Андрей СЕЛЬЦОВСКИЙ: "В Москве уже не хватает врачей"

Накануне осени - самого тяжелого для медицины времени года - корреспондент «Огонька» встретилась с руководителем столичного здравоохранения Андреем СЕЛЬЦОВСКИМ

Андрей СЕЛЬЦОВСКИЙ:

Андрей Петрович, в чем специфика московского здравоохранения?

- В Москву приезжает большое число мигрантов. У многих запущенные заболевания и их надо лечить. Так уж повелось еще со времен Советского Союза - серьезные заболевания лечились в Москве. Ведь все крупные специализированные медицинские центры находятся здесь.

А нелегальные мигранты? Им оказывают какую-то помощь?

- Конечно. Неотложную помощь по закону мы обязаны оказывать всем. Кстати, именно по вызовам машин «скорой помощи» мы можем точно сказать, сколько в Москве на самом деле жителей. У нас есть экспериментально выведенная формула вызова, и мы можем с уверенностью сказать, что сейчас в Москве проживают около четырнадцати миллионов человек, а не десять, как указано в последней переписи. Вот вам еще пример: принято считать, что летом количество людей в Москве увеличивается за счет туристов. А мы знаем, что летом людей в Москве меньше. И все из-за вызовов - ведь их количество прямо пропорционально количеству жителей. Зато осенью съезжаются все: и москвичи домой из отпусков возвращаются, и мигранты подтягиваются, и туристы. «Скорые» работают на пределе.

Андрей Петрович СЕЛЬЦОВСКИЙ родился 30 сентября 1938 года в Москве, в семье медиков. Окончив среднюю школу, поступил в ленинградскую Военно-медицинскую академию. Служил в авиационных частях, в госпитале на Курском вокзале, несколько лет провел в одной из африканских стран, где участвовал в боевых действиях. Прослужив двадцать лет в Вооруженных силах СССР, стал работать в гражданской сети здравоохранения. Прошел путь от рядового хирурга до заместителя главного врача по хирургии, а затем главного врача Боткинской больницы. Из Боткинской больницы Сельцовский переместился в кресло председателя Департамента здравоохранения столицы и занимает его уже пять лет.

Многие ваши коллеги на периферии, наверное, уверены, что в Москве крутятся все деньги страны, поэтому и проблемы решать легче. Попробовали бы, мол, руководить здравоохранением без денег.

- Конечно, финансовый вопрос играет большую роль. Но ведь именно за счет московского бюджета содержится огромное количество федеральных учреждений здравоохранения. Огромные клиники, в которых, как я уже говорил, лечатся люди со всей России. В Москве самое большое количество хосписов, и все эти учреждения полностью на обеспечении городских властей.

Эксперты Mercer Human Resourse Consulting признали Москву самым опасным городом Европы. В этой части рейтинга мы оказались на 184-м месте, пропустив вперед в том числе столицу Зимбабве - Хараре, где уже три года продолжается война. Можно сказать, что Москва - это военный город?..

- Каждая московская больница считает, что она чуть ли не фронтовая. Просто все дело в количестве больных. Если где-нибудь в провинции приемное отделение за сутки принимает двух-трех пациентов, то в Москве такое же отделение принимает двести-триста. Поэтому и кажется, что тут вечный бой.

Но неужели за последние годы не изменились причины вызовов «скорой помощи»? Неужели по-прежнему сердечные приступы и детские заболевания лидируют?

- Показания выезда «скорой помощи» остались прежними. За исключением криминала. И хотя криминал занимает не такой уж высокий процент вызовов, но уже одно то, что раньше ножевое ранение считалось ЧП, а сейчас это почти норма, о чем-то говорит. И все-таки я не могу сказать, что Москва - фронтовой город. Вот сегодня у нас не было ни одного огнестрела... Как можно вообще сравнивать многомиллионную Москву и Хараре? Был я там - там одна улица.

Андрей Петрович, вы ведь потомственный военный врач. Может, расскажете, чем же отличаются настоящие боевые действия от того, что в Москве происходит.

- Не хочу я об этом вспоминать, все прошло. Одно могу сказать: Москва большой город, и у него, как у всякого мегаполиса, масса проблем. Взять те же самые ДТП. Говорят, что у нас их очень много только потому, что водители правила дорожного движения не соблюдают. А вы посмотрите, что в Париже делается! Или еще лучше в Риме. Везде сложно водить машину. Другое дело, что раньше не каждый советский человек мог позволить купить себе машину, следовательно, и аварий на дорогах было мало - кому ж сталкиваться, если три машины по проспекту едут! А сейчас движение у нас интенсивное, особенно в столице. Стало быть, больше аварий, больше травматизма, чем, скажем, в каком-нибудь сибирском поселке. А значит, работы для врачей тоже больше.

Специфика работы московских врачей и врачей провинциальных отличается еще и тем, что в столице большое количество научно-исследовательских институтов, и любой врач всегда может обратиться за консультацией к ученым, ведь вся ведущая профессура работает у нас. В провинции такой возможности нет. Если здесь специалист рассчитывает на высокие технологии и помощь коллег, то там он прежде всего рассчитывает на свои знания, опыт и, если угодно, на свою смекалку. Вот есть у меня любимый регион - Костромская область. Там от поселка до поселка около ста километров - зимой больного в райцентр можно и не довезти. И в таком городке вся надежда на местного доктора. Я однажды прошелся там по улице с одной женщиной, местным участковым врачом. Не поверите, она шла как царица - ей в пояс кланялись!.. Вот вам и плюс провинции - пациенты там знакомы с врачом лично, поэтому всех этих надменных «зайдите-выйдите-подождите» врач себе не позволяет. Он уделяет пациентам максимум внимания, а те ему в свою очередь - максимум уважения.

В Москве иначе относятся к пациентам?

- Разные врачи есть. Вот недавно был случай: привезли родственники в московскую больницу бабушку из Владимира. Люди сами небогатые, в гостинице остановиться не смогли. Привезли ее и тут же уехали. Приезжают на следующий день с тапочками, халатом и продуктами - а бабушки нет. Как, что, почему? Оказалось, ей просто отказали в госпитализации. Какой-то доктор ее осмотрел и сказал: «Нет у вас ничего, уходите!». Ну что делать? Бабушка дисциплинированная - ушла.

А куда ей идти на ночь глядя, если она не из Москвы? Слава богу, сообразила спросить у прохожих, где вокзал и пешочком туда добиралась... Ну как, скажите, я после этого должен к этому доктору относиться? Формально он все сделал правильно.

А вот по-человечески поступил очень непорядочно. Жил бы он в маленьком городке - сто раз подумал, стоит ли так поступать. Ведь и с бабушкой, и с ее родственниками ему бы не раз на одной улице встретиться пришлось... Или вот еще пример: осмотрел врач больного, выходит в коридор и громко коллеге объясняет: «Нет, этот не дотянет до утра». Нормально? А в коридоре родственники...

Разве врач не имеет права оглашать серьезный диагноз?

- Он обязан его огласить. Но вот как это сделать - другой вопрос. Знаете, в медицине есть целое понятие - деонтология. Это наука общения между больным, его родственниками и врачом, медсестрой. Причем эти отношения регулируются законом. Некоторые родственники не знают этого и умоляют: «Вы только не говорите моему папе, что у него рак». А как не говорить, если мы по закону обязаны это сделать?.. Но здесь важно сказать правильно. Знаете, есть такое старое выражение: «Если после беседы с врачом пациенту не стало лучше, значит, это плохой врач». Конечно, болезни лечатся медикаментами, но я уверен, что огромную роль играет также убеждение. У меня был учитель, который говорил: «Если вы в один день не научитесь уговаривать пациента на операцию и в этот же день от нее отговаривать, то хорошего врача из вас не получится». (Смеется.)

Ну вы, по-моему, уговорите кого угодно.

- Вы думаете это так просто? У меня сейчас есть больной, которого я курирую. И я не могу его убедить в необходимости операции, ну не могу.

Может быть, это отчасти происходит и от недоверия к врачам? Вот я в последнее время какую газету ни открою - там непрерывные вопли об убийцах в белых халатах, о том, что у пациентов вырезают органы на продажу... Тяжело решиться на операцию после такого чтива...

- Совершенно верно. Вот у меня на столе несколько газет. Посмотрите на заголовок - «Врачи-убийцы». А суда, кстати, еще не было... Тема о криминальной пересадке органов стала излюбленной в средствах массовой информации. Все это напоминает мне борьбу с менделизмом-морганизмом и дело врачей-вредителей пятидесятилетней давности. Врач оказывается беззащитным перед критикой непрофессионалов, вследствие этого растут страх и недоверие пациентов. Это только в плохих телесериалах говорится, что сердце можно пересадить через сутки, а почку - чуть ли не через неделю. Счет идет на минуты, и врач еще должен в таком авральном режиме заполнить очень сложную документацию. Некоторые не успевают это сделать, мы с ними активно боремся и наказываем виновных.

Значит, речь идет только о бумажной волоките, а не о грубых врачебных ошибках или халатности?

- Абсолютно верно. Никаких «убийц в белых халатах», зарабатывающих миллионы на донорских органах, просто не существует. А вот реальная проблема в медицине - это взяточничество. Приходит пациент и ему говорят, что один день пребывания в клинике обойдется в две тысячи рублей. Что делает большинство наших граждан? Платит необходимую сумму. А ведь есть закон, по которому прежде всего надо заключить договор, в котором прописано: какие услуги и сколько стоят.

Не от хорошей жизни врачи взятки берут...

- Согласен. Страна, которая так платит своим врачам и учителям, право на будущее имеет с трудом. Мы уже доигрались до того, что у нас в Москве не хватает врачей. Люди, которые получали знания в лучших мединститутах страны, теперь торгуют машинами, работают в гостиницах, банках... А как их можно осуждать? Мы ведь им не создали условий! Так что лечащие врачи - это люди большого мужества. И хотя очень скоро в Москве участковый врач будет получать около двенадцати тысяч в месяц, это все равно очень мало. Лучше, чем в провинции, но все равно мало.

Что делать?

- Понять наконец, что здравоохранение - это стратегическая отрасль. А не место для экспериментов.

Наталья РАДУЛОВА