ТЕРАКТ НУЖЕН ВСЕМ?

Трагедия в Беслане оказалась предметом торга, вот в чем главный ужас

ТЕРАКТ НУЖЕН ВСЕМ?

Дмитрий БЫКОВ
Беслан — Москва

Теракт нужен некоторой части иностранцев, политэмигрантов и критиков так называемого кровавого режима: «Вы убили детей!»

Он необходим сторонникам режима: «Государь, закрути гайки!» (Ради этой петиции, уверен, и сгоняли людей на митинг, и многим она кажется еще недостаточно радикальной.) Нужен и тем, кто сегодня шныряет по улицам Беслана, пробирается на похороны, а потом, затесавшись в толпу, кликушествует: «Это ингуши убили ваших детей! Или вы не мужчины, что не мстите?!»

Теракт необходим оголтелым славянофилам: «Наконец-то президент заговорил по-мужски! Да, именно тотальная мобилизация нации и чтобы заткнулись все эти правозащитники, которых лучше бы сразу на фонари за измену Родине!»

И западникам он тоже нужен: «Смотрите, что делает с вами эта власть! А ведь при нас такого не было!» Консерваторам, либералам, олигархам, нищим, чеченофилам, чеченофобам — всем очень нужны мертвые дети. На них огромный спрос. От их имени можно творить все что угодно.

В Беслане не было ничего подобного. Я слышал там поразительно здравые оценки, которых так не хватает сегодняшней Москве. И между прочим, одна красивая и умная девушка мне в Беслане все это и предсказала. «Тут ты все правильно говоришь, — сказала она. — А вот приедешь в Москву и будешь доказывать, что все это от кавказцев и не надо их к нам пускать. Хотя, между прочим, осетины книжки читают, театр любят и ведут себя культурно, не хуже русских». Эта веселая и чрезвычайно стойкая девушка — Нагина Аликова, красивей которой я давно никого не видел, — пострадала от теракта, хотя в той школе не была: она шла домой из кафе, где работает, вместе с подругой. Рядом разорвалась граната, прилетевшая из школы: захватчики постреливали каждый час-полтора, напоминая о серьезности своих намерений. Подругу тяжело ранило в спину, Нагине перебило кисть. Она разговаривала со мной, морщась от боли и улыбаясь, и умудряясь при этом накрывать на стол и совать соску племяннице. Жители Беслана даже в эти дни помнили, что гостя надо кормить и поить, и розни между ними быть не могло. Все ворота были открыты, все ходили друг к другу со словами поддержки и сострадания, и на площади перед ДК я не слышал ни споров, ни ссор. Сначала — молчаливое ожидание, прерываемое внезапными рыданиями. Потом — такой же молчаливый ужас. Я еще могу понять людей, которые в такой ситуации сплотились против власти. Но вот понять людей, которые всякую внешнюю угрозу обращают на внутреннего врага... У такой нации нет шанса, по-моему.

Ко мне и к корреспонденту арабского канала «Аль-Алям» Абдаллу Иссе подошли две сестры-мусульманки, очень старые женщины, — Зарема Тулатова и Валентина Кетова: «Мы совершили хадж, мы знаем все, что говорил Пророк. Объясните в Москве, что эти люди... захватчики... они не мусульмане! В священный месяц Раджаб, в священный день — пятницу, в священный час молитвы — между часом и двумя — пролить детскую кровь! Четыре смертных греха!»

Конечно, я слышал в Беслане и обещания: «Дойти до Назрани», и уверения, что во всем виноваты ингуши. Но понимали там и то, что именно на такую реакцию рассчитывали террористы. Беслан в те три дня и потом, во время похорон, был необычайно сплоченным городом. И поэтому он, возможно, спасется. А вот насчет русской интеллектуальной элиты у меня серьезные сомнения.

Интеллектуальные спекуляции здесь двоякого рода. Первая: Россия сама виновата в том, что с ней происходит. Вторая мифология — точное зеркало первой: во всем мире устраиваются незначительные теракты-шоу, а с нами идет прицельная, бесчеловечная, небывало жестокая война. Нас убивают, и направляются эти силы из самой Америки. Потому что мы лучше всех.

Сторонники мифа о русской святости и национальной исключительности кавказцев ненавидят, но мертвых кавказских детей не прочь использовать. Они много кричат сейчас о солидарности с христианским осетинским народом, хотя вообще-то для них все «черные» на одно лицо. Да у ребенка, я думаю, вообще нет конфессиональной принадлежности — это выбор сознательный, взрослый.

И еще кое о чем можно бы подумать. О том, что терактов, конечно, можно не допускать, но можно бороться с террором и после того, как заложники уже захвачены. Можно искать нестандартные подходы к ситуации. Когда Черномырдин пошел в 1995 году на то, чтобы выслушать требования Басаева, — а ведь тогда в Буденновске была захвачена больница, да еще и родильное отделение! — многие говорили о беспрецедентном национальном унижении. А по-моему, не было унижения. Был нестандартный ход, ошеломивший самих захватчиков. Они выдвинули заведомо невыполнимое требование — а его выполнили. И многих, многих людей удалось спасти. Власть обладает особой аурой. Я не верю, что представителя власти, который осмелился бы пойти в школу №1 в первый же день захвата, взорвали вместе с детьми. Обратите внимание, школу ведь и после штурма не взорвали. Боевики пытались уйти. А общего сигнала на взрыв так и не последовало. Взорваться вместе со зданием очень трудно. Не всякая шахидка наберется решимости. А уж о людях, которых привлекли к захвату бесланской школы, и говорить нечего.

Не знаю, технически у них все это не получилось или духу не хватило, но факт остается фактом: не взорвали. Так что не Дзасохов или Зязиков, которых требовали боевики, а российский премьер или любой силовой министр вполне могли бы явиться в Беслан и поговорить кое о чем с так называемым Полковником, которого, по одной из версий, звали на самом деле Али Тазиев. Это был бы шок. По крайней мере здесь есть предмет для спора. В конце концов перехитрить террориста во время переговоров вполне реально и искать пути для обходного маневра в любом случае продуктивнее.

Хорошо бы еще узнать, каким образом Али Тазиева с такой легкостью записали в мертвые. Теперь известно, что в 1998-м он был похищен боевиками и перешел на их сторону. О судьбе его толком ничего не знали. А если бы знали — раскрыть Тазиева было бы несложно. Ведь жена его и дети до сих пор живут, где жили. Полагаю, их появление рядом со спортзалом могло резко изменить ход событий...

Мертвые дети оказались предметом спекуляции. А если так, то вспоминается мне одна хорошая фраза из редко перечитываемой сегодня книги: «Во что еще бить вас, продолжающие упорство?» Это не из Корана. Это пророк Исайя.

Нам нужны новая страна и иные отношения. С кем все это строить? Только с детьми. Теми бесланскими детьми, которые помогали друг другу выбираться из спортзала и ковылять во дворы. Теми бесланскими детьми, которые единственные во всей этой ситуации вели себя с безупречным достоинством и твердым пониманием происходящего. На этих детей — вся надежда.

МОЖЕТ, ПОРА ОТОЙТИ ОТ ШОКА

Начиная с 1 сентября я смотрю на то, как теракт, разработанный группой неведомых мне людей с черными бородами, ширится, растет и парализует умы примерно 150 миллионов российского населения

Дмитрий ГУБИН

Сначала страна следит в прямом эфире за захватом школы и убийствами заложников, потом в течение четырех дней практически в том же прямом эфире выходит на митинги под лозунгами: «Мы больше не допустим этого кошмара!», «Мы победим!», «Мы с тобой, Путин!»

Моя жена бросает в разгроме кухню и шлет какие-то «благотворительные SMS» для жертв теракта, в половине третьего ночи появляясь в слезах: желающих перечислить деньги с телефонных счетов столько, что SMS не проходят. Алексей Герман на митинге на Дворцовой площади требует ввести расстрел для террористов: он, похоже, запамятовал, что террористки-шахидки идут на смерть, да и захватчики школы в Беслане тоже понимали мизерность шансов выжить. Олег Табаков с неподдельной слезой говорит о том, что только выродки, чудовища могут поднять руку на детей: он не помнит, что у того же Шамиля Басаева на войне были убиты жена и малолетние дети. Конечно, сейчас не время вспоминать, что, по версии катарского суда, сотрудниками российских спецслужб был взорван Зелимхан Яндарбиев вместе с 13-летним сыном, а поскольку эти сотрудники выполняли приказ государства, то получается, что российское государство все же считает в некоторых случаях возможным детей убивать (вопрос — чьих детей и в каких количествах, но в России по этому поводу точно не митинговали).

Я вовсе не хочу размазать по стенке бесланского спортзала Германа, Табакова (и уж тем более свою жену) и я прекрасно знаю, что от катарских террористов Россия открестилась (как, впрочем, и Аслан Масхадов от бесланских). Мои намерения иные. Я хочу обратить внимание, что логика сопротивления терроризму, распространяющаяся сейчас по России, игнорирует как факты, так и логику террора. А значит, такое сопротивление неэффективно.

За 10 дней августа и сентября 2004 года в России произошло пять терактов, в результате которых погибли полтысячи человек. И общество вправе задаться вопросом: чем же занимаются те, кто должен его охранять? Я вовсе не хочу крови конкретного человека. Возможно, Путину достались разваленные, непрофессиональные, коррумпированные спецслужбы. Однако задаться вопросом о профпригодности спецслужб — и о соответствии главы ФСБ Патрушева занимаемой должности — жители России просто обязаны. Это действительно вопрос безопасности, а не поиска виновных. Скажем, в Великобритании за последние полгода прошли как минимум три массовых ареста лиц, подозреваемых в террористических заговорах (в попытке теракта в лондонском метро, в изготовлении «грязной бомбы» и в попытке подготовки теракта в ведущих финансовых институтах США). Но не случилось ни одного взрыва или захвата. И это при том, что мусульманское население составляет чуть ли не пятую часть населения Лондона: когда вы прилетаете в Хитроу, на иммиграционном контроле вас встречает девушка чуть ли не в чадре.

Если общество не пытается разобраться в причинах неудовлетворительной работы спецслужб (а вас она удовлетворяет?), если парламент не создает комиссии по расследованию работы этих спецслужб (как это произошло в США после 11 сентября), значит, общество лишь выплескивает эмоции на митингах, но не беспокоится о своей безопасности всерьез. Это первый важный момент.

Второй важный момент заключается в том, что никто из протестующих против террора даже не пытается задуматься о том, каковы цели террористов. А только понимая эти цели, можно противостоять их осуществлению — то есть собственно террору. Официальная политика российской власти состоит в том, что террористам, вообще «той стороне» нельзя давать слово. Однако чего хотят эти люди? Какая идея заставляет их с такой легкостью расставаться со своими жизнями и с еще большей легкостью класть чужие? Какую роль в их мотивах играют идеи, а какую — деньги? Единственный человек, который в последние дни поднял эту тему, был директор Эрмитажа Михаил Пиотровский. Может быть, потому что по образованию он востоковед.

Но пока перед всеми вопросами даются ответы типа: «У терроризма нет имен и нет национальностей», это означает, что при всех благих намерениях война будет вестись не с террористами, а с общественными представлениями о них. Мы как греко-римский борец, намеренный поставить на место вора в законе: он думает, как через бедро с захватом, а ему — заточку между ребер.

Есть и другие вопросы, так и не прозвучавшие на фоне трагедии Беслана. Я, например, не могу понять, почему в течение четырех лет отчаянной борьбы с террором, в котором a priori обвиняют Масхадова, этот самый Масхадов не найден и не пойман? Устроить с ним интервью приличный журналист может максимум за два дня, а ФСБ год за годом твердит, что его местонахождение «неизвестно». Логично ли в таком случае задать вопрос, что руководству России по каким-то причинам существование Масхадова выгодно — или невыгодна его поимка с последующей передачей в суд? (Я опять-таки не про ответ на вопрос, а про логику вопроса.)

Не прозвучал и вопрос о пресловутой «прозрачности чеченской границы». После терактов 1999-го каждый российский обыватель предлагал обнести Чечню по периметру стеной. Силовики на это высокомерно передергивали плечами: как вы себе это представляете? Да так и представляем. Стену между собой и палестинской автономией буквально за полгода возвел на западных территориях Израиль; израильтяне говорят, что в секторе Газа это позволило уменьшить число терактов, если не ошибаюсь, раз в десять. Почему этот пример невоспроизводим?

В отсутствие информации и, обратите внимание, в отсутствие требований со стороны террористов можно лишь предположить, что цель террора — заставить жить в страхе большую, довольно успешно экономически развивающуюся страну, невротизировать ее ожиданием очередного неизбежного удара, заставить совершать эмоциональные, нелогичные поступки.

И если борьба с террором — это митинги в рабочее время, эмоции и заламывание рук, значит, террористы добиваются своей цели.