Внук майора Вихря и герой сериалов «Гражданин начальник», «Каменская-2», «Пятый угол» сыграл в кино музыканта Давида Шварца и сыщика Эраста Фандорина
«В ФИЛЬМЕ МАШКОВА Я ВПЕРВЫЕ ПРОИЗНЕС :«Папа»
Только что вышедшая в прокат картина «Папа» Владимира Машкова, безусловно, найдет своего зрителя. Хотя бы потому, что социально значимую (пусть и несовершенную) пьесу Александра Галича «Матросская Тишина» режиссер превратил в любимый народом жанр — семейную мелодраму. Машков с большим художественным энтузиазмом давит из зрителя слезу, играя в собственном фильме еврейского отца-провинциала, готового на все, чтобы сын стал знаменитым скрипачом. Впрочем, даже сочтя актерскую работу нашего голливудского лазутчика чересчур театральной, зритель при желании может утешиться хорошей стилизацией предвоенной Москвы и достойным кастингом: дети-актеры замечательно походят на повзрослевших персонажей.
Молодой мхатовец Егор БЕРОЕВ, исполнивший роль сына — музыканта Давида, достойно провел свою партию неблагодарного, но впоследствии раскаявшегося отпрыска. И даже на скрипке играть научился.
Вы много снимаетесь — значит, есть с чем сравнивать. Не заметили ли в профессиональных действиях Владимира Машкова какой-то специфики, голливудского следа — эту модель профессионального поведения в нем наверняка воспитала Америка?
— Знаете, Володя рассказывал, что во время съемок американского фильма «В тылу врага», где он играл воинственного серба, его случайно задел какой-то кран. Машков упал, потерял сознание.
А когда очнулся, над ним с белыми лицами стояли полдюжины продюсеров и режиссер фильма, а Джин Хэкмен, который тоже там снимался, озабоченно спросил: You o'key? Володя ответил: «О'кей, о'кей» — и пошел немного отлежаться. Продюсеры от него не отходили: ждали, когда он назовет космическую сумму компенсации. Но он почему-то так ее и не назвал, хотя это абсолютно нормальная практика, необычная только для русского актера... А мог ведь стать чуть ли не миллионером! Так что вряд ли Голливуд его в чем-то изменил.
Егор, вы охотно рассказываете о своей семье, но ни словом не упоминаете о собственном отце. Коль скоро новая картина называется «Папа», то скажите хотя бы, не актер ли он? И почему вы носите фамилию мамы?
— Он не актер, а имя я называть не хочу: оно вам все равно ничего не скажет. Дело в том, что мама разошлась с ним, когда мне был всего год. Я его не знаю и слово «папа» произнес впервые в жизни в фильме Володи.
Откуда же вы брали чувство сыновней вины, которое испытывает ваш герой?
— Такой проблемы как раз не возникло. Мама была еще очень молодой, когда меня родила, поэтому меня воспитывали прабабушка и бабушка. То есть бабушка была мне как мама, так что я знаю, что означает потерять близкого человека и повзрослеть по-настоящему. Чувство вины мне, как и всем нормальным людям, не чуждо — все дети испытывают вину перед родителями, когда те уже ушли из этой жизни.
В главной сцене фильма ваш герой — студент консерватории и без пяти минут лауреат престижного конкурса — выгоняет отца, внезапно нагрянувшего в Москву из провинции. Вам не кажется, что режиссер со сценаристом лишили вас серьезной мотивации этой истерики? Ведь из текста пьесы Галича изъята фраза Абрама Шварца о том, что он приехал не только навестить сына, но и вступиться за репрессированного приятеля Меира Вольфа. (В фильме Вольф не арестован, а погибает в финале от рук нацистов вместе с Абрамом Шварцем.) Чего ж тогда Давид испугался?
— По-моему, вы не совсем правы... (Наверное, стоит пояснить читателям, не видевшим фильма: дело происходит еще при жизни Сталина — накануне войны.) Что ни говорите, а папа все же пробалтывается: ради сына он подворовывал и занимался подпольной коммерцией. Разве это не представляет угрозы карьере Давида? Отец-«коммерсант» бросает тень на репутацию юного дарования в глазах бдительного парторга консерватории, оказавшегося свидетелем этой сцены.
Допустим. Но Машков напрочь выбросил и мотив антисемитизма, из-за которого пьесу гнобили в советское время. Между тем эта проблема очень обострилась в наши дни, причем на бытовом уровне...
— Насколько я знаю, Володя не ставил задачи высказываться по этому поводу. Он ведь не скрывает, что «Папой» хотел отдать дань памяти своим родителям. Главное в фильме — мысль о том, что близких нужно любить при жизни. Кстати, среди первых зрителей находились люди, которые спрашивали, почему, мол, мы снимали историю именно еврейской семьи. Да потому, что Галич про такую семью написал.
И в то же время отношения детей и родителей — тема вполне универсальная. Машков рассказывал, как «Табакерка» возила спектакль «Матросская Тишина» в Японию, в какой-то момент зрители снимали наушники, следя только за работой актеров, потому что происходящее было понятно без перевода.
И все-таки, почему именно сейчас, в условиях относительной свободы, так обострилась бытовая ксенофобия?
— Я не знаю. По-моему, странно и неверно анализировать тему национальной нетерпимости изолированно от других болячек общества. Есть симптомы какой-то общей развращенности: в отношении к женщине, родителям, Родине, к собственной личности в конце концов. Я же могу только поделиться своими частными наблюдениями. Скажем, очень неприятная ситуация сложилась, по-моему, в Эстонии. Я не знаю, кто хуже: люди, которые превращают в героев полицаев, или русские парни, которые тоже действуют отвратительно: ведут себя как хозяева и специально провоцируют эстонцев. Я думаю, внутри любой национальности есть здоровые силы и есть деструктивные. Может быть, власти, которым следовало бы держать нездоровые общественные проявления под контролем, не всегда оказываются на высоте?
В фильме ваш герой на пари стоит на рельсах в ожидании приближающегося поезда. А какое самое рискованное пари заключали в жизни вы сами?
— Не помню. Честно говоря, я не любитель пари — правда, дед меня в детстве довольно часто поддергивал...
Вы имеете в виду не Вадима Бероева, которого все запомнили как майора Вихря и которого вы в живых не застали, а приемного деда — последнего мужа вашей бабушки, актрисы Эльвиры Бруновской?
— Да, его зовут Леонид Викторович Почивалов, он журналист. Так вот, мы каждый год отдыхали в Пицунде, в Коктебеле или в пансионате «Литгазеты» в Гульрипши, и он водил меня в разные опасные места. Допустим, туда, где мост над бурной речкой был полуразрушен и нужно было пройти по нему первым, или туда, где приходилось взбираться на крутую гору, через лес, в котором водились змеи. Так он меня воспитывал. Поэтому в опасных пари не было необходимости — испытания мне обеспечивали регулярно. В сущности, дед заменил мне отца, он был и остается для меня примером мужчины.
Что-то за последний год вы не замечены ни в одной из мхатовских премьер. Некогда вас «усыновил» Ефремов, дав роль наследника Годунова в пушкинской трагедии, где сам играл главного героя. Не оказались ли вы для его преемника Табакова нежеланным «пасынком»?
— Вовсе нет. Он продлил со мной контракт, я остаюсь в труппе МХАТа. Я благодарен Олегу Павловичу за то, что дает мне возможность сниматься и по мере необходимости освобождает от спектаклей. Просто эти два фильма — «Папа» и «Турецкий гамбит» по роману Акунина, где я играю Эраста Фандорина, — делались больше года и потребовали много сил и времени.
Валентин Плучек рассказывал, что драматург Вишневский приходил на читку своей пьесы, вынимал из кобуры револьвер и многозначительно клал на стол. Однажды даже стал в ажитации целиться в одного из актеров. А как для вас выглядела минута наивысшей профессиональной опасности? Может, конные трюки на съемках «Турецкого гамбита» были рискованными?
— Самая большая профессиональная опасность — когда режиссер не знает, чего хочет, и не умеет поставить актеру задачу. Тогда каждый начинает работать в одиночку — исчезает чувство соучастия в общем деле. А я не хочу работать один, идеал театра для меня — это сообщество единомышленников. Иначе становятся возможными сплетни, интриги, разговоры за кулисами о ерунде и в итоге — неспособность правильно настроиться перед выходом. Меня такая рутина затягивает как болото, и я сам начинаю превращаться в пофигиста. Вот это болото — профессиональная опасность номер один.
А трюки в «Турецком гамбите» не опасны, потому что подготовлены каскадерами и отрепетированы.
Неужто так-таки не было на съемках никакого риска?
— Ну не то чтобы совсем никакого... Мы, например, снимали военно-полевые действия, и когда поскакали лошади, я должен был выбежать на камеру, поднять и оттащить раненого солдата. Я и выбежал, но оператор меня потерял, и все принялись возмущаться: куда делся артист? Ведь каждый дубль стоит огромных денег. А меня сбила с ног скачущая лошадь, да тут еще и взрыв, так что землей вдобавок засыпало, я просто не мог пошевелиться. В общем было страшновато.
Вы говорите о Фандорине, что это русский Индиана Джонс и что сниматься в «Турецком гамбите» было легко и непроблемно. Между тем в романе ваш герой оригинально рассуждает и об изъянах демократии, и о парламентаризме, который России еще надо заслужить, отказавшись от традиционного русского свинства. Выходит, его философия в ваш легкий приключенческий фильм не вписывается?
— Ей просто нет там места: это же не сериал, а двухчасовая художественная картина в жанре экшн. Весь интерес будет состоять в характере Фандорина, в его определенном щенячестве и при этом в жертвенности. У Акунина он человек в какой-то степени смятенный — немножко сибарит чайльд-гарольдовского толка. А у нас Фандорин — подвижный, живой, чувствительный и эмоциональный. Это очень плотно сбитый фильм, где есть шпионская интрига на фоне Русско-турецкой войны, есть любовная линия, есть батальные сцены. Все по-настоящему, все реально. Болгары-крестьяне, турки-башибузуки, горы, поля, лошади, грязь, оружие...
Кстати, об оружии. Сами-то вы личными средствами самозащиты по жизни не обзавелись?
— Нет, я верующий человек и думаю, что оружие привлекает к себе опасность. Оно как бы мистически провоцирует рискованные ситуации.
Неужто даже мимолетного желания застрелить конкурента никогда не испытывали?
— Нет. Вот поколотить — это пожалуйста... А если серьезно — я уже не в том возрасте, чтобы не ценить человеческую жизнь.
Однажды вы сказали, что вам хочется создать свой спектакль: «Но не для того, чтобы заработать, я бы с удовольствием вложил в него собственные деньги». Простите, а откуда бы их взяли? Может, у вас совместный бизнес с господином Абдуловым?
— С Абдуловым?! У меня нет бизнеса с Абдуловым. Саша — человек творческий, я бы не стал выбирать его в деловые партнеры. (Как, впрочем, и любого другого артиста.) Но задумки есть. Я бы с удовольствием спродюсировал постановку, сформировал актерскую группу и играл в ней как артист. Хочется получать удовольствие от хороших партнеров, от интересного материала. Это здорово, когда люди собираются ради творчества. Вообще мечтаю играть в пьесах Гоголя, Чехова, Островского, других наших братьев-славян.
Уж не братьев ли Пресняковых? (Сочинения модных драматургов-екатеринбуржцев идут не только на сцене московского МХАТа, но и на подмостках лондонского «Ройял Корта».— Ред.)
— И в их пьесах тоже, почему бы нет? Правда, от материала больше всего хотелось бы сочетания юмора с лирикой, мне это близко.
И напоследок. Можете припомнить самый трудный выбор, сделанный вами в жизни?
— Любой трудный выбор почему-то дается мне легко. Вот правильно выбрать обувь — это действительно, знаете ли, проблема...
ШЕСТЬ ФАКТОВ ИЗ ЖИЗНИ ЕГОРА БЕРОЕВА
1. Родился в 1977 году. Впервые будущий артист вышел на подмостки в 7 лет — в спектакле Театра имени Моссовета «Пчелка». Ребенок жутко стеснялся и бормотал текст шепотом.
2. С возрастом застенчивость прошла, и Егор научился гонять на мотоцикле, а также обзавелся шестью приводами в милицию.
3. Подумывал стать художником. Впрочем, не одобряет актуальное искусство, искажающее, по его мнению, действительность. («Какие-то больные люди становятся героями», — говорит Бероев в недоумении.)
4. Женат на Ксении Алферовой, дочери Ирины Алферовой и Александра Абдулова. Ксюша наложила запрет на мотолихачества супруга и сопровождает его как на съемки, так и на встречи с интервьюерами.
5. Многие помнят деда Егора — недооцененного и недоигравшего актера Вадима Бероева — помнят, главным образом, по сериалу «Майор Вихрь». Между тем ему пошла бы роль Александра Блока. Бероев-старший обладал харизмой несколько меланхоличного индивидуалиста — несломленного одиночки, который перед лицом неминуемого краха оставался верен себе. Его очень любили коллеги по Театру Моссовета, прощая ему несчастную слабость: Бероев был сильно пьющим человеком (и умер в 35 лет от сердечной недостаточности).
6. В отличие от деда Егор не похож на меланхолика и привержен здоровому образу жизни. Он любит верховую езду, песни Николая Расторгуева и Третьяковскую галерею.
Татьяна РАССКАЗОВА
В материале использованы фотографии: Александра ДЖУСА