Я помню жаркий июльский день 2004 года в зале, где заседал Международный трибунал по бывшей Югославии. Предполагалось, что это будет первый «день защиты» на процессе Милошевича. Журналисты со всего мира набились на специальную площадку, отгороженную стеной из пуленепробиваемого стекла. Когда в зал суда вошел Милошевич, окруженный охранниками ЕС в голубых униформах, его лицо было красным, словно свекла.
Едва войдя, он закричал на трех судей, сидевших в центре зала: «Вы же получили отчет, основанный на обследовании, которое я прошел этим утром. Доктор категорически запретил мне появляться в суде!» Судьи были невозмутимы. «Вы не понимаете, что я вам тут говорю, а говорю я о том, что медицинское заключение сегодняшнего утра строго запрещает мое пребывание здесь!» — продолжать кричать Милошевич. «Мистер Милошевич, позвольте мне вас прервать, — сказал главный судья Патрик Робинсон. — Мы не получали никакого отчета этим утром». Неожиданно чиновник в черном плаще, который сидел напротив судей в красных мантиях, вскочил с места и начал шептать что-то на ухо Робинсону. «Одну минуту», — сказал судья. Мы ждали. «Насколько я понимаю, — заговорил после паузы Робинсон, — был получен устный доклад…»
Милошевич тогда оказался прав. Тем утром тюремный доктор вынес решение, что подсудимый слишком болен, чтобы присутствовать на заседании. Но его сообщение не достигло суда, и больного человека под конвоем доставили на процесс. Так началась история, которая закончилась на минувшей неделе трагично — смертью Милошевича от сердечного приступа, породившей массу вопросов, домыслов, спекуляций.
Тогда, летом 2004 года, судьи трибунала распорядились провести расследование досадного инцидента, и среди прочего был взят специальный анализ крови подсудимого. Результат этого анализа, сделанного двумя нидерландскими врачами, оказался неожиданным: выяснилось, что Милошевич не принимал лекарств от болезни сердца. В крови были найдены следы другого препарата, который, напротив, ухудшал его состояние.
Обвинение заявило, что сербский лидер намеренно принимал вещества, подрывавшие его здоровье, чтобы иметь предлог не присутствовать в суде. Милошевич же настаивал на том, что его травят. Но не мог объяснить суду, почему не принимает необходимые при его сердечной болезни лекарства. В феврале этого года новые тесты показали схожие результаты. И вновь подсудимый начал жаловаться, что его жизнь под угрозой, а трибунал задавался вопросом, отчего он отказывается от лечения…
Слободан Милошевич умер за 10 сессионных дней до окончания суда, который длился 466 дней. Теперь вердикт уже вынесен не будет, но вина подсудимого очевидна и доказана. Он не совершал военных преступлений собственноручно и даже не отдавал прямых приказов. И тем не менее он виновен. Тем, что поставлял оружие, топливо и деньги в сербские подразделения в Боснии и Хорватии, несмотря на осведомленность о том, что они совершали военные преступления. Тем, что его подчиненные совершали преступления в Боснии, Хорватии и Косово и он ничего не сделал, чтобы их остановить.
Не все сербы преступники. И сербы — не единственные, кто совершал преступления. Но имели место тысячи преступлений, и суд доказал это, как доказал и то, что Милошевич управлял всем происходившим.
Сам Милошевич ничего так и не признал. Он утверждал, что весь суд — масштабный заговор НАТО против Сербии. Он не был похож ни на одного из осужденных: большинство из них заходили в зал суда с горечью и отчаянием на лицах, во время заседаний они чаще всего смотрели в пол.
Но не Милошевич. Он во время суда больше напоминал не подсудимого, а обвинителя. Он спорил со свидетелями, с судьями, вскакивал, чтобы выкрикнуть свои обвинения. Единственное, чего он боялся, — это кнопки на судейском столе. Кнопки, которая отключала звук в помещении для журналистов.
Многие утверждали, что он был безумен. Оба его родителя покончили с собой, и на протяжении всей жизни единственным его другом была жена Мира, которую он обожал. Возможно, говорили некоторые, он просто ненавидел весь мир и чувствовал, что весь мир против него. Мы никогда не узнаем, так ли это.
Его смерть, бесспорно, бросила тень на историю Гаагского военного трибунала. Суд многого добился, но теперь уже понятно, что по его закрытии в 2010 году неизбежно останется ощущение незавершенности — один из главных обвиняемых до приговора не дожил. Означает ли это, что дискредитирована сама идея международного суда над военными преступниками? Конечно же нет.
Суды по военным преступлениям не просто имеют будущее. В современном мире они становятся символом цивилизованности — это главное. С тех пор, как в 1993 году открылся суд в Гааге, в Европе было создано еще три военных трибунала. Международный уголовный суд, в состав которого входит 100 государств, в настоящий момент рассматривает дело по Судану. В 1998 году британские законники вынесли постановление о том, что ни один человек не имеет иммунитета против суда по военным преступлениям в процессе против чилийского диктатора Пиночета. Соединенные Штаты, которые до недавнего времени были вне зоны досягаемости, начинают официальное расследование, которое, возможно, в один прекрасный день позволит предъявить обвинения президенту Бушу за то, что сегодня происходит в Ираке.
Не все пока работает идеально, но прогноз сомнений не вызывает: суды по военным преступлениям будут существовать и дальше. Человечеству необходим механизм, позволяющий защищать слабых от сильных, необходим универсальный инструмент возмездия, для которого понятие «срок давности» не существует. И для которого скоропостижный уход обвиняемых из процесса ничего не значит.
Перевод Елены Родиной
_______
* Крис Стивен — автор книги «Судный день: суд над Слободаном Милошевичем», опубликованной издательством Atlantic Books (Лондон) в 2004 году.