Собственно, весь наш невероятный, сверхъестественно огромный город есть одна привокзальная площадь. Толчея, суета, оттянутые сумками руки и перекошенные от напряжения лица, старания догнать последний вагон и уцепиться, в поту и одышке, за уходящее счастье — вот Москва, в которой вокзалов столько, что их все и не вспомнишь.
Вообще-то есть такие города и страны, где на вокзалах пустовато, холодные каменные полы и высокие стены отражают гулкое эхо, редкие пассажиры неторопливо везут небольшой багаж на колесиках, в барах скучают странные одиночки, любящие неистребимый железнодорожный запах горячего металла… А у нас вокзалы — это вечная эвакуация, хранилища генетической памяти.
Они, конечно, здорово изменились за последние годы. Почти исчез кошмар предпоследних, когда это были совершеннейшие бомжатники и руины. И предпредпоследних, когда еще во вполне спокойной стране на вокзальных полах лежали вполне приличные люди — а где им было лежать, если билеты кончились на трое суток вперед, а места в комнатах отдыха — навсегда? Теперь малолюден разросшийся Белорусский; Курский стеснительно прячет свою советскую стекляшку за дорогим торговым центром; Киевский почти преодолел вечный ремонт; вырвался из прежней захолустности даже Павелецкий; еще элегантней сделался всегда парадный Ленинградский (увы, так и не ставший снова Николаевским); по-азиатски суматошный Казанский старательно прибран... И сама великая и ужасная площадь трех вокзалов уже не выглядит гигантским гибридом вытрезвителя со спецприемником, как выглядела, когда стала носить гордое имя Комсомольской, нормальная площадь.
Однако же вокзальный дух, еле уловимый запашок неприкаянности и ожидания витает в городском воздухе. Залечены очаги вокзальной болезни, но в легкой форме она поразила весь организм. И больно стукая ближних чемоданными углами, щурясь на трудно различимое расписание, под еле слышное «…отправляется с пятого пути…» спешит вечно отъезжающий москвич и гость столицы. 