На этой неделе начинается Московский международный кинофестиваль: гвоздями его программы в этом году, как и прежде, являются фильмы — победители других фестивалей: «Возвращение» Альмодовара, «Фландрия» Дюмона… ММКФ, однако, может побороться за лидерство, если возглавит процесс возрождения кино Восточной Европы, считает отборщик фильмов для Московского фестиваля, кинокритик Алексей МЕДВЕДЕВ
Кинофестиваль традиционно ругают за слабую конкурсную программу, но хвалят за внеконкурсную — в частности, за широкую панораму европейского кино. Своего рода, культпросвет получается: по фильмам этим можно, например, наблюдать за формированием нового европейского человека. Вы сознательно так программу формируете?
Да нет, просто с кино Центральной и Восточной Европы сейчас действительно происходит что-то очень важное. Так, немецкое кино со времен Фассбиндера и Вендерса пребывало в кризисе, и только в последние годы, начиная с «Беги, Лола, беги», стали появляться отдельные удачи. Или вот румыны: в этом году один из хитов фестиваля — «Смерть господина Лазареску» Кристи Пуйи — история смерти пожилого человека, который никак не персонифицирован. Упомянем также недавний киновзрыв в Словении — там за год было произведено всего 8 фильмов, и все они взяли призы на крупнейших фестивалях. Чешское кино — в лице Давида Ондричека и Яна Хржебейка, Богдана Сламы и Петра Зеленки. Наконец, австрийское кино и польское конечно же! Все это гораздо интереснее для меня, чем самоуспокоенное кино Франции, Италии и Великобритании.
Вы смотрите сотни картин, сюжеты повторяются: у вас наверняка в голове уже сложились какие-то общие схемы. Какие наиболее частые сюжеты и герои воспроизводятся сегодня в европейском кино?
Начну с отрицательных схем — то, что мне не нравится. Это множество фильмов, в которых мальчики и девочки от 17 до 45 ходят по парижским или берлинским бульварам и разговаривают о своих проблемах. Это мелкобуржуазное кино, которое варится в собственном соку, и там искать нечего. А самая популярная тема сегодня в кино Европы — новая расовая идентичность, смешение народов. Во-первых, эту тему поднимают европейские режиссеры неевропейского происхождения — Фатих Акин, Рашид Бухареб или Абдель Кешиш. О той же проблеме и «Фландрия» Брюно Дюмона, получившая в этом году Гран-при в Канне. В конце концов тема не только важна, серьезна, но и привлекательна эстетически: все-таки свежая кровь в европейском кино…
Европа, в отличие от России с ее националистическим эгоизмом, осознает, что это важнейшая проблема века.
Да. Но есть и множество европейских картин просто о поиске идентичности. Во множестве чешских, польских или балканских фильмов, например, обыгрывается одна и та же беспроигрышная схема: это уже даже не преодоление советского, а комедийно-бурлескное отражение того, что образовалось на руинах советского. Причем мы видим это глазами героев-маргиналов — наркоманов, транссексуалов или просто аутсайдеров, выброшенных из жизни.
«Подруга 32-летней Шарлотты — транссексуалка», «Пауль и Рихард живут вместе» — привычное уже описание фильма из европейской программы ММКФ. На протяжении пяти последних лет на фестивале обязательно присутствует десяток фильмов о проблемах транссексуалов, гомосексуалистов. Эта тема действительно так актуальна для европейцев?
Тут такой парадокс. Скажите мне, сколько из ваших знакомых и родственников страдают амнезией? Наверняка ни одного. Между тем каждый из нас без труда вспомнит десяток фильмов, где у главного героя отшибало память, просто потому, что это очень яркий сюжетный ход. Понятно, что снимать фильм о конфликте в семье гомосексуалистов или транссексуалов гораздо интереснее, чем о классическом любовном треугольнике. Да, для большинства зрителей такой фильм интересен именно своей экзотичностью, но с другой стороны, в основе — тот же человеческий конфликт: это помогает зрителю по-новому взглянуть на свои отношения.
Еще одна схема европейского кино: умный, тонкий, знающий человек в 45 — 50 лет оказывается никому не нужен — ни государству, ни семье, ни миру.
И это верно. В основе сюжета — кризис 30 — 40-летнего европейца. Либо герой теряет работу, и вся жизнь рушится, либо сам бросает нелюбимое дело, его начинает бесить постылая жизнь банковского клерка, и он выламывается за пределы этого сложившегося уклада. Встречает загадочную девушку или находит больного брата, брошенного ребенка, о котором начинает заботиться… Однако сегодня в этих фильмах на кризис человека накладывается кризис самого общества. Вот конкурсная немецкая картина «Страхование жизни» Бюлента Акинчи (Германия) интересна тем, что анализирует современную корпоративную культуру и ее психологическое давление на человека. Своего рода новое направление в кино. В этом смысле еще совершенно потрясающая бельгийская картина Пьера-Поля Рендерса «Как все», где обыгрывается такое явление, как опросы и фокус-группы. Так вот. Главный герой комедии обладает способностью думать так, как большинство населения. Такой вот термометр общественных настроений. Этот талант героя вначале использует одно рекламное агентство, а затем и правительство Франции. Доходит до того, что его зовет на ужин президент и советуется, снять министра такого-то или нет.
Последние несколько лет в конкурс попадает всего одна российская картина, с другой стороны — две победы подряд наших режиссеров на ММКФ. Вы так всех участников распугаете…
В этом году в конкурсе тоже всего одна российская картина — «Червь» Алексея Мурадова. Но это не потому, что мы никого не пускаем, и не потому, что нет достойных. Тот же Рогожкин или Балабанов, которые сняли в этом году по фильму, вполне могли бы попасть в конкурс ММКФ. Проблема в том, что отборочная комиссия начинает работу всего за четыре месяца до начала фестиваля — а даты выхода фильма в прокат у известных режиссеров уже расписаны более чем за полгода. А поскольку в конкурс ММКФ может попасть только фильм, еще не вышедший в прокат, режиссеру, желающему попасть в конкурс, необходимо переносить даты проката, выстраивать новую стратегию продвижения кино. Профессиональный кинопродюсер на такое вряд ли решится. Вы спросите, почему бы отборщикам не начинать работать раньше? А вот почему. Уже несколько лет существует закон: те, кто проводят культурное мероприятие, финансируемое из госбюджета (как тот же ММКФ), обязаны сначала выиграть тендер, конкурс на лучшую и экономически выгоднейшую концепцию мероприятия — и пока он не будет проведен, работу начинать нельзя. Это еще один пример того, как правильная идея в России приводит к абсурду: из-за стремления к прозрачности отборщики фестиваля вынуждены работать всего четыре месяца в году. Другие фестивали этим заняты круглый год.
Сегодня крупный кинофестиваль только тогда себя оправдывает и окупает, если он одновременно является кинорынком, где происходит купля-продажа фильмов. Так устроены Каннский, Берлинский фестивали. Московский же до сих пор является только ярмаркой тщеславия: фильмы в программе отличные, а в наших кинотеатрах по-прежнему идет американский ширпотреб.
Действительно, идеалом было бы превратить ММКФ в такую выставку-продажу кино для мировых дистрибьюторов. Но нам об этом пока рано мечтать, мировой рынок кино сложился, с тем же Канном не повоюешь. Для начала нам бы постараться, чтобы успешные конкурсные фильмы ММКФ попадали в российский прокат: так, в прошлом году это случилось с тремя картинами — «Чамскраббер», «Хроники обыкновенного безумия» и «Дорогая Венди» были хорошо приняты критикой и затем попали на российские экраны. Если эта связка «успех в конкурсе — попадание в прокат» станет традицией, у производителей европейского кино появится дополнительный стимул, материальный интерес, чтобы привозить фильм на Московский фестиваль: все-таки у нас огромная киноаудитория.
Тема скользкая, но стратегическая задача ММКФ в общем-то понятна: стать вровень с Канном и Берлином. Вы как-то говорили, что это задача на 10 — 20 лет. Почему так долго?
Через 10 лет Россия будет огромным рынком сбыта кинопродукции — если учесть количество населения и кинотеатров, число которых, надеюсь, к тому времени увеличится на порядок. У нас уникального качества зритель: да, коммерческое кино у нас хорошо идет, но все-таки и авторское тоже смотрят! Мы вот жалуемся на засилие блокбастеров. А когда приезжают мои пражские, скажем, друзья в Москву и видят, какого уровня фильмы у нас попадают в прокат, они ходят, как говорится, с широко раскрытыми глазами: о таком интеллектуальном разнообразии они могут только мечтать. И это при том, что в кино ходят меньше 10 процентов россиян! Современных кинотеатров по России не хватает, но их количество растет, как и платежеспособность населения. Вот лет через 10, по моим прикидкам, рынок заработает на полную катушку, и вот тут-то западные дистрибьюторы повалят к нам толпами и будут заинтересованы в премьерах своих фильмов в России. И тогда не мы будем уговаривать Мерил Стрип приехать к нам, а она сама будет проситься. Законы рынка, ничего личного.
