Даниил ГРАНИН: "Советская жизнь стала белым пятном"

На телевизионную премию ТЭФИ выдвинута программа Даниила Гранина «Я помню...», которую сам автор не видел

Даниил ГРАНИН:

Нынешнее телевидение отторгает не только писателей, но даже читателей. Писателей на экране мало, читателям послушать некого. Эфир предоставляет писателям разве что канал «Культура». Как раз на нем в январе в связи с 85-летием Даниила Гранина вышел его четырехсерийный цикл «Я помню...». Сейчас одна из серий - «Совковая Атлантида» - выдвинута на ТЭФИ.

Корреспондент «Огонька» встретилась с Даниилом Граниным, одна из первых книжек которого, кстати, в начале 50-х вышла в «Библиотечке «Огонька». Это была повесть «Спор через океан». И в телевизионном цикле «Я помню...» писатель рассказывает, как он тогда испугался: на обложке поместили его портрет и ему казалось, что все его узнают на улице. Корреспондент без труда узнала Даниила Александровича на одной из улиц поселка Комарово, где у Граниных уже лет сорок дача. Разговор начался с телевидения, но им не ограничился:

- Этой передачи я даже не видел. Слушать о себе, да еще в своем исполнении - сплошная досада.

А рассказывать о себе?

- Тоже трудно. Особенно на телевидении. Здесь много опасностей: опасность преподнести себя излишне красиво, опасность впасть в какую-то манерность, опасность «стриптиза». И отстраниться от себя нелегко. Это вообще сложность всех мемуаров. А в телевизионной передаче ты уже и изменить ничего не можешь. Я привык: напишешь фразу, потом ее переделываешь, подбирая одно слово, другое, пока добьешься чего-то более или менее приличного. А тут произнес, сняли - и все. Заканчивается съемка, я думаю: мать родная, как я неуклюже говорил! Здесь к тому же не было опоры на написанный материал. Одно дело, когда снимался цикл о Петре - по готовой книге или цикл «Блокада» - тоже по книге. Про себя книги нет. Теперь, после этой передачи, может, стоит писать про себя.

Из авторской программы Даниила Гранина «Я помню...»:

«Когда перебираешь старые фотографии, возникает странное чувство: я это или не я? Вот 20-летний солдат, почти дистрофик, в обмотках, на Ленинградском фронте. Вшивый, грязный, обозленный... Бегство, выход из окружения, отступление. Оружия нет, страх попасть в плен, расстрелы, убийства, гибель ребят, бездарные командиры... О чем я могу сегодня с ним говорить?

А вот совсем другая фотография: мы на съезде писателей - Виктор Некрасов, Женя Евтушенко, я, довольный собой. Успех, слава. Автор вроде бы бестселлеров. И опять - это чужой, незнакомый человек. Чем я так доволен? Что я о себе воображаю? Это интересная вещь - встречаться с самим собой спустя много лет. Тщетная попытка вспомнить и понять себя».

Вы себя в каком поколении ощущаете?

- В военном. Чем была война для нашего поколения? Поначалу - патриотическим порывом (я сам пошел в народное ополчение), но затем - страшным разочарованием. Мы считали, что будем воевать на чужой территории. Нас учили только наступать - «ни пяди своей земли». А мы отступали. Оказалось, что нет ни опытных военачальников, ни связи, ни авиации... Война была обманом. Но она стала для нас и большой школой. Мы поняли: надеяться не на кого. То, что мы выиграли войну, - чудо. У немцев были опыт, оружие, разработанные планы. У нас даже карт не было. Знаменитый военный анекдот: две бабки стоят у колодца и смотрят, как офицеры изучают карту. Одна другой говорит: «Наверняка сейчас дорогу будут спрашивать». Выстояли и сумели перейти в наступление прежде всего потому, что война с нашей стороны была справедливой.

Война имела для моего поколения еще одно важное значение: когда наши солдаты перешли границу, они поняли, какая там жизнь. Я впервые увидел стиральную машину. И не обнаружил там коммунальных квартир. Это было прозрением. Потому военное поколение следовало быстро образумить. И сталинская система энергично этим занялась.

В цикле «Я помню...» Даниил Гранин рассказывает, как после войны они целый месяц пили. Потом он начал работать в кабельной сети. Жили они с женой в коммунальной квартире. Только что родившаяся дочка спала в чемодане. Таз, в котором ее купали, потом наполнялся винегретом на всю фронтовую компанию. Пеленали девочку на единственном столе, и как-то она залила рукопись начинающего писателя-отца. Даниил Александрович раскричался, а жена невозмутимо сказала: «Подумаешь, Лев Толстой!».

В серии «Совковая Атлантида» вы говорите о советских временах так, как будто речь идет о XIX веке, в котором мы не жили. У вас есть ощущение, что многое уже забыто?

- Да. Мы стараемся забыть прошлое удивительно успешно. Мы его хоронили все вместе, приплясывая и проклиная или плача - в зависимости от того, что каждый из нас имел в этом прошлом. С тех пор многое исчезло. Изменился словарь - уже нет «персональных дел», «продовольственных карточек», «ордеров»... Что это такое, теперь надо пояснять в комментариях и примечаниях. Ушли понятия, но главное - мы перестали вспоминать, что за этими понятиями стояло, как мы жили. Не помним очередей и магазинов тех лет. Забыли про стенные газеты, соцобязательства и соцсоревнования...

Может, и хорошо, что забыли?

- С одной стороны, хорошо. Но с другой, это стыдно и неприятно, потому что мы отказываемся от своей истории. У меня вдруг возникло ощущение пробела: вся советская жизнь стала белым пятном. Никто не хочет возвращаться к ней. Но когда мы вернемся (ведь история должна быть непрерывной, она не терпит пропусков), окажется, что мы не в состоянии восстановить многое - и начнем придумывать. Пионерская и комсомольская жизнь, непрерывные собрания, совещания, парткомы - все это составляло значительную часть чувствования. История народа, по-моему, это история не только фактов и событий, но и чувствований. Без этого невозможно понять, почему мы так или иначе поступали. В нашей жизни было много позитивного - ни одна система не может существовать, если в ней нет позитивного. Советская продержалась 70 лет. Почему? Потому что была мечта, идея. Люди чувствовали себя социально защищенными. Можно было куда-то идти с жалобами. Сейчас кому пожалуешься? Это все - приметы того времени. И без них физиономия прошлого расплывается.

Из цикла «Я помню...» Даниила Гранина:

«Очень важно в этой совковой Атлантиде, которая почти уже скрылась под водой, показывать вещи и факты из ушедшей навсегда жизни. В ней, конечно, очень много противоречивого, не очень понятного. Но эта противоречивость и непонятность и есть, может быть, самое важное, самое интересное для литературы. Потому что когда все понятно, когда на все есть ответы, когда мы все знаем заранее, то искусство исчезает».

В своей программе вы рассуждаете о мирах, которые существовали тогда: мир очередей, мир собраний... А из каких миров состоит нынешняя жизнь?

- Давайте подумаем. В первую очередь это мир новых страхов. Страх, что лопнет банк. Страх, что закроется твоя фирма. Страх безработицы. Этого не было раньше. Во-вторых, конечно, - душепожирающий культ денег.

Мир телевидения входит в число новых миров?

- Конечно. Телевидение приобрело власть, по-моему, чрезмерную. С помощью телевидения ныне можно раскрутить не только любого артиста, но и любого политического деятеля. Телевидение вдруг обнажило для меня новое отношение к искусству - аншлаговое. Эстрада, шоу-бизнес вышли на первое место. Серьезное искусство вытесняется.

А к писателям журналисты обращаются в основном в связи с какими-то датами - и цикл «Я помню...» снимался по случаю вашего 85-летия. Не обидно: есть опыт, знания и они не очень востребованы? Или это опыт иной жизни и он сегодня не применим?

- Роль писателя - и это тоже примета нашего времени - резко изменилась. Может, это связано с тем, что роль книги стала другой. Говорят, время бумажной книги закончилось - есть интернет. Кроме того, книги теперь дорогие, да и нет времени читать - слишком велика борьба за существование. Ведь раньше как: приходишь в какое-нибудь учреждение, на предприятие, обращаешься к сотрудни...це (по большей части - «це»). Первое ее движение - она захлопывает ящик, где лежала книга, которую читала. У меня однажды в Америке была встреча в университете, и я по советской привычке начал говорить, что наша страна - самая читающая, книги выходят громадными тиражами. И одна студентка меня спросила: «Не кажется ли вам, что у вас читают вместо жизни?». Отчасти она была права.

Юлия ЛАРИНА