В Пензенской области начался социальный эксперимент. Бродяг уговаривают работать в фермерских хозяйствах. Грязных людей без документов отлавливают на улицах и обещают за трудолюбие одарить пустующими домами в малонаселенных деревнях. Как ни странно, на нововведение охотнее откликаются фермеры. Они готовы селить в своих домах тех, от кого избавляется город
ОХОТА НА БОМЖЕЙ
- Бомжей у нас навалом, - улыбаясь, кричал старший сержант милиции Тимофеев: в кабине «уазика» стоял почти заводской шум. - По официальным данным, в области - 598 человек, не считая транзитников. Вон, вон слева - наш!
Отлов бомжей для приемника-распределителя напоминал охоту. За окнами мелькала Пенза: обстоятельные, преимущественно желтые дома без лишних украшений. Мы говорили про бомжовский уклад жизни. Тимофеев уже пять лет чистит город и знает про это больше, чем обычно пишется в милицейских сводках.
- Они презирают обычных людей, - выкрикивал он. - Им ничего не стоит ограбить подвал бабушки, а она все лето запасала свои грибы-огурцы. Они считают себя обиженными, обиженными обществом. Все мы им теперь должны.
Но свободе бомжей Тимофеев завидует. Они не связаны никакими обязательствами, ответственностью, мелочными проблемами. Еда и одежда у них есть всегда: что-то люди дают, что-то заработают, найдут или украдут. Проблема только в жилье, но у многих современных бомжей есть квартиры и даже семьи. Бомжовство теперь - это не отсутствие прописки, а образ жизни. Кстати, среди них пару лет назад появилось много молодых людей - 20-30 лет. Средний возраст сейчас по Пензенской области - 45 лет. Летом они стараются перемещаться по одному, а зимой - по двое: вдвоем легче ночью поддерживать костер. На необходимое, в том числе вечернюю выпивку, зарабатывают воровством.
- Ох, какой! Видишь? На Будулая похож. - Старший сержант ткнул пальцем в сторону автобусной остановки, где сидел бородатый бомж, действительно похожий на цыгана.
Мы начали разворачиваться - на лице Будулая не дрогнул ни один мускул.
- Ваши документики, - отчеканил Тимофеев.
Будулай неторопливо встал, оказавшись на полторы головы выше блюстителя порядка, достал паспорт с московской пропиской и чистым литературным языком объяснил, что едет из Сибири в столицу «по личным надобностям».
Мне даже жаль стало Тимофеева, как-то куце он смотрелся на фоне этого монументального человека. Его напарник, сержант Воротников, наверное, это почувствовал:
- Иногда такие кадры попадаются. С тремя высшими образованиями! Представляете? А раз взял я одного, он сидит в клетке и балаболит, до белого каления довел. Я ему говорю: не замолчишь - по морде дам. А он как начал Есенина читать, я чуть не прослезился.
- Думаете, они будут работать в деревне по вашей новой программе? - спросила я.
- Не, эти не будут. Они семьи и дома специально бросают. Будут те, кто уже через все прошел - и в зоне был, и бомжевал долго. Кому лет 60.
Как раз такими оказались Кураевы - так, во всяком случае, этих друзей зовут в приемнике-распределителе, где они сидели раз 15. Кураевы живут под кустом за заброшенными гаражами в безлюдном районе Пензы. К ним не проедешь, поэтому мы пошли пешком. Живут они обыкновенно: встают в пять утра, идут на помойку за едой, набирают на день, потом спят или гуляют, а по вечерам, если повезет, злоупотребляют спиртным. Когда мы подошли, Кураевы как раз прогуливались по узкоколейке рядом с домом.
- Привет, командир! - поприветствовали они Тимофеева, как старого приятеля. - Что, брать будешь?
Я спросила их, хотят ли они ехать работать в деревню за еду, жилье и небольшие деньги.
- Хотим, - не поверил один. - А че, правда, что ли? Это где можно устроиться в деревню? Дайте адрес.
- А вы когда-нибудь жили на селе? - усомнилась я.
- Да я сам деревенский, работу знаю. 23 года уже в доме не был, а мне 63. Сидел сначала, семью потерял, забомжевал. Ребенок у меня есть, только идти к нему стыдно. Меня Вороновым Игорем Васильевичем зовут. А его, - он указал на друга, - Кураевым Константином Ивановичем. Когда можно ехать?
На этот вопрос в Пензе отвечает по средам целая комиссия: психолог, медик, представители городской администрации. Они уже месяц ездят по областному центру и ищут бездомных, которые хотят стать сельчанами. Я посоветовала Кураевым на следующий день сходить к начальнику спецприемника - уж этот адрес они знают хорошо. Впервые в жизни они пойдут туда пешком.
ОДНОГО РАЗА ДОСТАТОЧНО
 |
Разница между бытом спецприемника и дома Сергеевичевых очевидна. Но братья Бардаковы свободнее чувствуют себя в камере |
- Хотите снова в деревню? - спросила я.
- Хватит, одного раза достаточно, - забубнили братья, присев на край стульев. Они даже говорили вместе, как будто по ролям: один начинал предложение, быстро забывал слова, а другой продолжал.-Слишком далеко нас отправили. Глушь, скучно. Телевизора нет, радио нет. Не как к людям к нам относились эти хозяева. Деньги не давали, а обещали 15 рублей в день. Мы сено возили, свиней кормили, говно убирали. А кормили нас как попало: супа наварят смясного таз, дадут хлеб, молоко. В шесть встаешь - и до вечера. На обед всего час. В баню нельзя: вы грязные, говорят, в речке купайтесь - а там вода родниковая…
В соответствии с новой программой за месяц в районы отправили восемь бомжей. Из них всего один до сих пор продолжает трудиться. Причем в том же фермерском хозяйстве, откуда сбежали братья Бардаковы. Его зовут Александр Яковлевич Камиров.
НОРМАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ
Яковлич вытянулся на траве, читая роман Ричарда Хаггарта. Палило солнце, в кармане видавших виды спортивных штанов тикал китайский будильник-он запиликает, когда коров будет нужно перегнать на другое пастбище. Яковличу - так теперь Александра Камирова зовут у фермеров Сергеевичевых - 55 лет, в течение которых он окончил политехнический институт, работал на заводе «Пензмаш» - дошел до мастера электросварочного оборудования и заработал хроническое заболевание спины. А потом жизнь дала трещину: сидел, разошелся с женой, она его выписала из квартиры, оставив себе двоих детей, и обиженный муж ушел жить к другой женщине. Я подсела к нему.
- Нормальная у меня жизнь, - отрезал Яковлич низким хриплым голосом и сдвинул поседевшие брови. - Объездил весь Союз. Тут, в Голицине, у меня тоже нормальная жизнь. Я здесь месяц. Проработаю пастухом до сентября - если сказал, значит, отработаю, не люблю обманывать. И поеду ко второй жене, я недавно был у нее. Рано или поздно я вернусь в эту семью и снова устроюсь на завод.
Пастух начал нервно теребить футболку, он не любит долго разговаривать.
Дом в Голицине ему не нужен. Его тянет в то место, куда он уже ездил многократно, - в поселок Камышино Волгоградской области, «где арбузы растут».
НЕТ ТЯГИ К ИНТЕЛЛИГЕНТСТВУ
Хозяйство Сергеевичевых состоит из 600 га земли, 300 свиней, 50 коров, девяти тракторов, шести комбайнов и мелкой сельхозтехники. Это богатство нажито за 13 лет фермерства, и теперь за ним ухаживают девять человек. Впрочем, особенной любви к деревенской жизни я не заметила даже у этих благополучных по здешним меркам хозяев: вокруг их домов вместо цветов рос бурьян («батырник» по-местному), валялись железки и еще бог знает что, изрядно испачканное свиным навозом. Собственно, свиньям и отдана жизнь трех поколений Сергеевичевых. Детей и племянников не отпустили учиться в город - «а иначе для чего тянули все это хозяйство?». Даже к имуществу умерших предков у них не особенно трепетное отношение. В доме матери теперь живет Яковлич, он спит на той же, нестиранной, простыне с ручным кружевом, на которой «лежала покойница». Сергеевичевы убеждены, что Горбачев «правил» после Ельцина, а по телевизору смотрят только «Сельский час».
Бомжей как дешевую рабсилу фермеры привлекают давно, поэтому первыми откликнулись на предложение органов соцзащиты принять Яковлича и братьев Бардаковых.
- Думали, молодые не избалованные, а они сами ничего не умеют ни вилами, ни лопатой, - жалуется тетя Катя, главная хозяйка Сергеевичевых. - Говорят: мы работать не любим, любим поесть. За две недели еле откормили их-по шесть булок хлеба, по два ведра щей варила, а работать они не больно-то оказались. А этот Яковлич встает в полшестого-выгоняем стадо, и до восьми. Ему нравится. 3600 рублей получает и еда-она не в счет. А вообще, мы не больно связываемся с ними. Работают и работают.
Мы пошли по угодьям. Два склада, на 2,5 т зерна каждый, на треть были заполнены собранной пшеницей. Хромой Николай - работник из соседнего села - чистил свинарни. Перед домом величественно стояла сельхозтехника - гордость семьи. Глава Сергеевичевых Владимир Иванович заговорил о наболевшем:
- В России фермеры-они сами для себя. Нам-то нормально - на рынок плохо-бедно каждую неделю 400 кг мяса везем. А для страны это очень и очень плохо. Вы посмотрите, деревни-то вымирают.
Голицино, действительно, вымирает. Целые опустевшие улицы с еще крепкими домами тянутся лишь вдоль «губернаторской трассы» - так здесь называют дорогу от Пензы до деревни Ива, где живет мать губернатора Василия Бочкарева. Вдоль всей трассы даже столбы разукрашены под цвет российского флага.
-Такими темпами через пять лет в Голицине останемся только мы,-констатировал 30-летний Володя.-Мы-то не пропадем. Если что, продадим все это и уедем в город. Хотя к городу у меня вроде тяги нет, к интеллигентству. Вы поедьте лучше к нашему губернатору Бочкареву и спросите, почему он разваливает сельское хозяйство.
ДЕНЕГ ЗДЕСЬ БОЛЬШИХ НЕ НАДО
Губернатор Василий Бочкарев был в отпуске, и нас-через час сидения в коридоре-принял его заместитель Роман Чернов. Молодой, бодрый и доброжелательный, он принимал в кабинете очереди чиновников. По Чернову выходило, что сельское хозяйство, напротив, возрождается. Пятый год - «с тех пор, как Бочкарев стал губернатором»-растут урожаи: «было 600 000 т зерна, а сейчас стабильно за миллион». Брошенных земель все меньше.
Что касается обидного фермерского вопроса, то замгубернатора ответил на него так. Фермерство в России так и не зародилось, поэтому Пензенская область решила растить крепкого собственника. Пять лет назад всем желающим бесплатно стали давать на откорм свиней, коров и комбикорма-теперь в области свыше 1000 личных подсобных хозяйств, где более 20 коров. Кстати, подчеркнул замгубернатора, Сергеевичевы-тоже результат этой программы.
А чтобы не вымирали деревни, Пенза начала через посольства стран СНГ приглашать на постоянное место жительства медиков, учителей, сельхозработников. Каждый год в районы приезжают 100-120 человек из Киргизии, Таджикистана, Туркмении, Дагестана, Чечни. Врачи получают до 6000 рублей, учителя-до 4500, а доярки - до 3000.
- Мы несколько лет думали, что делать с бомжами,-продолжал Чернов. - Губернатор предложил отправлять их в деревни-и мы за месяц-полтора разработали программу.
Начали с того, что вернули жилье 10 бомжам, у кого оно было отобрано с нарушениями. Затем создали центр ночного пребывания, где бродяг кормят, моют, проводят медосмотр. И теперь ввели новую практику - отправлять бомжей в село. Если они окажутся хорошими работниками, им подарят дома и дадут на откорм скот.
- Зачем все это нужно, если бомжи в деревни ехать не хотят? - напрямую спросила я.
- Если этой категорией лиц не заниматься, они будут прирастать, - ответил замгубернатора. - Получается, мы сами заинтересованы в том, чтобы бомжи не оказались заброшены. Если одного из 10 вытащим - хорошо. Денег тут больших не надо.
Странная история, думала я, выходя из кабинета. Обычно люди не знают, как заставить работать государственную машину. А тут, наоборот, государство хочет людям помочь, а те и так счастливы. И выходит, что эффективность программы зависит от таких, как бомжи Кураевы, которым понравилась мысль вновь оказаться дома. Один из них уже вспомнил, что у него есть имя и отчество.