Виртуальная жизнь и жизнь реальная объединились в этой истории любви. Какая из жизней важнее? Важнее — любовь
СЛУЧАЙ В ЭФИРЕ
Здесь перемешалось все — виртуальная реальность и реальная любовь, интернет, телевидение, жизнь в России и Америке... Для меня эта история началась с середины, а для ее героев и вовсе ничего бы не произошло, если бы не очереди в интернет-класс факультета журналистики МГУ.
Героиня (ее зовут Арпине, это армянское имя), будущий телевизионный документалист, студентка журфака, два года переписывалась с американцем, чтобы улучшить свой и без того довольно приличный английский. Но одно дело общение с учебником и преподавателем, а другое — с самим носителем языка. Впрочем, оказалось, что это был не совсем носитель, а «бывший наш», хотя поначалу Арпине об этом не знала. Она вообще бы не затевала переписки, но в интернет-класс всегда были очереди, и казалось обидным стоять ради одного письма брату в Харьков.
И Арпине нашла несколько англоязычных адресов, в том числе, как выяснилось, Ильи. Она и имя-то его как-то иначе читала в английском варианте.
Ни у нее, ни у него не было никаких далеко идущих планов. Она вообще считала, что те, кто ищет реального знакомства через интернет, — зажатые люди, не умеющие общаться в настоящей жизни. А он — женатый человек за тридцать, успешный программист солидной фирмы — тем более не искал знакомств, даже на сайты такие не заходил, до сих пор не понимает, откуда там взялся его адрес. Но все же он ответил. И переписывались два года, не часто, но систематически. Все другие, кому Арпине писала, со временем растаяли, а Илья остался.
Конечно, постепенно они познакомились, обменялись фотографиями. Правда, с интернетскими фотографиями тоже своя специфика. Он, получив снимок в первый раз, не поверил, что такая красотка будет ему писать и послал в ответ смешной фотомонтаж, вроде он качок-культурист. И то, что в начале всей истории ей было всего восемнадцать — тоже его поразило, письма, ему казалось, он получал от зрелого, сложившегося человека. Они многое друг другу доверяли, хотя считали, что их и друзьями-то не назовешь. Что-то, видимо, накапливалось важное между этими двумя, но они этого и сами еще не понимали.
У Ильи же параллельно в семейной жизни назревал кризис — становилось все хуже и хуже.
А потом наступило 11 сентября, и Илья писать перестал.
СТОЛЬ ДОЛГОЕ ОЖИДАНИЕ
Несколько недель он искал своих пропавших знакомых, и ему даже не пришло в голову написать Арпине, что жив. А она знала, что один из офисов его фирмы находился именно в рухнувшей башне. И подумала, что если Илья погиб, она ничего не узнает — просто перестанут приходить письма. Эта мысль и чувства подсказали ей такие слова, что, получив то эмоциональное письмо, Илья сразу влюбился.
Может, это все равно произошло бы через какое-то время.
А может, и никогда бы не случилось.
Но когда человек влюбляется, то не важно, живет он в соседнем подъезде или через океан. Илья каждый день звонил, присылал цветы и подарки, происходило все, что бывает в таких ситуациях. Осторожная Арпине боялась совсем потерять голову, хотя, наверное, поздновато спохватилась.
Она воспитывалась в армянской семье и никогда не была такой современной и продвинутой, чтобы свадьбу с белым платьем считать смешным пережитком. Ей казалось, что любовь по телефону и редкие бурные встречи с заокеанским женатым другом — не совсем то, о чем мечтают девушки, а что-либо другое, полагала она, все равно невозможно.
Но он ответил, что ничего невозможного нет. И прилетел в Москву. В аэропорту она его сразу узнала — просто увидела, что это он. И ему не пришлось сравнивать встречавшую девушку с фотографиями — это была Арпине, и все. Жить без нее было немыслимо, и вскоре он совсем перебрался, бросив свою солидную работу, нанявшись здесь личным шофером к какому-то чину и поселившись с Арпине в съемной однокомнатной квартире — почти что в шалаше, в котором с милым — рай.
Кто-то говорил, что влюбленность — когда хочется быть вместе, а любовь — когда невозможно порознь.
На этой стадии я и узнала их романтическую историю. Знакомство тоже было виртуальным. Приходила в гости дипломница журфака МГУ Света, показывала материал дипломного фильма о виртуальных знакомствах. Арпине училась с ней в одной группе — отсюда и родилась идея. Но потом в дипломе остался только один этот сюжет, который к тому же разворачивался под боком.
Документальное действие развивалось, как в пьесе хорошего драматурга: каждый акт — новый поворот. От Светы я узнала: у ее героев родилась дочка Анджела. А через несколько месяцев американский папа отправился за океан — разводиться и решать проблемы, накопившиеся за его почти двухлетнее отсутствие. Думал, что вернется через месяц-два, но прошло уже больше полугода, а его все не было.
Эпилог диплома доснимался уже без Ильи.
Арпине в кадре казалась грустной и повзрослевшей. Она временами работала, заканчивала университет, но все, что не касалось Анджелы, делалось через силу. Главным содержанием жизни было ожидание.
Света защитилась на «отлично», история мне запомнилась, лица героев тоже.
В СТУДИЮ!
Месяц назад, «гуляя» с переключателем по каналам, я вдруг увидела лицо Арпине среди зрителей ток-шоу, куда, мне кажется, людей приводит либо праздное любопытство, либо простодушное — «круто ты попал на ТВ». А она что тут делала? Судя по выражению лица, она и сама испытывала такое же недоумение.
И оно еще более возросло, когда ведущий неожиданно пригласил ее в центр зала и давай расспрашивать — как познакомилась с мужем, где он теперь и что там, в Америке, сейчас делает.
Как ни была ошеломлена Арпине, она все-таки недавно окончила журфак, поэтому старалась, как могла, отвечать коллеге — была хотя и немногословной, но в меру откровенной. Вообще очень достойно держалась в совсем неподходящих для этого условиях телешоу. Потом все же запнулась:
— Об этом обязательно говорить?
— Вовсе необязательно, — успокоил ведущий, — мы сейчас позвоним Илье, он сам все расскажет.
Тут же соединились с Америкой, предупредили, что будет говорить Арпине, ей вручили трубку, и все услышали голос Ильи:
— Как ты, где ты?
— Да тут что-то непонятное, я сижу на красном диване...
— Какой диван?!
Чуть зажимаясь от неловкой ситуации, Арпине сказала, что она на телестудии и спросила, скоро ли он вернется. Илья с сожалением ответил, что не скоро, и связь прервалась.
Разволновавшись, Арпине не смогла больше говорить, видно было, что у нее стоит комок в горле и больше всего в этот момент ей хотелось бы поплакать. Но она изо всех сил держалась и в ответ на все более странные вопросы молча кивала. «Вы хотели, чтобы Илья вам сегодня приснился?» Кивок. «Вы бы, наверное, в этом сне бросились к нему в объятия?» Кивок. Но на экране уже было видно, что за ее спиной из-за кулис появился Илья и приближается, немного путаясь в декорациях, к этому красному диванчику, где сидела и кивала из последних сил его жена. «Кидайтесь, Арпине!» — завопил ведущий и радостно хохотал, пока Арпине сперва закрылась ладонями, а потом кинулась Илье на шею, а он, забыв о публике, прижался к ее лицу.
В настоящем старомодном эпистолярном романе главное письмо Арпине, написанное после 11 сентября, лежало бы вместе с другими, перевязанными ленточкой, в деревянной шкатулке и когда-нибудь его прочли внуки. И это, наверное, было бы правильно. Но то электронное письмо, сработавшее, как спусковой крючок, каким-то образом пропало, вместе с его неповторимыми словами.
Зато внуки когда-нибудь увидят запись телевизионного сюжета.
В сюжете был сюрприз и для Ильи — оказывается, в студию уговорили приехать маму Арпине с Анджелой, так что все получилось очень эффектно.
— Где будет жить ваша дочь? — спросил ведущий.
— Там, где ей будет лучше, — ответила Арпине.
|
ГДЕ ЛУЧШЕ ЖИТЬ?
Есть нескромность в наблюдении за моментом счастья — видеть их, таких счастливых, нежных, было и радостно, и несколько совестно. На ток-шоу, особенно в программах о личной жизни, притворяются, что сочувствуют героям, а на самом деле заботятся только о зрелищности. Раньше считалось, что мы в России — самые душевные в мире. Что наша бесцеремонность есть продолжение достоинств — в беде не оставим, последней рубахой поделимся. Сегодня душевность исчезла, а бесцеремонность стала культивироваться на телевидении.
И все-таки в чувствах, которые вызвал сюжет об Арпине и Илье, были и подлинность, и доброта. Такая трогательная сцена — удача для телезрелища. Непосредственные характеры, искренние эмоции — украшение любого ток-шоу. Но поди найди людей, подготовь ситуацию, чтобы все сошлось к моменту записи — и характер, и эмоция, и занимательная фабула. Поиск подлинных историй — тяжелый хлеб для телевизионщика, потому и развелось столько разыгранных сюжетов, топорно имитирующих реальность.
После программы я попросила у Светы телефон ребят и поехала выяснять, как их заполучили на программу.
Вошла в уже знакомую (по диплому) квартиру и встретила знакомые лица впервые, в общем-то, увиденных людей. Илья в жизни — не культурист, а уж скорее ботаник в очках, показавшийся очень домашним, легко вписывающимся в более чем скромный интерьер с минимальной мебелью. Смысловым и декоративным центром комнаты была большая фотография Ильи, прижимавшегося к крохотному личику новорожденной Анджелы. Тоскующая во время столь долгого отсутствия Арпине прикрепила фото без всякой рамки прямо к обоям.
Ребята рассказывали о себе, попутно то отвлекая от диктофона Анджелу, то кормя ее из бутылочки. Кудрявая и обаятельная девочка, как могла, передвигалась по полу туда-сюда, трогая все попадавшееся на пути, часто улыбалась и вела себя действительно, как ангел.
Арпине: — Позвонили с телевидения, что хотят взять меня на должность редактора. Я объяснила, что не могу сейчас работать из-за ребенка, но редактор, очень милая, уточнила, что это пока только собеседование, работа будет не скоро, и предложила пообщаться с продюсером, посидеть на съемках. Я не удивилась, потому что моя подруга, тоже из нашей группы, работает на этой программе.
Илья: — Вообще-то они не знали, как ее заманить на шоу, я сам подсказал идею с приглашением на работу. Но они этим шоу создали мне проблемы. Я пытался оформить годовую визу, а они меня торопили. Все решали буквально часы. С самолета меня привезли прямо в студию, с чемоданами.
— А где все-таки вы собираетесь жить?
— Сегодня у нас есть выбор. Россия стала демократической. Я уезжал, когда еще отбирали гражданство, а теперь можно там пожить, а потом приехать обратно. У Анджелы двойное гражданство.
— И что вы думаете, пожив в обеих странах?
— Я здесь прожил два года и не мог найти работу. Сперва мне говорили: «Классное у тебя резюме, ты в Америке делал то, что нам нужно, давай документы!» Но, увидев американский паспорт: «Извини, налоги здесь и так мало кого устраивают, а за иностранца надо платить еще больше». Пришлось работать водителем — максимум, на что я мог рассчитывать. Это меня удивляло. Страна нуждается в умах, тысячи умов уехали, а я вернулся, к тому же с иностранным опытом, хорошо зная свое дело, но работодатель готов взять заведомо менее знающего человека, зато дешевле, чем хорошего специалиста, но дороже.
Один мой знакомый называет все отрицательные городские впечатления — «визуальное отравление». Что у человека происходит с психикой, когда он видит столько негатива на улице, в транспорте? Америка — не рай, но с этим визуальным отравлением пытаются как-то бороться. Хотя бы теми же знаменитыми улыбками. Здесь считают, что лучше я от души недовольно посмотрю на кого-то, чем натянуто улыбнусь. А я считаю, что лучше видеть натянутые улыбки, чем нескрываемую неприязнь. Меня удивляет, что сейчас, когда люди ездят по миру и видят, как можно жить, они не хотят жить по-другому. Им кажется, что пнуть локтем лучше, чем обойти или потесниться, а промолчать лучше, чем извиниться. До сих пор не могу привыкнуть, что, когда идешь по «зебре», на тебя несется машина. Потому что машина большая, железная, а я маленький, мягкий.
В этом вся психология жизни здесь: если у меня большие кулаки или кошельки — я сильный, я могу не считаться с теми, у кого нет этих кулаков. Такая психология не способствует гражданской морали. А в жизни не нужно непременно бить кому-то рожу, чтобы получить кусок хлеба... Тут для меня много удивительного. Что вы подумали, если бы я попросил в магазине пиджак за приличную цену?
— Подумала бы, что вы хотите дорогой пиджак.
— Вот так же меня поняли и продавщицы. Сказали извиняющимся тоном: «У нас нет дороже чем за 9 тысяч». Но я-то имел в виду именно недорогой пиджак, это и значит, по моим представлениям «приличная цена»! Неприлично — покупать, например, джинсы за 300 долларов, а я видел у вас такие цены!
— Илья, похоже, что для вас вопрос, где жить, решен.
— Я верю, что им там будет спокойнее. Никто и нигде не гарантирован от критических ситуаций. Но там я хотя бы знаю, у кого искать помощи. Конечно, я могу быть предвзятым. А Арпине просто не с чем сравнивать — ей надо увидеть своими глазами. Поэтому считаю, что они должны поехать в Америку и посмотреть. Если они почувствуют, что там им лучше, — будем жить там. А нет — приедем обратно.
Вот такова эта история с открытым финалом. Ее героиня готовилась стать телевизионным журналистом, искать героев своих будущих работ, но получилось так, что стала героиней сама. Судьба перешла в жизнь с экрана компьютера, потом стала сюжетом телешоу, но в остальном это в общем-то обычные ситуации — знакомство, любовь, разлука, встреча...
Когда, с каких пор люди стали обсуждать увиденное по телевизору с тем же интересом, что и собственную жизнь? А может, увиденное уже и составляет эту жизнь и вопрос пока еще в том, какие события весомее, да и можно ли четко разделить реальность эту и ту, виртуальную? Или мы сами уже стали героями виртуальной реальности, огромной общей телепрограммы, которую сами и смотрим?
Марина ТОПАЗ
В материале использованы фотографии: Сергея ИСАКОВА