Мы живем среди очень грубых людей. Они никогда — хоть при пешей ходьбе, хоть управляя автомобилем — не уступают дорогу. Случайно толкнув кого-нибудь, они ни за что не извиняются, в лучшем случае ограничиваясь универсальным словом «козел» (особенно непримиримы пожилые женщины). Если же толчок произошел в форме дорожно-транспортного происшествия, они вслух ненавидят друг друга до самого прибытия ГИБДД.
Они — это мы. Они считают хамами нас. Чувства взаимны.
В любых общественных местах, включая самые дорогие магазины и рестораны с персоналом, прошедшим обучение за границей, мы смотрим на нас же с плохо скрываемым раздражением и разговариваем либо нелюбезно, либо фамильярно. Надежды на капитализм, который заставит всех «улыбаться за деньги», в нашем климате не оправдались.
Нас слишком много. Невозможно хорошо относиться к десяти миллионам путающихся под ногами москвичей и тем более к двум миллионам гостей столицы: душевных сил не хватает. Как жители других мегаполисов справляются с проблемой усталости от окружающего населения — неизвестно.
Нью-йоркское «Могу ли я вам помочь?» непостижимо в границах нашей национальной психологии. На хрен ты мне сдался помогать тебе! Поэтому у нас на проходных и в приемных используется угрожающе-высокомерная формула «слушаю вас». Услышав эти строгие слова, посетитель начинает сомневаться в цели своего визита… Если кто-то ошибется телефонным номером, ему обязательно ответят: «Нет таких». После этого он неизбежно задумается не только о том, каким же «таким» недостойным людям он звонил, но и о себе… Если же в разговоре соотечественник вас не расслышит, то переспросит просто и кратко: «Чего?» «Простите» с вопросительной интонацией можно услышать только не по-русски.
И никакое экономическое принуждение не изменит наши резко-континентальные, суровые манеры. Ну не любим мы друг друга. И со свойственной нам душевной прямотой так и говорим: «Отвалите вы все».
Достали потому что. И смотреть надо, куда прешь.