Наша сильно запоздавшая массовая автомобилизация, как всякая поздняя любовь, слегка безумна. Начавшись лет около 20 назад нашествием ржавых и ворованных иномарок, она теперь дошла до очередей за Bentley и ночных пробок на Тверской.
В результате население разделилось на два слоя: верхний, всегда передвигающийся на своих четырех по земле, и нижний, проводящий существенную часть жизни под землей, в несравненном (старинная легенда) метро. Принадлежащий к верхам может ездить на полностью сгнившей Nexia, цена которой не больше, чем годовой подземный проездной; одежда и украшения некоторых из нижних дороже народного Ford Focus — все равно первые чувствуют себя выше вторых не только в буквальном смысле.
И это при том, что главная-то жизнь идет как раз в метро! Там читают модные романы, и, собственно говоря, именно чтение в метро делает романы модными. Там, под землей, определяются тиражи газет и журналов, оттуда распространились любовь к девичьим джинсам, открывающим белье, манера даже у приличных молодых людей стричься наголо и неприязнь к старикам, потому что уступать место не хочется, а не уступать все еще неловко… В метро едет настоящая Москва, нервная, энергичная, сообразительная, та, что действительно торопится.
А едущие поверху читают то же, что понравилось подземным жителям, но тратя свободное время, носят те же джинсы, так же бреют головы и тоже не любят стариков: они под колеса лезут. Единственное преимущество верхних — возможность перемещаться пусть медленно, но в одиночестве или в своей небольшой компании. Одиночество в дороге, которая занимает огромную часть жизни горожан, ощущается как привилегия. Раньше некоторые мельком, но гордо вставляли в разговор «Я в метро пять лет не был», теперь просто подразумевается, что с детства. И все покупают, покупают машины, и двухэтажные автовозы все тащат в ненасытный город новенькие передвижные одиночные камеры…
Поверхностный индивидуализм, увы, побеждает глубинную нашу соборность.