Серхи ЛОПЕС: "Надоело быть злодеем"

Известный французский (хотя изначально каталонский) актер, звезда фильмов «Порнографическая связь» и «Гарри - друг, который желает вам добра» - о Джоне Ленноне, Дженис Джоплин, хиппи, яппи и прощальной роли Мари Трентиньян

Серхи ЛОПЕС:

На видео и DVD вышел французский хит «Дженис и Джон». Французы научились сочинять необычные сюжеты. В новом фильме герой Серхи Лопеса решает позаимствовать деньги у своего блаженного кузена, фаната Джона Леннона и Дженис Джоплин. Этому кузену (его играет Кристофер Ламберт) когда-то привиделось, будто Джон и Дженис сказали ему, что не погибли и обязательно вернутся. И персонаж Лопеса направляет к нему «Леннона» и «Джоплин» (безработного актера и собственную бессловесную жену).

Дженис Джоплин может скоро стать звездой экрана № 1. Про рок-певицу, умершую от передозировки героина в 1970 году, готовятся два фильма в Америке - один с Рене Зелльвегер, другой с певицей Пинк. Во французском фильме псевдо-Дженис - домохозяйку, которая к изумлению собственного мужа действительно начинает ощущать себя настоящей Джоплин, ураганно выступать с ее песнями, курить марихуану на улице, - сыграла Мари Трентиньян. Смешная и трагическая роль стала для дочери легендарного Жан-Луи Трентиньяна (который тоже занят в фильме) последней работой в кино - вскоре на съемках в Вильнюсе ее до смерти избил бойфренд, модный французский музыкант Бертран Канта.

Естественно, что разговаривая перед выходом фильма с последним экранным партнером Мари Трентиньян - Серхи Лопесом, обозреватель «Огонька», задав вопросы о карьере и творчестве, перешел потом к той загадочной ауре, которая окружила казавшийся анекдотическим (и не более того) фильм «Дженис и Джон».

- Серхи, вы резко прославились четыре-пять лет назад после «Порнографической связи» и «Гарри - друга, который желает вам добра», получившего призы в Канне. «Связь», однако, в которой вы сыграли с Натали Бай, стала последним фильмом, где ваш герой положительный. Теперь они сплошь отрицательные - в «Гарри» (где вы добрый маньяк), «Истории любви» (где Жан Рено защищает от вас Жюльетт Бинош), «Грязных прелестях» (где вы достаете Одри Тоту), наконец, в «Дженис и Джоне». Отчего так?

- Когда я начинал сниматься, то играл персонажей, которые мне близки. А в «Гарри» впервые попытался полностью отстраниться от себя, перейти, скажем так, на теневую сторону. Когда только-только зашла речь о «Гарри», режиссер и продюсер долго пытали меня: «Серхи, а ты уверен, что сумеешь создать такой омерзительный образ?» Сумел, вероятно: после этого фильма на меня посыпались предложения играть исключительно психопатов. Это меня напугало. Я стал внимательнее читать сценарии. Но, кажется, этап все-таки завершился. Сейчас мне предлагают роли самые разные.

- Как получилось, что вы, будучи родом из Каталонии, стали знаковым актером французского кино? И почему вообще среди тех, кого мы знаем как фирменно французских актеров, так много испанцев? Жан Рено, Венсан Перес, Виржини Ледуайен...

- Наверное, потому, что если ты работаешь во французском кино, у тебя больше возможностей. После первого своего французского фильма, снятого Мануэлем Пуарье, я вернулся в родную Барселону, и мне все сказали: «Ты что, дурак? Зачем губишь свою карьеру?» Я же думал: «А какая у меня может быть карьера во Франции? При моем-то жутком акценте!» Но Пуарье полюбил со мной работать, и в итоге в 1997 году наш пятый с ним совместный фильм попал в Канн. И имел большой успех! Фильм назывался «Вестерн» - это такое роуд-муви о странном путешествии по Европе рационального испанца, которого играл я, и бесшабашного русского. А Канн, сами понимаете, - всемирная ярмарка. После него меня стали активно зазывать во французские фильмы. Но, кстати, и в испанские тоже. Могу точно сказать, что у меня не было стратегии сделать имя именно во французском кинематографе.

- У нас показывали «Вестерн» - действительно хороший фильм, к тому же полный восторгов по отношению к загадочной русской душе. Русский носит там диковинное имя Нино, но это уже детали. Вернемся к «Дженис и Джону». Когда-то почти все хиппи стали яппи. Для меня этот фильм о том, что нынешние яппи лелеют в душе мечту как-нибудь превратиться обратно в хиппи. Вам близки такие устремления?

- Я думаю, это вполне естественно - ностальгировать по 60-м, когда, как мне кажется (я, можно считать, не застал это время, родившись в 1965-м), люди были гораздо более открыты. Например, они всегда были готовы принять незнакомцев, что нашему времени никак несвойственно. Люди теперь практически не смотрят друг на друга. Другое дело, что мечтать-то о свободе в стиле хиппи можно, а решиться на такую свободу... Я лично не смогу. Все мы привыкли к капиталистической системе, когда необходимы хорошая работа и хорошая машина.

- Меня удивила одна деталь. Ваш персонаж говорит в фильме: «Леннон? Он был в «Роллинг стоунз». - «А разве не в «Битлз»?» - «Да точно тебе говорю, что в «Роллинг стоунз». Неужели 30 - 40-летние французы не знают о Ленноне?

- Мне-то это тоже кажется диким. Но вы знаете, такие люди есть. В среде... ну как ее назвать...

(- Мещанской, - по-русски подсказываю я.)

- ... скажем так, для ограниченных людей подобное возможно. Мой герой и те, кто его окружает, не то чтобы глупые. Они просто ничем не интересуются, что опять весьма характерно для нашего времени. Мой персонаж, по замыслу режиссера, когда говорит о Дженис и Джоне, представляет два портрета, которые нашел в интернете, фактически двух кукол, но ничего о них не ведает. Оттого когда они приходят к герою Ламберта, то изъясняются по-французски, а по-английски - с дичайшим акцентом. Тот, впрочем, все равно счастлив.

- Дженис - Мари Трентиньян. Фильм выглядит сегодня так, словно бы посвящен ее памяти. Многое кажется прямо-таки потусторонним. Погибшая Трентиньян изображает Дженис Джоплин, вернувшуюся с того света. Герой ее отца, Жан-Луи Трентиньяна, провожает дочь в кадре таким тоскливым прощальным взглядом (что никак не вяжется с происходящим), словно бы предчувствует, что она скоро уйдет навсегда. Не было ли во время съемок каких-то знаков грядущей трагедия?

- Совсем напротив. Мари была очень веселой, она обладала поразительным чувством юмора. По ходу картины ее персонаж радикально меняется - из забитой жены она превращается в этакую свободную, живущую, как ей хочется, обольстительную оторву (я в хорошем смысле говорю), и вот она на самом деле такой и была. Но ваш вопрос совсем не случаен. В фильм действительно будто бы закралось что-то провидческое. Очень многие после просмотра говорили: «А вы, наверное, после смерти Мари перемонтировали фильм, добавили какие-то вклейки, чтобы в нем появилось это трагическое предвидение ее ухода». Ничего подобного: фильм был полностью завершен месяца за три-четыре до ее смерти. Но, конечно, эта тема мертвых, которые возвращаются... Она теперь звучит в фильме совсем иначе. А фраза Трентиньяна, обращенная к моему персонажу: «Моя машина исчезла. У меня ощущение, что я потерял человека, который мне очень близок и с утратой которого я не могу смириться»? Так бы фраза и фраза. Теперь же во время просмотра - мурашки по коже. А вспомните самый-самый финал фильма: фотографию Мари Трентиньян, одетой, как Дженис, на фоне синего-синего неба... Она и впрямь выглядит теперь как прощальная, и лично я, пересмотрев фильм после гибели Мари, испытал от этого кадра настоящее потрясение.

- Мистика кино...

- Да, мистика кино.

Юрий ГЛАДИЛЬЩИКОВ