О страхах и надеждах постсоветского человека
ЧТО СТОИТ ЗА ТЯГОЙ К «СИЛЬНОЙ РУКЕ»
Социологи уже давно фиксируют снижение интереса нынешнего поколения россиян к ценностям демократии. Причем общественные настроения идут как бы навстречу действиям властей, также осуществляющих процесс постепенного сворачивания «демократических» институтов, созданных в 90-е годы. Как показывают опросы, среди списка ценностей, вызывающих позитивное и соответственно негативное отношение, демократии нет в числе первых пятнадцати ни со знаком плюс, ни со знаком минус. Последние события, связанные с террористической угрозой, заставляют многих россиян пересмотреть и свое ранее позитивное отношение к таким ценностям, как безусловная свобода СМИ и свобода передвижений. Это общеизвестные факты, которые тем не менее, как это видно из интервью известного социолога Бориса ДУБИНА («Огонек», № 40), могут интерпретироваться совершенно по-разному. Он рисует выразительный и крайне непривлекательный образ «постсоветского массового человека», забитого, внушаемого и безответственного, одновременно лживого и лукавого, все более становящегося похожим на того самого «совка», от которого мы, казалось бы, уходили все последние годы. Итак, полное торжество «совка»? И «авторитарист» В. Путин, как «зеркало» этого самого «совка», идеальный ответ на «новый старый» массовый запрос? Вывод, который делает социолог, сводится к следующему: слопало-таки российское болото все благородные порывы реформаторов, народ оказался недостоин дарованной ему свободы, из всех ценностей он воспринимает только кнут, без «сильной руки» ему никуда. Так кто же все-таки виноват в случившемся, народ или сами реформаторы?
Между тем сегодня уже не 90-е годы. Выросли поколения, сформировавшиеся в условиях новых экономических реалий. К переменам, по их собственной оценке, приспособились уже около 2/3 общества. Это тот самый средний класс, детище реформ. И именно этот средний класс
невысоко ценит завоевания формальной, верхушечной демократии. И его вполне можно понять. Действительно от низкой дееспособности государства средние слои скорее проигрывают. Обретя свободу от «всесильного монстра» (так называли государство демократы первой волны), простой человек оказался в плену у множества гораздо более обременительных для его личной свободы «монстриков». За пределами столиц (где достаточно богатый рынок труда) этот человек находится в жестокой зависимости от своих работодателей, как правило, представляющих полукриминальные экономические группировки. Бесполезно искать защиту и у официальных властей: они либо беспомощны, либо перекуплены теми же группировками. Самоорганизация находится на крайне низком уровне (так и не заработали механизмы территориального самоуправления, профсоюзной защиты). А возможность раз в четыре года выбирать, условно говоря, между Явлинским и Жириновским, воспринимается как не более чем театрализованное развлечение. В сегодняшнем массовом сознании нет дихотомии «порядок или свобода?», так как именно реальные и наиболее существенные жизненные свободы и права граждан никак не защищены в условиях слабого государства и верхушечной демократии. В том числе самые главные для простого человека свободы — бытовые, свобода работать не из-под палки, свобода зарабатывать как кто может, свобода самому строить свою жизнь. Именно это представляется важным, а не дискредитированная формальная демократия.
За минувшие полтора десятилетия у нас не сформировалась национальная модель демократии. Процессы ее естественного формирования, происходившие в 1989 — 1993 гг., были свернуты и вытоптаны. Начавшие формироваться демократические институты разрушены. Причем разрушены сознательно, «чтобы не мешали проводить реформы». Сама социальная ткань современной России намного менее демократична, чем даже в позднесоветские времена. Только сейчас очень медленно начинают возобновляться горизонтальные социальные связи, но они носят зачаточный характер. Вместо этого была насажена фасадная модель демократии, за которой общество угадывало антинациональные силы, заинтересованные в консервации хаоса в стране. Отнюдь не свобода, а «модель демократии» 90-х в массовом сознании противостоит идее «порядка». Поэтому демократические силы в значительной своей части оказались выброшены на политическую обочину. Реанимация демократии возможна лишь тогда, когда возникнет соответствующий запрос со стороны «автохтонных» сегментов российского среднего класса. Но для этого необходимо завершение процесса национальной консолидации.
В результате и возник запрос на сильную, доминирующую в политическом пространстве «партию власти» как субъект общенациональных стратегических интересов, которые оказались в последнее десятилетие растащены между отдельными экономическими и политическими группировками, своего рода кланами. Этот запрос и является сегодня основой общественной поддержки В. Путина. Означает ли сказанное, что власть сегодня все делает «правильно», последние административные инновации будут способствовать реализации запроса на «порядок»? Отнюдь нет, мы уже анализировали причины достаточно сдержанной реакции общества на президентские инициативы. Население не без оснований опасается, что чисто административные методы наведения порядка не могут быть эффективными, что возникает риск усиления бесконтрольной власти бюрократии, а само общество снова предназначается на роль статиста. И это ясно демонстрирует, что страна отнюдь не стремится к «сильной руке» как таковой, исходя из своих якобы мазохистических наклонностей, людям нужен не кнут, а осмысленный и эффективный порядок.
Все «массовые люди» в чем-то похожи друг на друга. Это касается и советского обывателя, и постсоветского, и американского. Все хотят стабильности, покоя, не слишком интересуются политикой, подвержены влиянию СМИ. И все же, вопреки изложенному Б. Дубиным, «реанимация» советского человека если и происходит, то на самом внешнем, поверхностном ценностном уровне. Напротив, исследования показывают, что советская мифология стремительно тает, сохраняя свое значение лишь для старших поколений людей. Постсоветский человек намного более жесткий, прагматичный, доверяющий только себе и самым ближним. И с внешним миром он готов строить свои отношения только на прагматичной основе. Он не желает жить ни при новом «железном занавесе», ни брататься с Западом на манер демократов конца 80-х годов. И к собственной власти он относится скорее сдержанно и прагматично, совсем не тяготея к «культам вождей» и другим атрибутам недавнего прошлого.
Леонтий БЫЗОВ
социолог
руководитель аналитического отдела ВЦИОМ