр» признали «посягательством на чистоту пролетариев».
Маяковский был из «Левого фронта» (ЛЕФа), считал революцию своей, славил ее. Но это ему присылали из зала записки: «Когда вы застрелитесь?» РАПП определил его как «попутчика». Он же (дабы оправдаться?) с упоением клеймил мхатовскую постановку «Белой гвардии» М. Булгакова.
Сам же Михаил Афанасьевич с жалобой на бешеную критику обращался к Сталину.
Евгений Замятин тоже писал вождю: «Критика сделала из меня черта советской литературы». Но автора утопии «Мы» не услышали — не надо было выводить в ней Институт государственных поэтов и писателей.
Нынешние «Идущие вместе», решающие, кто сегодня полезный писатель, а кто вредный, имеют в лице рапповцев выдающихся предшественников.
Для ревнителей пролетарского искусства не было авторитетов. Когда за Булгакова попробовал заступиться Луначарский, наркома просвещения и вдохновителя Пролеткульта заклеймила «Комсомолка». Когда Горький сказал о пьесе «Бег»: «Великолепная вещь, которая будет иметь анафемский успех», решили взяться и за него, «замаскировавшегося врага». В итоге ЦК ВКП(б) пришлось даже принять резолюцию «О выступлении части сибирских литераторов и литературных организаций против Максима Горького». Горького оградили, но классовая борьба на литературном фронте разгоралась.
Сколько же их было, полуграмотных писателей, пришедших в литературу буквально по набору с заводов, фабрик, колхозов? Один из исследователей истории РАПП, известный литературовед Михаил Айвазьян назвал мне цифру.
Четыреста тысяч человек! В таком количестве и при таком качестве творчества «пролетписы» становились опасны не только литературе, но и власти. Духовный террор, учиненный рапповцами, привел к тому, что многие писатели ждали Первого съезда, как ждут Спасителя. Больше того, имя Спасителя они знали и произносили его с соответствующим выражением.
«Буревестник» над Колонным залом
Интересно, что Сталин на самом съезде не присутствовал. Но он вел его от начала подготовки до финальных оваций.
А главным исполнителем в поставленном спектакле он сделал Горького. Поэтому «соррентийский отшельник», вернувшийся из-за границы, был встречен с величайшими почестями. Для него была придумана целая программа адаптации к советским реалиям, а заодно и проверка на лояльность. Одним из тестов стала поездка большой группы писателей (84 человека) во главе с Алексеем Максимовичем на строительство Беломорканала. Того самого, сгубившего сотню тысяч заключенных и подарившего миру слово «ГУЛАГ».
Литератор наших дней Петр Вайль: «Никогда и нигде в истории мировой словесности не собирались вместе такие мощные литературные таланты. Среди 36 авторов книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» — Максим Горький, Алексей Толстой, Валентин Катаев, Илья Ильф и Евгений Петров, Михаил Зощенко, Виктор Шкловский, Всеволод Иванов. Они не просто приняли участие в пропагандистской акции, не просто подписали из-под палки казенную бумагу, они приложили все свое мастерство, чтобы разработать сюжеты и расцветить образы. Они описали просветленных каналоармейцев, восхищенных гуманизмом охраны, они нанизали метафоры, щедро рассыпали эпитеты и довели текст до стилистического блеска, отталкивая друг друга и забегая вперед. По-честному надо было бы включать беломорские главы в собрания сочинений этих писателей: ничего литературнее никто из них не написал...»
Горький доверие оправдал. Но было бы наивно думать, что такой зубр не вел со Сталиным свою игру. С одной стороны, «буревестник революции» поддерживал руководителей РАПП, особенно критика Авербаха. С другой, собственный талант, вкус и любовь к литературе не могли не подсказывать Горькому, что надо поддерживать и принимать в Союз таких, как Булгаков, Зощенко, Пильняк... А о поэзии, считал Горький, надо говорить так серьезно, чтобы бездарные рифмоплеты, вроде Демьяна Бедного, немного поутихли.
Сталину конечно же с талантливой интеллигенцией играть было интереснее, чем с классово ориентированными графоманами. Иван Гронский, бывший профессиональный революционер, главный литературный советник вождя, редактор «Известий» и «Нового мира», как-то спросил Сталина, почему он позволил доклад о поэзии делать Бухарину, оппозиционеру, заклейменному в этом же году на XVII съезде партии. «Горький изнасиловал», — последовал мрачный ответ. Но такая уступчивость вовсе не отменяет хитроумия Сталина по отношению и к Бухарину, и к Горькому.
Позже Гронский, как многие литераторы, загремит в ГУЛАГ. Он выйдет оттуда лишь в 53-м. И напишет в своих мемуарах: «Вот, например, беседует Сталин с человеком. Ласков, нежен. И улыбка, и глаза — все искренне. Придраться не к чему. Провожает его до дверей. И уже через несколько секунд совсем другое выражение лица. Говорит: «Какая сволочь!» — «Товарищ Сталин, вы же только что другое говорили». — «Надо было подбодрить, чтобы работал». Так же артистически он разыгрывал дружбу с Горьким, на самом деле не доверяя ему. Это была очень тонкая игра. Удивительно: Горький — писатель, «инженер человеческих душ», казалось бы, сама профессия подразумевает знание человеческого характера, но Сталина, на мой взгляд, Горький так и не смог раскусить».
Сталин руководил подготовкой и самим съездом из Сочи. Туда Жданов посылал ему донесения и материалы. Вождь загодя читал все, но ни во что впрямую не вмешивался.
|
Трибунал для Достоевского
Горький сделал чрезвычайно странный доклад «Советская литература». О ней-то, родимой, он не сказал практически ничего. Начал «буревестник» с первобытных времен, с пространных размышлений о роли труда в формировании культуры. Назвал Христа неудачным примирителем всех противоречий жизни, а Иуду — «предателем рабочего класса». Прошелся по творчески бессильной европейской литературе и добрался до нашей, дореволюционной. Здесь досталось многим. Но особенно — Достоевскому, которого, оказалось, легко представить в роли «средневекового инквизитора».
Достоевского на съезде клеймили с упоением. Отличительно активен был Виктор Шкловский: «...Если бы сюда пришел Федор Михайлович, то мы могли бы судить его как наследники человечества, как люди, которые судят изменника».
Федор Михайлович в зал «наследников человечества» не явился. Как и Иосиф Виссарионович, которого славить до исступления пришлось заочно. Сталин же хотел не только гимнов в свой адрес, ему требовалось укротить РАПП, показать стране и миру свою более гибкую работу с интеллигенцией. Конечно, выступающие не раз отмечали талант того же Пастернака, Олеши, Маяковского, других незаурядных писателей. Но общая картина была удручающей: съезд, призванный увести литературу от вульгарной классовой идеологии, источал неистребимый рапповский дух.
Вот, например, как Николай Богданов тепло, по-большевистски «воспитывал» Юрия Олешу: «Помните: молодой человек нашей эпохи никогда не был беспартийным. Это не надклассовый благоухающий цветок, выросший в омытых кровью полях революции, а непримиримый боец и будущий, может быть, герой всемирного Советского Союза... У него навертываются слезы, когда он в «Трех песнях о Ленине», в этом прекрасном произведении Дзиги Вертова, видит живого Дзержинского у гроба Ленина...»
Так они говорили с трибуны. Иначе — за стенами Колонного зала.
Из справки секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР (отклики писателей на работу съезда):
Пантелеймон Романов: «Отменная скука и бюрократизм, которые не оживить никаким барабаном». Илья Сельвинский: «На съезде в речах одних и тех же ораторов была странная смесь искренности и казенщины». Исаак Бабель: «...так как все это делается искусственно, из-под палки, то съезд проходит мертво, как царский парад...»
Но у власти было иное мнение...
Ровно два года спустя после 1-го съезда, избравшего руководящие органы СП СССР во главе с Горьким, Алексея Максимовича уже нет, он умер в июне от странно развившегося простудного заболевания. Докладчика по поэзии Николая Бухарина расстреляют в 38-м, Карла Радека, докладчика по мировой литературе, — в 39-м. В 40-м — Бабеля и Кольцова... Всего из сотни членов избранного правления Союза будет репрессировано 33, из 591 делегата — 180.
Что уж говорить о рядовых.
Впереди у СП СССР будет еще долгая насыщенная жизнь. «Воспитательная» работа с Солженицыным, Пастернаком, Бродским, борьба с любыми отступлениями от идеологии партии, с «безродными космополитами», очернителями, антисоветчиками, диссидентами. Персональные дела, исключения из Союза, дележка дач, путевок, пайков. И все это под знаменем «социалистического реализма», придуманного Сталиным и Гронским, с неизменной и горячей поддержкой власти — везде и во всем, несмотря ни на что...
Недавно я услышал, будто к 70-летнему юбилею славного Съезда группа энтузиастов хочет выйти на кого следует с предложением о новом, едином и конечно же свободном Союзе писателей РФ. Думаю, получится! Благо стенограмма под рукой...
Юрий СОЛОМОНОВ