Возможно, ее нет в московском понимании. Но и в питерском она не дешевле, хотя человечней
Приморское шоссе по берегу Финского залива — Лисий Нос, Сестрорецк, Солнечное, Репино, Комарово — несведущим представляют в качестве питерской Рублевки. Это наглядно, однако, неверно. Пять минут от северной границы Питера — и натурально, Рублевка. Тот же чистый, нерубленый сосновый бор. То же небыстрое двухрядное шоссе. Рестораны, размещенные в шале, «У камина» или «Горка» — чем не «Царская охота» или «Веранда»? Та же анекдотичная скученность неорусских фазенд, где с балкона одной владелец может пописать на балкон другого мультимиллионера.
Ну есть местные формы, couleur locale. В 200-х номерах Приморского шоссе, там, где оно в страстном прыжке впервые целуется с заливом, выстроен поселок миллионеров, окруженный какой-то фантастической (метров пять кирпича, стекла и чугуна) стеной. В середине стена неожиданно вдавливается внутрь буквой «п», в которую мелкой горошиной закатилась независимая хибара. Там живут местные Макары Девушкины: лицом к стенке. Бедно, но гордо.
Цены на землю такие: в первой линии пляжа — до 50 тысяч долларов за сотку (чем крупнее участок, тем дороже), на второй линии за шоссе — до 25 тысяч, вверх-влево-вправо по Курортному району — все равно 2 — 5 тысяч, даже если до шоссе полчаса по грунтовке, и озера рядом нет, и соседи на грядке поплавками вверх до полуночи. Правда, цена во многом условна: дачу академика в соснах с ландышами попросту не купить. Терпеливые ждут годами.
Но все же петербургский залив московской Рублевке — антипод. Идея Рублевки — в закрытости, изоляции от людского стада с его с шаурмой и пивом из пластиковых бутылей, которое пасется на загаженных публичных пляжах Серебряного Бора. На чем, спрашивается, поклонники шаурмы до Жуковки или Николиной Горы доберутся? Откуда возьмут бабло заплатить в «Причале»? Кто пустит их в Чигасово?
Идея петербургского залива — в открытости миру. Выглядящая игрушечной железная дорога (именно с ее строительством в 1870-м и стал осваиваться залив. До этого модно было жить на юге: поближе к Семье, к дворцам Царского Села, Павловска, Петродворца). Три параллельных шоссе. Изгои на заливе — не приезжие, а обитатели резерваций, отрезанные оградой и охраной от всего, ради чего приезжает на залив модный петербуржец: от моря с виндсерферами; от дюн с загорающими topless прогрессивными девушками; от нудистского пляжа с еще более прогрессивными девушками и дедушками; от россыпи open air кафе на берегу; от велосипедных прогулок вдоль моря, от мини-гольфа при реконструированных санаториях; от растущих тут и там мотелей, в которые заваливаются на выходные любовники и влюбленные; от спальных мест в Доме кинематографистов и Доме писателей, где душ в коридоре, но все почти даром.
«Мы ужинали в Жуковке, рядом сидели Авен и этот, забыл, из администрации президента» — это один вариант. «Мы барбекю в дюнах делали, а потом на великах в Комарово рванули, были на могиле Ахматовой и Курехина, а ночевали у Пети, у них свой пляж через дом от Чукокколы, танцы устроили прямо на берегу» — другой. Почувствуйте разницу.
И если Рублевка не ведет никуда, кроме как к нужным знакомствам, большим деньгами, 2008 году, Генеральной прокуратуре, офшорам, трансферам — то залив, причудливо меняясь, ведет и к горным лыжам на Пухтоловой горе, и к даун-хиллу на Красном озере, и к шхерам и фиордам под Выборгом, где когда-то скрывалась подлодка из «Секретного фарватера». В конце концов, петляя мимо волн, озер, гранита, сосен, дач академиков, актеров, музыкантов, режиссеров, телезвезд, Приморское шоссе приводит в Финляндию. То есть в Европу.
