КООРДИНАТЫ ЖИЗНИ

В России появляется все больше людей, чьим интересом становится история собственной семьи, улицы, поселка. Оказывается, захватывающая история есть не только у столиц и людей великих

КООРДИНАТЫ ЖИЗНИ

Владимир КАРА-МУРЗА: «Тут моя Россия»

Только человек, знающий историю собственной семьи, дома, города, может не абстрактно понимать и историю собственной страны, считает известный телеведущий, историк Владимир Кара-Мурза

Я думаю, одна из главных наших бед — рассмотрение российской истории как отдельной, а не личной. То есть она была где-то и когда-то, а мы живем в ином пространстве. Но человек, который знает историю собственного рода, дома и улицы, он уже к России подходит не абстрактно. Хроника рода начинает ему кое-что очень важное объяснять о стране.

Моя мать, дай Бог ей здоровья, очень долго — всю молодость — отмечала день рождения 9 июля и считала, что родилась в тридцать четвертом. Коренилось это заблуждение в следующем: когда взяли деда — это как раз и было 9 июля 1937 года, — бабушка была в роддоме, ожидала ребенка. А мама с дедом жили вдвоем. Деда увели, а маму отправили в детдом, записав ей возраст этак на глазок — девочка маленькая, наверное, три года. А в качестве даты рождения вписано то самое девятое июля. Бабушка родила тогда мертвого ребенка, ее предупредили, чтобы она не возвращалась домой, и маму она нашла уже очень не скоро. В общем, тогда мама и выяснила, что родилась она в апреле, причем не тридцать четвертого, а тридцать третьего. А в качестве главного праздника в жизни она, оказывается, все это время отмечала день ареста своего отца. Знание такого штриха — оно очень способствует пониманию своей и общей биографии.

Что до знания собственной улицы и родных камней, то я жил и живу до сих пор в том районе, который и двести лет назад был Москвой, ассоциаций и великих соседей тут не меньше, чем на Арбате или в Замоскворечье, и в непосредственной близости от меня — на месте нынешней сорок пятой школы — родился Пушкин.

Интерес к малой Родине был в советские времена страшно опошлен официозной пропагандой. Но я уважаю тех, у кого этот интерес есть: вот в девяносто восьмом доме по Бакунинской небольшой трехподъездный двухэтажный дом — на фронт ушли двадцать восемь мужчин. Из них не вернулись двадцать семь. А тот один, который вернулся, взял кусок гранита и на нем собственноручно выбил список погибших жителей своего дома и установил на доме без всякой санкции, и полочку сделал под ним — там всегда живые цветы лежат. Сколько в России таких домов, из которых почти никто не вернулся? А доска самодельная — на одном. И когда Женя Кириченко снимал «Забытый полк», я ему посоветовал этот дом снять. Он приехал туда с группой. Жильцы в каждое окно выставили большую фотографию — двадцать семь лиц. Семьи-то все живут там же. И вот это, по-моему, было лучшим образом страны, который я вообще видел на нашем телевидении. Глядя на это, я с полным правом мог сказать — вот моя страна.

Я никогда не уезжал из района Спартаковской, Бакунинской, Бауманской улиц — из мест, откуда мой отец уходил сначала под арест, а потом на фронт; я поздний ребенок, а позднему ребенку всегда стараются рассказать как можно больше. Эти места дают мне силу жить: человек, у которого за два года закрывают четыре программы, начинает думать, что все вокруг очень уж эфемерно, очень быстро сыплется, уцепиться не за что. Есть за что. Мой дом — моя крепость. Не потому, что я в нем заперся — этого не будет, — а потому, что он и не такое перестоял.

Альфред Нобель, основатели Голливуда братья Шенк, Андропов и семейство Михалковых — все они, оказывается, земляки

Господа, я знаю, как спасти Россию. Причем не столичную — ей и так неплохо, — а провинциальную, о которой все столько стонут

Этот способ придумал не я. В Штатах целые города выживают за счет того, что в их окрестностях якобы водится джекалоп. Все отлично знают, что джекалопа не бывает. Это такой кролик, жирный крол с рогами, которого выдумали, подозреваю, американские безработные во время Великой депрессии. Чучело джекалопа — кролика со вделанными в него рогами — вы можете приобрести в любой сувенирной лавке данного города, его изображениями наводнены магазины и улицы, о нем написаны книги. Все смеются, но все покупают. Или вот тоже провинция, тоже американская, неподалеку от Арканзаса. Взяли и выложили дорогу желтым кирпичом, написали в путеводителе, что это та самая дорога, по которой шла Элли в страну Оз, и что вы думаете — паломничество! Родители с детьми стоят табором, все ходят по этой дороге, за отдельные деньги можно нанять Железного Дровосека, а Страшила там и так каждый второй.

В России уже тоже так выживают. Вот был город Великий Устюг, никто про него ничего не знал, кроме того, что когда-то он стоял на перекрестке важнейших торговых дорог. Захиревал Устюг в безвестности. А после того как московский мэр посоветовал коллеге-устюжанину распиарить свой город в качестве вотчины Деда Мороза, расцвел. Повалили в Устюг туристы, угощаются шашлыками из привозной оленины и радуются.

Расположенный на Волге город Рыбинск многочисленные туристические теплоходы обходят вниманием и не пристают к берегу. Да и чего там можно показать туристу? Положение спас энтузиаст, архивариус-любитель Владимир Рябой. Местный краевед давно перелопатил рыбинский, ярославские и многие столичные архивы в поисках замечательных людей, чья жизнь и дела были связаны с его малой родиной — Рыбинском.

— Я вообще всегда интересовался историей. А когда в 1985 году узнал, что сам гигант мысли — Солженицын в свое время отбывал срок в Волголаге, как раз у нас в Рыбинске, начал рыться в архивах и искать других людей... И ведь оказалось, что многие великие тесно связаны с Рыбинском, — раскладывая карту города, на которой размещены еще триста фотографий в профиль и анфас, рассказывает Владимир Иванович.

— Что, все сидели в Волголаге?

— Да что вы! Андропов — точно не сидел. Альфред Нобель сидел — за долги, — но не здесь. В Рыбинске он работал: построил первую перевалочную базу на Волге. Это случилось в 1891 году. Отсюда нефтепродукты отправлялись в 39 городов Российской империи и за границу. И братья Нобели приезжали в Рыбинск на открытие товарищества «Бранобель».

И Владимир Иваныч потащил меня на экскурсию по городу.

Видел я этот город. И даже когда-то жил в нем. Это я сообщаю на случай, если когда-нибудь прославлюсь и Рябой захочет пополнить свою коллекцию великих рыбинцев. Буквально к каждому дому тут прикасалась рука кого-нибудь великого или на худой конец замечательного, но местные власти пока не оценили, какая золотая жила досталась им в лице Рябого. Гостям города приходится довольствоваться видом каких-то старых особнячков с треснувшими стенами и провалившимися крышами.

Замечательно сохранился лишь дом, в котором располагалась контора «Бранобель». Это двухэтажный особняк середины XIX века, ничем не бросающийся в глаза. Еще недавно в здании располагалась автошкола и клуб ДОСААФ. Теперь музей будет. Но пока все экспонаты его могли бы уместиться в небольшой комнатке. В экспозиции — шесть стеклянных бутылей, в царские времена служивших для хранения керосина и других нефтепродуктов, продаваемых населению. Еще есть групповое фото служащих товарищества «Бранобель», бухгалтерские счеты XIX века с надписью «Бр. Ноб.», что несомненно указывает на причастность их к семейству Нобелей, и венец экспозиции: то ли латунный, то ли медный сорокалитровый бидон с клеймом товарищества Нобелей. На стенах висят портреты знаменитого на весь прогрессивный мир шведского семейства кисти незнаменитого местного художника. Нарисовано хорошо, похоже. Видно, что член такой семьи мог учредить Нобелевскую премию. На стеллажах вдоль стен книжки о Нобелях и дружбе России со Швецией. И флаг большой шведский на стенке растянут. Зачем флаг шведский? — спросит кто-то. Объясняю: Нобели хотя и повязаны, как выяснилось, с Рыбинском нерушимыми узами, но являлись подданными шведской короны. Вот флаг и повесили. И опять же экономия: флаг по площади большой, так что благодаря ему не меньше рулона обоев сэкономили.

— Еще у нас кресло имелось, на котором управляющий Рыбинской конторой товарищества сидел. А значит, и Нобель на него мог присаживаться, — печалясь о невосполнимой потере для мирового культурного наследия, повествует Владимир Иваныч. — Но похитили его. К сторожу друзья выпивать заходили, видимо, не хватило им водки, они кресло пропили. А кому продали, не знают — пьяны были.

А мир шоу-бизнеса! Как наследил он в Рыбинске! Неизвестно еще, каким путем развивалась бы история мирового кинематографа, если бы не наш город. Ведь именно в Рыбинске родились, провели детство, отрочество и юность два еврейских мальчика Иосиф и Коля Шейнкер. Позже в США они стали Джозефом и Николасом Шенк, основателями студий киномонстров «ХХ век Фокс» и «Метро-Голдвин-Майер».

— Планируем дом-музей Шенков еще открыть. Дом их сохранился в хорошем состоянии. Ну не совсем, конечно, хорошем, но стены и крыша остались. Будет музей Голливуда. Приедут, наверное, оттуда. Кто-нибудь из нынешних хозяев «Метро-Голдвин-Майер». А что? У нас тут такая натура — снимай не хочу!

Естественно, меня интересовало — откуда деньги берутся на все изыскания? И выяснилось, что сам Владимир Иваныч посвящает себя чистой науке, а всеми денежными вопросами ведает его товарищ Андрей Родин. Главный интерес Родина — его родина. Для ее блага плотно общается с предпринимателями различного калибра не только в Рыбинске, но также в Москве и Ярославле.

— Коммерсанты теперь охотно дают на это благое дело. Понимают, что деньги мимо плывут — каждый год 100 круизных теплоходов проплывает. Вот недалеко от нас есть городок Мышкин. Сам городок — две улицы, десять домов и пять тысяч жителей. Так у них десять музеев. И за летний сезон Мышкин до 70 тысяч человек посещают. Соответственно они тратят там деньги. А чем Рыбинск хуже? Что там такого, в Мышкине? Мышь их спасла. Князь спал, татары напали, а мышь князя разбудила. Вставай, говорит, идут на ты... Теперь у них там на каждой улице музей мыши. Мы тоже могли бы сделать себе славу на рыбах: типа, у нас князь спал, а рыбы приплыли и говорят — вставай, княже, иди на реку, татары! Но мы хотим серьезно. Вот когда туристы будут знать, что даже Голливуд в Рыбинске придумали, неужели им не интересно будет с парохода сойти! Да что Голливуд — кинематографическое семейство Михалковых, — Андрей произносит фамилию с ударением на втором слоге, и звучит она от этого как-то благородно — тоже корнями отсюда, с Волги. Их предок, тоже Сергей Владимирович Михалков, до 1843 года был предводителем рыбинского дворянства. То есть как бы наш Киса.

— А Гиляровский! — вдохновенно напоминает Родину Владимир Иваныч. — Он же у нас на Волге тянул лямку бурлака и жил в Рыбинске.

— Хорошо жил?

— Да хреново, конечно. Как все бурлаки. Но это же и интересно! Можно сделать музей бурлака Гиляровского. Корчму «У Гиляя». Меню бурлака: хлеб, тюря... А сколько великих просто проездом были...

А чтобы людям проще было понять, кто именно, когда и где оставил след в Рыбинске, Родин и Рябой составили карту города с местами пребывания великих. Каждое фото пронумеровано, и на сноске, под нужным номером находишь краткую историю личности и ее заслуг перед городом и цивилизацией.

«Максим Горький... В молодые годы бывал в Рыбинске, тема Рыбинска присутствует в одном из рассказов писателя «Однажды осенью». Мемориальное место: гавань». В рассказе «Однажды осенью», если кто не помнит, описано, как Алексей Максимович ночевал под лодкой с местной проституткой. Теперь все узнают, что проститутка была не какая-нибудь, а рыбинская... Воспоминания о Рыбинске оставили Луначарский, Екатерина II, Александр II и прочая, и прочая. Непонятно, что тут делал Луначарский, но Екатерина II, доподлинно известно, останавливалась в городе, путешествуя по России. А совсем недавно Владимиром Иванычем был найден в Рыбинске потомок царского рода Романовых, единственный из всего монаршего семейства проживающий в России. И хотя предок его был незаконнорожденным сыном великого князя Константина, но тем не менее рыбинский Романов чудом уцелел в кровавые годы большевизма. Если у него есть изба, можно открыть в ней музей с отдельным прейскурантом за рукопожатие и поцелуй.

Напомню: всего на карте пока что отмечено триста человек. В большинстве своем это, конечно, персоны, мало кому известные в мире, вроде Героев Советского Союза или Социалистического Труда. Но и не джекалопы! А раз уж появились их фото на карте родного города — значит, люди они были положительные, серьезные, со связями... Нет, все-таки недурно было бы и в других городах составить подобные карты, чтобы не называли граждане, проживающие в провинциальных городках, свою малую родину дырой. А могли смело заявить: не будь их городка — российская история, глядишь, пошла бы другим путем.

Владимир НИКУЛИН, Рыбинск

Кошкинские идеи

В самарском селе научились делать деньги на истории. Других источников дохода в райцентре все равно нет

Кошки всегда славились людьми веселыми и неординарными. Начальник районного управления культуры Федоров — экспрессивный, с запасом чудесной диалектной лексики — успел поработать в райкоме, побыть коммерсантом. Под дружные восклицания коллег «Ты с ума сошел!» продал авто, бизнес. И поскольку окончил Московский государственный университет экономики и статистики, решил подойти к культурному делу именно с этой точки зрения. С экономической.

Идея №1. «Первое упоминание о Кошках относится к 1737 году. С 1775 года Кошки, согласно архивным документам, живут зажиточно. Стали копаться: за счет чего? Оказывается, в основном за счет «сильных» фамилий — Чугуновых, Зотовых, тех же Федоровых. И все эти роды занимались земледелием, у них сильное подворье. Проще говоря, занимались малым бизнесом. Мы составили карту, где это наглядно видно. Кто занимался кожевенным делом, у кого была своя сыроварня, у кого кирпичный заводик. Ага, почва есть. Ничего даже выдумывать не надо. Затем создали центр по менее сильным фамилиям. Решили изучить родовую память, пошарить, у кого что есть. Собрали потомков и рассказали. Допустим, ваши предки занимались тем-то и тем-то. Может, и вам стоит? Если в генах заложено, это обязательно вылезет».

Идея №2. «В свое время были у нас тут французы. Выращивали лен. И мы вместе со школьными учителями решили на участках его выращивать. Восстанавливаем три ткацких станка. Два года работает мастерская по пошиву костюмов. Теперь мы полностью обшиваем управление культуры. Потом связались с городом Мышкином в Ярославской области, сделали его побратимом. И теперь получили заказ на изготовление костюмов, шлемов, ратных доспехов, которые у нас несколько лет делают ребята в кузнице. Делают с исторической дотошностью, вручную, как в XIII веке. Получается «сухой остаток» в виде денег, которые мы можем пустить на что-то еще».

Идея №3. «У нас здесь жил граф Зубов с женой, дочерью Суворова. Тот самый Зубов, который золотой табакеркой убил императора Павла I. Мы решили сыграть и на этой персоне. Оказывается, у него в родовом имении была винокурня. Сейчас мы заказали оборудование, которое делают с исторической точностью. Когда построим винокурню, будем водить туда туристов. Показывать, как получается «зелено вино», то, что сейчас называют настойками. Школьники будут собирать травы для винокурни и получать за это деньги. В этом есть и некий образовательный эффект. Собирая травы, они лучше будут узнавать природу края. Экспериментальным путем мы приготовили несколько напитков. Успели уже их продегустировать на областном совещании по социально-культурному проектированию».

Идея №4. «Все знают, что была битва между Тимуром и Тохтамышем. И все сейчас пытаются на этом поиграть. Но никто точно не знает, где была эта битва: в Кошках, Елховке или Красном Яре. Мы решили копья не ломать и не доказывать, что это было у нас. Пусть кто хочет выясняет. Но в ночь перед битвой Тимур разбил свой шатер на Караульной горе в Кошках. Мы связались с Центром Тимура в Узбекистане. Говорим: «Слушайте, ваш национальный герой Тимур в ночь перед битвой с Тохтамышем был там-то». Они прислали своих ученых, вместе с ними увязались и бизнесмены. Говорят «Отдайте нам эту территорию». Мы подумали, и глава района выдвинул условие: мол, мы готовы отдать вам это место, но вы должны в весенне-летний период разбить там лагерь Тимура. Развернуть палатки, разложить костры. Устроить стрельбу из лука, скачки.

А потом возникла еще идея. Раз битва между Тимуром и Тохтамышем прошла недалеко, почему бы не сделать эдакий «мост дружбы» и наконец-то помирить тимуридов и тохтамышевцев. С этой идеей выходим на министерство культуры в Казани. Они были в восторге. Решили, что выкопаем ров на Караульной горе. По ту сторону рва — лагерь Тохтамыша, на этой стороне — Тимура. Устраиваем театрализованное представление, в финале происходит братание на мосту. Это может превратиться еще в один культурный очаг в Кошках».

Не нужно сидеть и ныть, считает Федоров. Нужно всегда что-то делать. Даже когда все плюнули на деревенскую культуру.

Владимир ЛИПИЛИН, Самарская область

Летопись села Верещаки

Почти 60 лет ведет летопись своего села Михаил Филиппович КОВАЛЕВ

Ковалев листает книги любовно; 41-й, 46-й, 49-й, 65-й. В каждую вместилось по два-три года истории села Верещаки в XX веке.

...Когда Михаилу было 16 (а было это в 1936 году), он залез в разрушенную «товарищами» верещакскую церковь, в руинах нашел летопись. Три священника Верещакского прихода — Лукашевич, Лапчинский и Демченко, — сменяя друг друга, вели историю села с 1861 по 1915 год.

Юноша зачитывался.

...В 1669 году три мужика — Голыго, Пугач и Горбач — основали село. Назвали Верещаки, потому что в лесу возле села и на берегах небольшой речушки Вихолки обильно росла трава верещ. Через 40 лет там было уже «девять хат и четыре бобыля». В селе была своя «промышленность» — посев конопли и выделка пеньки. Так и жили. Когда грянул XX век, в селе насчитывалось уже 346 дворов с населением 2609 душ. Потом в верещакской летописи появилась запись священника Демченко: «В имении владельца Нехаевского имущество разграблено и постройки преданы огню. Потери каждую ночь». Здесь повествование обрывалось.

Михаил честно отправил бесценную находку в новозыбковский архив. Ему честно прислали копию. Время было романтическое и возраст располагал — парнишка решил продолжить летопись. Принялся собирать информацию.

Летопись Ковалева на вид — перформанс наивного искусства: записи пером, потом шариковой ручкой, потом цветным фломастером перемежаются вырезанными и наклеенными заметочками о верещакских событиях и людях из прессы всех уровней: районной, областной, столичной, союзной, российской. Тут же «модные» в то время плакаты, отчеты из административных сводок. Имеются образцы документов, подклеенные банкноты николаевских времен. Старательно и наивно изложены хроники местных безобразий.

Самого Демченко советский летописец прокомментировал так: «Революция 1905 года напугала священника Кирилла Демченко... Он горячо убеждал своих прихожан вести себя «по-христиански» и укрощать «низменные инстинкты»... Колхозный строй совершенно изменил облик села Верещаки».

С этих слов началась новая летопись.

1923 год — открыта первая изба-читальня. 1931-й — организован колхоз имени Буденного.

В 41-м Ковалева забрали на фронт. Архив с оригиналом летописи сгорел.

— Сестрица моя бумаги собрала и закопала, — вспоминает Михаил Филиппович. — Потом были голод, нищета. Не было даже бумаги. Вот она и стала рвать листы на оберточную бумагу. Не знала, что это история. Только половина листов уцелела.

А после войны возникли областные семинары с разными затеями. И как-то появилась такая «задумка»: чтобы каждое село имело свою историю. Ковалев, «воспитанный» священниками-летописцами, приступил к делу решительно.

Бумаги не было, и он заносил историю в бухгалтерские книги: «дебет/кредит». Может быть, это обстоятельство и повлияло на то, что в самой книге преобладает бухгалтерия: надоев столько-то, посевов столько-то. А может, времена такие.

Михаил Филиппович говорит, что проблем с добычей информации никогда не было. Начальники охотно отчитывались, люди добровольно несли свои фотографии, старожилы рассказывали о старых временах. Все были заинтересованы в том, чтобы запечатлеться в истории хотя бы села. А сейчас сам летописец говорит, что не очень-то нужна эта летопись односельчанам.

Зачем она ему самому? Шесть лет назад, когда была на фолк-практике в Верещаках, Михаил Филиппович долго объяснял мне это, пока наконец не стало понятно: складывать мозаику событий, связывать времена — увлекательнейшее занятие. И главное, боже упаси, не пытаться объяснять ничего — ни себе, ни людям. Беспристрастно изложенные факты в их истинной последовательности сами за себя все скажут.

«Вот николаевские купюры 1898 года. Таких кредитных билетов жители села Верещаки не имели, да и не могли иметь. Они имели билеты малых купюр: 1, 3, 5, 10 рублей. Представьте себе: чтобы батраку получить три рубля, он должен был у кулака работать полный год».

«В 1915 году зима была малоснежная. Озимые и яровые очень плохи, а травы не уродились совсем. Крестьяне сдирали соломенные крыши на корм скоту. Погнившая солома с крыш была единственным кормом».

А род Шендриков, младший из которых как раз и заведует сейчас Домом культуры с музеем истории села, где главная достопримечательность — ковалевские летописи, проходит от первой книги до последней. Начиная с Первой империалистической и до Чечни гибли Шендрики. Родина меняла названия, очертания, идеи, а Шендрики отдавали по сыну за каждую новую идею или затею.

А вот голубая афишка, рядом рукописное пояснение: «Юрий Золотивин, человек, обладающий гипнозом, 10 февраля в Доме культуры проводил психологические опыты со зрителями. Усыплял, заставлял играть, плясать, дирижировать, отдавать вещи и приносить. С некоторыми проводил опыты на предмет бросить пить спиртное и курить. Живет в Москве».

Здесь для летописца время остановилось. В заключительную, самую тонкую книгу последние шесть лет не вошли.

В доме, украшенном рукодельными жениными рушниками, висят фотостенды — кусочки жизни семьи, его родственников. И родословная. «Коваль Семен с женой Прасковьей, выходцы из села Малая Топаль, обосновались в селе Верещаки в 1723 году... Годы идут, жизнь продолжается, дети наши продолжают восьмое поколение Ковалевых».

Елена ВОРОБЬЕВА, Брянск