Внашем военном кино сейчас воистину царствует «ротный» масштаб: помимо «9 роты» была «Звезда» и «В августе 44-го» (взвод разведчиков), «Сволочи» (отряд диверсантов), сериалы «Штрафбат», «Курсанты», «Баязет»... «Прорыв» — о подвиге роты псковских десантников в Чечне — продолжает этот ряд. Военные фильмы, как правило, всегда основаны на реальных событиях, но с «Прорывом» случай особый: если события прежних войн, включая афганскую, покрылись уже легендарной пылью, то гибель 6-й роты в 2000 году еще слишком жива в памяти: это — «наша» война, и поэтому любая фальшь, любая попытка правду скрыть или приукрасить особенно заметна.
Есть забавная закономерность: во времена «оттепели» в России героем военного фильма чаще становится один человек («Баллада о солдате», «Летят журавли», «Судьба человека»). Во времена расцвета застоя главным героем войны, напротив, выступает массовка: так, в брежневской эпопее «Освобождение» снимались войска нескольких военных округов. А вот в периоды политического межсезонья — между «оттепелью» и застоем — нашей киноиндустрии свойственно «воевать» именно в масштабах небольшого воинского подразделения: роты, батальона… В такие времена режиссеры, видимо, уже опасаются считать характерной судьбу одного человека (индивидуум никогда не укладывается в рамки государства), но еще и не рискуют делать масштабных обобщений. Вот, в отдельной N-ской роте было так-то, словно говорит режиссер: а как уж там было вообще и почему — не мое собачье дело. «Ротный масштаб» в кино — это желание рассказать правду, но в то же время невозможность рассказать ВСЮ правду. А правда такова: «… Некому, — написано в пресс-релизе фильма «Прорыв», — было в тот момент противостоять двадцатикратно превосходящим силам боевиков». То есть из всей нашей многотысячной группировки в Чечне одна только рота оказалась в «нужном месте в нужное время». Идиотизм командования у нас обычно оборачивается беспримерным героизмом подчиненных, но речь не об этической оценке (по версии фильма, наши генералы все знали, но так надо было). А о том, как, какими мерками, по каким критериям оценивать этот фильм, изготовленный в лучших традициях Главного политуправления МО СССР.
Фильм наше киносообщество уже заранее обозвало заказным, а значит, плохим. В том, однако, что фильм делался по заказу государства, нет ничего плохого. Есть арт-хаус, кино для элиты, где режиссеры вытаскивают наружу подсознание и любуются внутренней противоречивостью героя. А есть боевик, кино для масс, про мужество отчаянных парней: в той же Америке это дело поставлено на поток и никто не стесняется (как говорил режиссер Грымов, зачем Америке тратиться на строительство непобедимого авианосца, когда можно снять фильм про непобедимый авианосец). «Прорыв» — это агитка, пропагандистское кино, и оценивать его нужно по критериям агитки.
Задача агитки — донести в максимально убедительной и эмоционально-окрашенной форме основные тезисы, внушаемые государством. Задача режиссера — вживить эти мертвые тезисы в уста живых актеров ТАК, чтобы зритель в это поверил. То есть сделать их близкими к правде жизни. Насколько это получилось, наглядно иллюстрируют фрагменты из драматических диалогов фильма «Прорыв»:
— Нужен еще один решительный шаг. Поверь, Мурад, ситуация изменится коренным образом. (Из разговора одного командира бандформирования с другим командиром бандформирования.)
— Вы уже слышали, что сказал по телевизору президент? (Первый вопрос, который задает в родильном доме будущая мама своей свекрови.)
— Я за твоей широкой спиной прятаться не собираюсь. (Из разговора сына-лейтенанта с отцом-генералом.)
— Когда нам заплатят деньги? Мы честно отрабатываем наши контракты. (Реплика ваххабита-афроамериканца.)
— Вы никогда не любили? Ну... сердце ни о ком не болит? (Из разговора офицера и медсестры.)
И так далее. Об эффективности такой пропаганды говорить нелепо — ничего, кроме сарказма, она вызвать не способна. Пропаганда — опасное оружие: при неправильном обращении оборачивается против своих создателей.