ДЖЕРЕМИ АЙРОНС: МНЕ НА АМБИЦИИ НАПЛЕВАТЬ

ДЖЕРЕМИ АЙРОНС: МНЕ НА АМБИЦИИ НАПЛЕВАТЬ

Аристократ современного экрана об англичанах в Голливуде, о Шекспире, фундаментализме, жене, замке, который он отстроил в Ирландии, любви, Лолите, лошадях и мотоциклах

Одной из главных звезд завершившегося Торонтского кинофестиваля (об основных фильмах этого крупнейшего киносмотра Северной Америки — в следующем номере «Огонька») стал британский актер, «оскаровский» лауреат Джереми Айронс. Он приехал в Торонто для презентации «Венецианского купца» по Шекспиру и — главное — фанфарного фильма открытия «Быть Джулией», снятого классиком Иштваном Сабо по популярному в СССР «Театру» Сомерсета Моэма. Когда-то у нас сделали свой фильм, в котором знаменитую актрису Джулию Ламберт сыграла Вия Артмане, ее мужа Майкла Гослина — театрального продюсера и аристократа по натуре — изобразил Гунар Цилинский, а юного любовника — молодой тогда Ивар Калныньш. Теперь Джулия — голливудская дива Аннет Бенинг, а ее муж-аристократ — Джереми Айронс.

Почти все фильмы Айронса у нас знамениты. Напомним о «Женщине французского лейтенанта», каннском победителе «Миссии», «Вылитых копиях» (Dead Ringers) и «М. Баттерфляй» сюрреалиста Дэвида Кроненберга, «Кафке», малоизвестных у нас «Превратностях судьбы» (Reversal of Fortune), за которые Айронс и получил «Оскара», «Ущербе», третьем «Крепком орешке», «Утраченной красоте» Бертолуччи, «Лолите», «Человеке в железной маске»... Поэтому обозреватель «Огонька» побеседовал с актером отнюдь не только о фильме «Быть Джулией», который, кстати, тоже скоро выйдет в наш прокат.

В фильме, как и в романе Моэма, действие происходит в предвоенные годы в одном из театров знаменитого лондонского Вест-Энда. Ваша собственная работа на Вест-Энде помогла вам вжиться в ситуацию?

— Да, хотя с тех пор многое изменилось: и в театре, и в самой Англии. Зато, будучи британцем, я хорошо знаю и умею передавать главную способность моих соотечественников: общаться помимо слов, когда истинно важны лишь интонация и паузы, выражающие нечто совсем иное. Другим нациям тоже, наверное, присущ подобный тип общения. Но именно для англичан он является фирменным.

Вам не надоело изображать аристократа? У вас много разных ролей, но все-таки кажется, что кинематограф эксплуатирует ваш главный образ.

— Тут забавная ситуация. Не только меня, но и некоторых других британских актеров из-за нашего английского акцента, который ассоциируется с породой, в Голливуде чаще всего приглашают на роли представителей высшего класса. Тем не менее, как ни странно, Шон Коннери, Майкл Кейн, Энтони Хопкинс, ваш покорный слуга — все мы имеем в кино свои особые имиджи, позволяющие существовать нам в разных системах координат. Что до роли в «Быть Джулией», то мне не кажется, что она для меня типична. Суперкорректный муж-наставник великой актрисы, способный понять даже ее измену, он ведь по сути персонаж комический, а я редко играл в комедиях. И сейчас, например, рад сниматься в новом фильме Лассе Халльстрёма с условным названием «Казанова» только потому, что у меня там тоже комическая роль.

Тем не менее не хочется ли вам для разнообразия чаще играть и в таких фильмах, как «Крепкий орешек-3», где вы тоже интеллектуал, но при этом злодей, террорист и оппонент Брюса Уиллиса?

— Иногда — да. Сейчас я снимаюсь у Ридли Скотта в историческом боевике из времен Крестовых походов Kingdom of Heaven («Божественное королевство»), впрочем, и в этом случае можно сказать, что я опять аристократ. В целом же я стал спокойно относиться к своей карьере. Амбиции, амбиции... мне на них уже наплевать. Мне вдруг понравилось играть небольшие роли — я не воспринимаю себя настолько серьезно, чтобы требовать только больших. Мне важно получать удовольствие от самого процесса работы. Шесть лет назад я вообще на два года уходил из профессии: занимался реконструкцией своего замка, который купил в Ирландии в графстве Корк.

Это известная история. По всему миру писали, что вы выкрасили его стены в непривычный персиковый цвет.

— Мне удалось возродить замок! Ему шестьсот лет, и четыреста из них он стоял нежилым. Теперь он выглядит потрясающе: сто футов высотой, две башни, вид на Атлантику... Он ведь к тому же построен на острове и соединяется с большой землей лишь мостом, так что это настоящее убежище. Там я прячусь от всех. Там я черпаю энергию... Я никогда бы не смог жить в Голливуде. Когда-то мы провели с женой два года в Нью-Йорке, играя в очень успешном спектакле. Это было счастливое время, я полюбил Нью-Йорк, и все-таки мы там не остались. Она — ирландка. Я с детства привязан к английской культуре. Вдобавок, я не хочу жить в витрине магазина. Мне нравится быть вдали от людей. Именно поэтому я стал теперь предпочитать кино театру. Кино не так связывает тебя. Между ролями можно делать паузы, тогда как театральный контракт иногда заставляет тебя работать ежедневно. А уж паузы, когда я возвращаюсь в свой замок, мне есть чем заполнить. Я люблю охотиться, скакать на лошади, ходить под парусом...

В этом мы убедились благодаря фильму «А теперь... дамы и господа». Еще вы знаменитый мотоциклист. Несколько лет назад в Лас-Вегасе открыли музей, одну часть которого составила выставка шедевров нашего «Эрмитажа», а вторую — выставка мотоциклов, и на презентацию как знатных байкеров позвали «беспечного ездока» Денниса Хоппера и вас. Писали, что в 90-е вас оштрафовали в Англии за превышение скорости. Чем вы все-таки больше увлекаетесь: выездкой или ездой на мотоцикле?

— И тем, и другим в равной мере. Не зря я называю свой мотоцикл «городская лошадь». Кстати, у меня старый BMW. Еще в последнее время я увлекся коллекционированием: маленьких бюстов из фарфора, бронзы и глины: это мои друзья, я даже иногда с ними разговариваю.

Вы ведь еще и собиратель живописи импрессионистов?

— Этому тоже способствовал замок. Правда, мне пришлось вложить в него огромное количество денег. Когда я подписал очередные сорок чеков, то понял, что, похоже, пора возвращаться к активной актерской работе.

Не смущает ли вас, любимца женщин, что в «Быть Джулией» ваш герой — рогоносец? Впрочем, умеющий легко вернуть жену назад?

— Наоборот, меня привлекает мудрость моего персонажа, позволяющая ему сохранить брак после кризиса, которые случаются во всех супружествах. Мой герой, хотя ему и присуща некоторая наивность, хорошо понимает женщин. Да не прозвучит это некорректно, но как наездник могу сказать: если вам досталась неуправляемая лошадь, чуточку отпустите поводья. Она успокоится и потянется к вам сама. Мне нравится в героях «Быть Джулией», что они дают друг другу свободу, но соблюдают при этом взаимоуважение и учтивость. И, чувствуя необходимость друг в друге, оставляют партнеру пространство для вранья, чтобы сохранять иллюзию идиллии. Мне кажется, браки часто разрушаются потому, что супруги предъявляют друг другу претензии. Единственный путь сохранить долгие отношения — это взаимопрощение. Иногда ситуация настолько остра, что для сбережения отношений необходимо прожить вместе очередной день. Очередную ночь. Следующий час — как проживают его солдаты на войне.

Какие вообще роли вы любите? У вас ведь много таких, которые принято именовать провокативными: в «Лолите», в «М. Баттерфляй», где вы — французский дипломат, годами не подозревающий, что его любовница на самом деле мужчина и китайский шпион.

— Меня не волнует, провокативна роль в чьем-либо понимании или нет. Меня волнует: интересна ли она. Я всегда любил исследовать темную сторону Луны — противоречивую человеческую природу. Мне нравятся экстремальные персонажи, которые сильно отличаются от меня. Нравится, выражусь так, смотреть вниз с высоты 25-го этажа. Именно поэтому в театре я чаще всего играл в шекспировских пьесах (в спектаклях знаменитой английской «Королевской шекспировской компании». — «Огонек».): в них каждый персонаж — клубок противоречий.

Вам не жаль, что вашу «Лолиту» (вчера ее в очередной раз показали по нашему ТВ. — «Огонек».) на Западе подвергли остракизму как произведение, чуть ли не оправдывающее педофилов? В Америке фильм так и не выпустили.

— Жаль, безусловно. Фильм совсем не педофильский, и, мне кажется, он ближе к первоисточнику, роману Набокова, чем давняя экранизация, сделанная Стенли Кубриком.

В «Венецианском купце», которого тоже показали в Торонто, вашего персонажа Антонио связывают очевидные любовные отношения с другим мужчиной Бессанио, которого играет Джозеф Файнс. Это тоже «темная сторона Луны»?

— Как раз не совсем. Во времена Шекспира любовь между двумя мужчинами считалась одной из величайших форм любви. Но это была платоническая любовь! Такое понимание сейчас абсолютно утрачено. Теперь вопрос стоит так: ты гей или гетеросексуал? Ты спишь с мужчинами или женщинами? Или и теми, и другими? То есть все сводится к проблеме, с кем ты спишь. А это не самый главный вопрос. Общество перестало практиковать платоническую любовь — страстные глубокие отношения между людьми одного пола.

Еще один вопрос о «Венецианском купце», еще более коварный. Ваш Антонио — тот самый второй главный герой этой шекспировской пьесы, купец, христианин, из тела которого, по долговому обязательству, другой купец, еврей Шейлок (его изображает Аль Пачино) намерен вырезать фунт плоти. Не является ли эта пьеса антисемитской?

— «Венецианский купец» — пьеса об антисемитизме. Но не антисемитская. Это базисный анализ тогдашних взаимоотношений христиан и евреев. Кроме того, и это удалось передать режиссеру фильма Майклу Редфорду (известный британский независимый режиссер, создатель фильмов «Почтальон» и «Танцы в «Голубой Игуане», где сыграл Владимир Машков. — «Огонек».), «Венецианский купец» — пьеса о фундаментализме. Мы видим, что случается, когда два общества и две религии не могут найти путь, чтобы понять друг друга и принять различия. Нет разницы, желаете ли вы в результате вырезать из другого в качестве уплаты долга фунт мяса (желательно сердце) или взорвать детей в школьном дворе, как только что, к моему ужасу и сожалению, произошло у вас на юге России.

Некоторых актеров тревожит, когда они вынужденно переходят на более возрастные роли. А вас?

— Меня — нет. Мне всегда нравилось становиться старше и взрослее. Я искренне считаю, что восемнадцать лет лучше, чем семнадцать. А семнадцать лучше, чем шестнадцать. Для меня лучшая пора самореализации наступила, когда мне исполнилось сорок. Вероятно, это отражает то, что мне наиболее свойственно: приятие жизни какой она есть.

Юрий ГЛАДИЛЬЩИКОВ
Торонто