Частная литература приходит на смену великой
О дна из самых престижных российских литературных премий — «Национальный бестселлер» — на прошлой неделе представила короткий список номинантов этого года, в числе которых — роман Оксаны Робски Сasual, что в данном контексте означает «будничное, повседневное». Говорят, издатели поначалу долго сопротивлялись названию: мол, надпись на английском отпугнет читателей, а в переводе на русский будет звучать скучно. «Повседневное» — бе-е, это как… руки помыть. Скучно.
Как это часто бывает, одно простое слово определяет порой целое направление в литературе. Термин «повседневное», как оказалось, самое что ни на есть точное определение того, что в последние месяцы стало заметной тенденцией в нашей литературе, но еще не имело названия. Практически одновременно, в течение весны появились: Гришковец со сборником рассказов «Реки», Робски с двумя романами, а на прошлой неделе была презентована книга известной журналистки Кати Метелицы «Дневник Луизы Ложкиной» (о Робски и Метелице читайте в этом номере «Огонька»).
Что же общего между этими троими?
Все трое пишут в большей степени о себе (Гришковец и Робски этого не скрывают, Метелица скромно укрывается за литературной маской), в жанре дневниковых записей, ни для одного из авторов литературный труд не является главным источником доходов. Гришковец пишет о повседневной жизни условного жителя провинции, «среднероссиянина», Робски — о повседневном на Рублевке, Метелица — о ежедневном представительницы среднего класса. При этом у всех трех авторов нет ни претензии на исключительность, ни изначальной установки на сугубую развлекательность: Робски слишком самоиронична и далека от гламура, чтобы вызвать интерес тех, кто читает энциклопедии «Самые богатые россияне», Гришковец и Метелица слишком рефлексивны для того, чтобы их читали любительницы иронических детективов Дарьи Донцовой. Важно: все трое пишут о лично пережитом или по крайней мере о том, что знают, — в отличие от многих наших писателей, которые никуда не ходят, кроме корпоративных тусовок.
Наконец, все трое обладают той степенью медийной известности (узнаваемости), которая гарантирует спрос и без которой, увы, сегодня невозможно претендовать на мало-мальский читательский интерес. Сегодня у автора должна быть «легенда» — что-то, что вызывает у читателя мгновенную вспышку, ассоциацию: где-то я слышал это имя. Проблема только одна: говорят, эти книги — «не литература».
В русской литературе главными писателями сегодня считаются двое: Пелевин и Сорокин. Молодых писательских имен, которые стали бы известны хотя бы за пределами Садового кольца, за последние пару лет так и не появилось. В то время как наша литература задыхается от неактуальности, год от года превращаясь в теплицу для экзотических фруктов, которые вянут при первом соприкосновении с уличными морозами или жарой. Чтобы вновь поженить литературу с жизнью, необходимы варяги: те, кто не зависит от внутрилитературной тусовки, кто не связан с ней знакомствами и обязательствами, кто, наконец, не знает того, что здесь принято считать хорошим, а что — плохим тоном. Наконец, это должны быть люди, которые не думают о конъюнктуре, но при этом относятся к своему труду весьма рационально: редкое, но крайне необходимое для литературы качество.
Неважно, как их называть. Важно понять, что такие люди, как Гришковец, Робски, Метелица, сегодня нужны литературе, как воздух. Как таранные снаряды: чтобы разрушить стену, оставшуюся от предыдущего здания, прежде чем построить новое. Стена — это равнодушие людей к современной литературе. Снаряды — те, кто подготавливает интерес читателя к будущей русской литературе. Она обязательно еще будет. Может быть, она уже начинается — сегодня.