Накануне ХХ съезда партии в Президиуме ЦК усилились споры о сталинских репрессиях. На заседание Президиума был доставлен заключенный Борис Родос, в прошлом следователь по особо важным делам МГБ СССР, один из главных исполнителей политических процессов конца 40-х годов. Он подтвердил, что Сталин лично руководил террором. Не будем наивными! Члены Президиума сами знали об этом не хуже, а пожалуй, и получше Бориса Родоса. Сами участвовали в «особых тройках», отчитывались по «лимитам» расстрелянных и запрашивали у Сталина новые «лимиты» для истребления «врагов народа». Дело в другом. Первый секретарь ЦК настойчиво поднимал тему ответственности Сталина за террор, требовал вынести ее на съезд, и надо было определить свое отношение к этому. Сам факт вызова из тюрьмы бывшего следователя МГБ лишь свидетельствовал о последовательности Хрущева.
Во время обсуждения разгорелся спор — как на предстоящем съезде оценить Сталина. Молотов утверждал, что, несмотря на ставшие известными факты репрессий, Сталин — великий продолжатель дела Ленина, о чем необходимо было сказать на съезде. Его поддержали Ворошилов и Каганович. Микоян и Сабуров выступали против. Сабуров заявил: «Если верны факты, разве это коммунизм? За это простить нельзя». Согласен был обсудить на съезде вопрос о Сталине Маленков. Хрущев подчеркнул, что «Сталин был предан делу социализма, но все делал варварскими способами. Он партию уничтожил. Не марксист он. Все святое стер, что есть в человеке. Все своим капризам подчинил».
КОМИССИЯ ПОСПЕЛОВА
Непосредственно перед началом ХХ съезда, 8 февраля 1956 года, созданная Президиумом ЦК «комиссия Поспелова» представила объемный отчет о репрессиях. Отчет подготовили за месяц. В этом совершенно секретном документе, где не был затронут вопрос о репрессиях по отношению к «социально чуждым элементам» в 20 — 30-е годы, где роль Маленкова, Ворошилова, Кагановича, самого Хрущева в репрессиях 30-х годов тщательно обходили, где нет ни слова о разгроме крестьянства в период коллективизации, о трагедии советских военнопленных, поменявших не по своей воле фашистские лагеря на советские, содержалась жуткая в своей убедительности картина массового террора власти по отношению к населению страны.
Только за два года (1937 — 1938) по обвинению в антисоветской деятельности было арестовано 1 548 366 человек, из них расстреляно 681 692. Было арестовано по два-три состава руководящих работников республик, краев и областей, из 1966 делегатов ХVII съезда ВКП(б) было арестовано 1103 человека, из них 848 расстреляли.
В документе ясно устанавливалась персональная ответственность Сталина за применение пыток на допросах, внесудебные расправы и расстрелы.
Страшный доклад. Страшен конкретными фактами, многочисленными выдержками из показаний и жертв, и палачей, большей частью тоже расстрелянных во время «чистки» органов НКВД в 1939 — 1940 годах, свидетельствами о пытках, попытками прежних соратников вымолить у Сталина жизнь. К докладу были приложены три документа: телеграмма Сталина от 10 января 1939 года, подтверждавшая установленную ЦК ВКП(б) практику «применения физического воздействия» (то есть пыток) при допросах, справка о санкционировании Сталиным расстрелов 138 руководящих работников и предсмертное письмо наркома земледелия, члена ЦИК СССР Р И. Эйхе Сталину.
9 февраля 1956 года этот доклад был заслушан на Президиуме ЦК. Он вызвал шок. Сразу же развернулась дискуссия о том, нужно ли говорить об этом на съезде, как оценивать Сталина?
Молотов настаивал на позитивной характеристике «вождя народов»: «Тридцать лет партия жила и работала под руководством Сталина, осуществила индустриализацию страны, одержала победу в войне и вышла после ее окончания великой державой».
Колебался Каганович: «Мы несем ответственность, но обстановка была такой, что мы не могли возразить», вспоминал о судьбе своего брата Михаила, покончившего с собой из-за угрозы ареста, но вместе с тем опасался того, «чтобы нам не развязать стихию на съезде».
Сторонниками доклада были Аристов, Шепилов. За доклад высказался и Маленков. В конце концов против доклада выступили Молотов, Ворошилов и Каганович. В этих условиях Хрущев попытался найти компромиссные решения, пообещав «не смаковать» прошлое.
КАК ГОТОВИЛСЯ ДОКЛАД
В проекте регламента ХХ съезда доклада Хрущева не было. Не было его и в пригласительных билетах, розданных делегатам съезда.
Но буквально перед началом в повестку дня съезда были внесены коррективы. 13 февраля 1956 года, за день до начала съезда, состоялось заседание Президиума ЦК, на котором было принято решение: «Внести на Пленум ЦК КПСС предложение о том, что Президиум ЦК считает необходимым на закрытом заседании съезда сделать доклад о культе личности и утвердить докладчиком Н С. Хрущева».
Утверждался доклад, текста которого в то время вообще не существовало. Хрущев сам включился в подготовку доклада. Он пригласил к себе стенографистку и 19 февраля, в разгар работы съезда, продиктовал свой вариант доклада. В нем полностью отсутствовали данные и оценки событий 40-х — начала 50-х годов.
Прежде всего Хрущев попытался ответить на вопрос, почему партийное руководство мирилось со сталинским произволом. «Сталин проявлял полную нетерпимость коллективности… — говорил Хрущев. — Он действовал не путем убеждения, а путем навязывания, и кто этому сопротивлялся или старался доказывать свою правоту, тот был обречен на исключение из руководящего коллектива с последующим немедленным уничтожением».
Не менее важна была для Хрущева оценка роли Сталина в войне, в событиях послевоенного времени. Оценки Хрущева пристрастны, в них много от страха перед Сталиным. Стенограмма Хрущева сумбурна, он перескакивает с одной темы на другую. Однако своя логика здесь есть. Она — в стремлении возложить вину за все плохое в прошлом на Сталина и Берию и тем самым реабилитировать коммунистическую партию, идеи социализма и коммунизма.
Хрущев создал карикатурный портрет Сталина в дни войны. По мнению Хрущева, Сталин оказался совершенно не способным к руководству армией и страной в начале войны, целый год не подписывал приказы. «Где же все это время был главнокомандующий? — вопрошал Хрущев. — Струсил, испугался. Тяжелое положение, которое создалось в то время для нашей страны, — это результат неразумного руководства Сталина». На Сталина Хрущев возлагал ответственность за неподготовленность к войне, за окружение частей Красной Армии под Киевом в 1941 году, под Харьковом в 1942 году.
«Ленинградское дело», «дело врачей», «мингрельское дело» — во всех случаях ответственность за эти политические процессы недавнего прошлого Хрущев возлагал лично на Сталина. «Дело врачей», — диктовал Хрущев, — это, может быть, не дело врачей, а дело Сталина, потому что никакого дела о врачах не было...»
Осуждая методы следствия, практиковавшиеся Сталиным, Хрущев приводил в своей диктовке пример из «дела врачей»: «Здесь вот сидит делегат съезда Игнатьев, министр госбезопасности в 1951 — начале 1953 года (во время ХХ съезда — первый секретарь Башкирского обкома КПСС. — Р П.), которому Сталин сказал: если не добьетесь признания у этих людей, то с вас будет голова снята. Он сам вызывал следователя, сам его инструктировал, сам ему указывал методы следствия, а методы единственные — это бить...» Рассказывая о роли Сталина в войне, об обстоятельствах харьковской катастрофы, Хрущев напомнил своим сподвижникам: «.. Я позвонил Сталину на дачу, но он не подошел к телефону, а подошел Маленков. Я Маленкову говорю, что хочу говорить лично со Сталиным. Сталин передает через Маленкова, чтобы я говорил с Маленковым. Я вторично прошу, что хочу доложить Сталину о тяжелом положении... Он не соизволил пройти десять шагов от стола... до телефона, чтобы выслушать меня... и опять подтвердил, чтобы я говорил через Маленкова».
И в случае с Игнатьевым, и со своими воспоминаниями о войне Хрущев метил в Маленкова — фактического начальника, бывшего министра госбезопасности. Маленков и его люди оказывались ответственными за преступления Сталина. Окончательная схватка за власть между Маленковым и Хрущевым приближалась, и Хрущев на пути к этой схватке постепенно отнимал у Маленкова не только полномочия, но и его авторитет.
Продиктованный Никитой Сергеевичем Хрущевым текст лег в основу его «секретного доклада», прочитанного в последний день работы съезда — 25 февраля 1956 года. Существует предание, что непосредственно перед выступлением Хрущев двое суток дорабатывал текст будущего доклада вместе с Шепиловым. Именно подготовленный ими последний вариант Хрущев и зачитывал на съезде, изредка отрываясь от написанного. Если быть точным, то сам съезд практически уже закончился, его повестка, известная делегатам, была исчерпана, прошли выборы в ЦК КПСС.
БЕЗ СТЕНОГРАММ
Доклад на ХХ съезде для абсолютного большинства делегатов был неожиданным. Доклад стал потрясением. Зал слушал его в полной тишине. После окончания доклада не было аплодисментов. Только несколько хлопков раздалось в длинном зале Большого Кремлевского дворца. А потом начинаются исторические загадки. Как отмечают издатели доклада, «ход закрытого заседания не стенографировался. После окончания доклада было решено прений по нему не открывать». Было решено также ознакомить с содержанием доклада партийные организации (без публикации в печати).
1 марта 1956 года был представлен проект уже произнесенной (!) речи для окончательного редактирования и согласования с членами и кандидатами в члены Президиума, секретарями ЦК. Между произнесением речи (25 февраля) и переработкой, редактированием и утверждением этого текста (5 марта 1956 года) прошло больше недели.
Итак, в партийных организациях СССР читали уже отредактированный, правленый вариант доклада Хрущева. Что читал и говорил Хрущев делегатам ХХ съезда, достоверно неизвестно, так как пока не выявлена магнитофонная запись выступления.
Последствия выступления Хрущева для общественного сознания оценить трудно. Попытки открытой критики Сталина предпринимались до выступления Хрущева — в докладе А И. Микояна, прочитанном на третий день работы съезда. Микоян осуждал отсутствие коллективного руководства при Сталине, критиковал его теоретические работы. Это вызвало протест части делегатов и гостей съезда. В президиум съезда пришла записка: «Я не согласен с выступлением правого (так в тексте. — Р П.) Микояна, которое является оскорблением светлой памяти Сталина, живущей в сердцах всех классово сознательных рабочих, и будет с радостью воспринято буржуазией. Нас воспитал Сталин. Гала Иозеф. Председатель уличной организации КПЧ в г. Теплице».
После «секретного доклада» Хрущева делегаты съезда спрашивали его: «После вашего выступления достоин ли т. Сталин лежать вместе с Лениным?»
Потом была осуществлена беспрецедентная акция — ознакомление практически всего взрослого населения страны с докладом Хрущева. Выслушивание содержавшихся в докладе Н С. Хрущева установок заменялось обсуждением: почему произошло то, что было названо культом личности, кто виноват, что нужно делать, чтобы трагедия самовластия не повторилась. Эти вопросы и попытки найти на них ответы вступали в противоречие с монопольным правом высшего партийного руководства давать ответы на все вопросы. Демонополизация партии в праве на истину расценивалась как покушение на партию, как политическое преступление.
Приказывая организовывать собрания, заставляя выслушивать партийные решения, знакомя со спорами, которые велись на партийном олимпе, партийное руководство само невольно создавало оппозицию, причем оппозицию из членов своей же партии, тех людей, которые были достаточно наивны, чтобы всерьез поверить в ее благие намерения.
Несомненна роль ХХ съезда КПСС, «секретного доклада», прочитанного Никитой Сергеевичем Хрущевым, в создании качественно новых условий развития общественного сознания в стране. Решения ХХ съезда были привлекательны для политической элиты прежде всего тем, что они означали отказ от использования репрессий и террора во внутрипартийной борьбе, высшему и среднему слоям партгосноменклатуры гарантировалась безопасность. Исключалась возможность не только массовых погромов по образцу 1937 — 1938 годов, но и повторения «ленинградского дела». Осуждение периода культа личности и лично Берии снимало ответственность с местных исполнителей и организаторов политических процессов, сохранявших свои посты в партийно-государственной системе. Чем более суровая критика раздавалась в адрес Сталина и Берии, тем меньше было спроса с других.
Но был и другой аспект. Доклад Хрущева уничтожил однозначность оценок роли партии в истории страны. Хотел или не хотел этого первый секретарь ЦК КПСС, он спровоцировал обсуждение вопросов о цене преобразований.
Работу съезда подробно освещали февральские номера «Огонька» (№ 7 - 10, 1956)
«Сталин держал нас за статистов…»
Из доклада первого секретаря ЦК КПСС Н С. Хрущева «О культе личности и его последствиях»
* * *
Сталин ввел понятие «враг народа». Этот термин сразу освобождал от необходимости всяких доказательств идейной неправоты человека или людей, с которыми ты ведешь полемику: он давал возможность всякого, кто в чем-то не согласен со Сталиным, всякого, кто был просто оклеветан, подвергнуть самым жестоким репрессиям, с нарушением всяких норм революционной законности.
* * *
Сложилась порочная практика, когда в НКВД составлялись списки лиц, дела которых направлялись Ежовым лично Сталину для санкционирования предлагаемых мер наказания. В 1937 — 1938 годах Сталину было направлено 383 таких списка на многие тысячи партийных и хозяйственных работников и была получена его санкция на расстрел.
* * *
Сталин был человек очень мнительный, с болезненной подозрительностью, в чем мы убедились, работая вместе с ним. Он мог посмотреть на человека и сказать: «Что-то у вас сегодня глаза бегают». Когда Сталин говорил, что такого-то надо арестовать, то следовало принимать на веру, что это «враг народа». А банда Берия, хозяйничавшая в органах госбезопасности, из кожи лезла вон, чтобы доказать виновность арестованных лиц, правильность сфабрикованных ими материалов.
* * *
Позорным и недостойным стал факт, когда после нашей победы над врагом Сталин начал громить многих из тех полководцев, которые внесли свой немалый вклад в дело победы над врагом, так как Сталин исключал всякую возможность, чтобы заслуги, одержанные на фронтах, были приписаны кому бы то ни было, кроме него самого.
* * *
В организации различных грязных и позорных дел гнусную роль играл махровый враг нашей партии, агент иностранной разведки Берия, втершийся в доверие к Сталину. Теперь установлено, что этот мерзавец шел вверх по государственной лестнице через множество трупов на каждой ступеньке. Еще в 1937 году на пленуме ЦК бывший нарком здравоохранения Каминский говорил, что Берия работал в мусаватистской разведке. Не успел закончиться пленум, как Каминский был арестован и затем расстрелян…
* * *
Сталин страну и сельское хозяйство изучал только по кинофильмам. А колхозная жизнь во многих кинофильмах изображалась так, что столы трещали от обилия индеек и гусей. Видимо, Сталин думал, что в действительности так оно и есть… Он отгородился от народа, никуда не выезжал. Последняя его поездка на село была в январе 1928 года, когда он ездил в Сибирь по вопросам хлебозаготовок. Откуда же он мог знать положение в деревне?
* * *
У отдельных людей может возникнуть вопрос: как же так, ведь Сталин стоял во главе партии и страны 30 лет, при нем были достигнуты крупные победы, разве можно отрицать это? Я считаю, что так ставить вопрос могут только ослепленные и безнадежно загипнотизированные культом личности люди, которые не понимают по-настоящему, по-ленински, роли партии и народа в развитии советского общества. Наши победы — результат огромной по своему размаху деятельности народа и партии в целом, они вовсе не являются плодом руководства одного лишь Сталина.