Домашний доктор

/Юлия Ларина/

Андрей Курпатов в течение 10 лет, начиная с 14, носил военную форму: учился сначала в Нахимовском училище, а затем в Военно-медицинской академии
Насмотревшись телевизор, можно попасть к психиатру. Работа телеобозревателя привела меня пока лишь к психотерапевту. Наверное, в другом случае я к врачу обращаться не стала бы. Но ведущий программы «Все решим с доктором Курпатовым!», которая выходит на канале «Домашний», вызвал у меня доверие. К психотерапевту Андрею Курпатову приходят в студию люди с самыми разными проблемами: кто-то не может устроиться на работу, кто-то не справляется с бессонницей, кто-то считает себя застенчивым, а кто-то стесняется своего психически больного ребенка… Доктор Курпатов с искренним интересом выслушивает собеседника, деликатно объясняет ему, в чем тот не прав, и дает очень разумный и — главное — выполнимый совет. Мое уважение к доктору Курпатову возросло, когда я узнала, что к своим 30 годам он выпустил более 30 книг, в том числе больше 20 — популярных изданий, вышедших общим тиражом 1 млн экземпляров. Он возглавляет в Петербурге собственную клинику. И он добился многих других успехов, несмотря на тяжелый недуг — два года Андрей Курпатов не мог ходить, из-за чего был демобилизован из армии (он выпускник Военно-медицинской академии). Я встретилась с доктором Курпатовым и изложила свою проблему.

РАЗДРАЖЕНА И ОЧЕНЬ ОПАСНА

Суть проблемы в следующем: я работаю телевизионным обозревателем три года. Именно за эти годы телевидение сильно изменилось: сузилось политическое пространство, вернулась на экран пропаганда, телевидение стало значительно более развлекательным. Если точнее, за три года (с 2002-го по 2005-й) информационное вещание снизилось на 20% (с 10% до 8% от всего эфира), а общественно-политическое — на 30% (с 3% до 2%). В процентах это, может, звучит не так убедительно, хотя, например, общественно-политическое вещание сократилось на треть. Но достаточно убрать одну программу — такую, как «Свобода слова» или «Намедни», — чтобы зритель почувствовал потерю. Я часто не могу заставить себя смотреть телевизор. А я должна писать о телевидении.

Может показаться, что это — только проблема телевизионного обозревателя. Но ведь это проблема и многих телезрителей, которые привыкли к другому телевидению.

И я спросила доктора Курпатова:

Может быть, мне заняться чем-то другим?

Я не дам ответа на вопрос, остаться вам телевизионным обозревателем или нет, — решение должно быть вашим. Психотерапевт помогает людям справиться с эмоциональными состояниями. Если вы смотрите телевизор и готовы бросить в него пультом — я буду с этим работать, поскольку, как мне кажется, обидно тратить нервы на то, что кто-то делает неправильное телевидение. Вы мне предлагаете тему, которая для меня очень значима. И у меня есть своя точка зрения, но она не имеет отношения к нашему разговору — разговору доктора и клиента.

Но, может, все-таки поделитесь ею?

Когда я учился в Нахимовском училище, нам надо было конспектировать программу «Время». Рота — 120 человек — сидела перед малюсеньким телевизором и записывала содержание программы. Мне кажется, что и сегодня телевидение рассчитано на зал. Нет ощущения, что разговаривают со мной. Когда мы поймем, что наш адресат — один человек, тогда мы сможем спросить его: «Что ты думаешь по поводу выборов? Не хотел бы ты сходить на них, выразить свою позицию?» А пока они все в зале — у них не может быть своей позиции. Может быть конформизм: в первом ряду подняли руки, остальные тоже поднимают.

Поэтому вы стали делать на канале «Домашний» передачу, в которой разговариваете с одним человеком, а не с залом?

Я не случайно стал делать эту программу. В ней есть очень важный момент — может, это даже первый такой российский телевизионный опыт. Я говорю: «Давайте не будем думать о вещах, которые являются вторичными, — власть, деньги… Гражданское общество — это человек. Умеет он отвечать за свои поступки или нет? Понимает ли он, что для происходящего вокруг могут быть объективные обстоятельства, но вопрос в том, как в этих обстоятельствах ведет себя он?» Это же люди смотрят программы, где вместо новостей им предлагают передовицу.

И люди делают это телевидение. Моя проблема еще и в том, что с экра-на исчезли ведущие, о которых я писа-ла и у которых брала интервью: Шен-дерович, Парфенов, Шустер, Норкин, Кара-Мурза, Успенский… На смену им пришли журналисты, которые зачас-тую не вызывают у меня интереса, по-тому что этого интереса не вызывают их программы.

Вот я уже слышу психологическую проблему: пропадает интерес и возникает апатия.

Тогда я продолжу. Многие журналисты, которые остались на телевидении, сильно изменились. Они поменяли взгляды, подыгрывают власти — в общем, приспособились к новым условиям. Раньше мне нравилось то, что делали эти люди, и я хорошо отзывалась об их программах. Что же мне теперь — писать о них со знаком «минус»? Я так не могу. Мне почему-то неловко. Хотя друзья и знакомые вполне резонно возражают мне: «Почему им позволительно менять убеждения и подстраиваться, а тебе неловко их осуждать?»

Значит, появилось чувство неловкости и есть определенное внутреннее раздражение. Вы, как человек хорошо воспитанный, не позволяете себе раздражаться, но в вас накопилось недовольство переменами. И я бы начал именно с этого глубоко лежащего чувства, связанного с тем, что отняли дорогое. У нас умирает кто-то из близких, нам кажется, что главное наше чувство — депрессия. На самом деле главное —  раздражение: у меня отняли часть моей жизни, кто позволил? И я бы дал этому чувству проявить себя.

 

ВСЕ РЕШИМ

И что мне делать?

Первое — принять сложившуюся ситуацию, сказать себе: «Да, телевидение стало таким. Да, люди ведут себя так. Это, видимо, вообще в природе людей, раз они так себя ведут, да еще в таком большом количестве». Я могу вам привести сотни экспериментов по социальной психологии, которые покажут: люди и не могли повести себя иначе. Значительная часть склонна к конформизму, подчинению авторитету и так далее. Что делать вам? Вы можете выйти на площадь с плакатом. В этом есть своя красота и сермяжная правда, потому что если никто так не делает, то общество никуда не движется. Но насколько конструктивно это решение? А главное—доктор спрашивает:имеем ли мы право требовать от людей,чтобы они вели себя по-другому, как нам того хочется?

Как человек я не имею такого права. А как журналист имею: журналистика на то и существует, чтобы в числе прочего контролировать власть во всех ее проявлениях.

Да, но по-человечески мы не имеем права требовать от людей поведения, соответствующего нашим стандартам. Да и нельзя требовать от людей, которые в рабстве существовали до 1991 года…

…подождите! Но эти же самые люди делали потом свободное от государства телевидение. Вы почитайте в газетах 10-летней давности, что они говорили — это полностью противоречит тому, что они говорят и делают сейчас.

Это не психотерапевтический вопрос, но я вам отвечу. Есть понятие пассионарного толчка, когда сдвигаются социальные слои и на вершину общества попадают люди, которые никогда не поднялись бы наверх, если бы общество развивалось поступательно. Ни Собчак, ни Гавриил Попов не оказались бы у власти. А за пассионариями идет огромное количество вдохновленных ими людей. А сейчас где герои? Сейчас не время революций.

Я не прошу революций. Я хочу нормального западного телевидения.

Западного?! Телевидение — это люди. Ко мне на прием приходят люди, и они абсолютно не по-западному формулируют свои проблемы. Они не понимают, что кричать на другого человека стыдно, и плакать при другом человеке тоже: я должен бороться со своей депрессией, а не обвинять окружающих, что они меня довели. Западному человеку этого объяснять не нужно. Я лечил американцев, австралийцев, англичан, немцев, финнов, норвежцев. Я готов был платить им за то, что они у меня лечатся. Иная психологическая культура. Я хочу, чтобы вы перестали требовать от мира быть другим. И тогда — следующий этап: вы спрашиваете — что я могу сделать? Доктор Курпатов создавал свою программу на телевидении два года: обивал пороги, снимал «пилоты», уговаривал… Начинаешь объяснять: это программа о том, что у людей есть проблемы и эти проблемы можно попытаться решить. В ответ: «Нет, это скучно. Смотреть не будут». А знаете, сколько раз я слышал фразу: «Ну какой из тебя ведущий?!» Сколько раз мне говорили: «У тебя не получится». Но для меня эта программа важна. Я знаю, что количество людей, умирающих от суицида в Петербурге в год, больше, чем число тех, кто погибает в этом же городе из-за дорожно-транспортных происшествий. И я иду делать программу, в которой я смотрю людям в глаза. У нас нет ни одного подставного героя. Когда срываются реальные, я спрашиваю тех, с кем готовлю программу, какие у них есть психологические проблемы, и они садятся в кресло героя передачи. Доктор рассказал вам на примере своей личной жизни, как он это осмыслил. Он испытывал то же самое. К нему пациенты приходили «не те». И доктор начинал от печки. Возвращаемся к нашей проблеме. Что мы можем, когда у нас есть гражданская позиция…

…и профессия, которая порой входит в противоречие с человеческими качествами.

Профессиональный журналист — это не тот, кто воюет. Это тот, кто сообщает информацию и, главное, попадает этой информацией в читателя. Вы обсуждаете проблемы с читателем и способствуете тому, чтобы появлялась аудитория, которая не будет смотреть определенные программы, а потребует другого телевидения. И таким образом энергия вашего раздражения и недовольства превращается в энергию созидания. Созидателем лучше себя чувствовать, чем борцом.

Доктор Курпатов убедил меня в том, что надо принять ситуацию на телевидении такой, какая она есть, и пытаться способствовать ее изменению, замечая что-то хорошее на экране и сообщая об этом читателям. Что я и делаю в данном случае.

 

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...