Музыканты говорили, что Новый Орлеан — это big easy, Большое Легко или даже Великий Расслабон. Город-праздник, город-карнавал, колыбель джаза и пофигистов. Таким он оставался до 29 августа 2005 года: преобладающее население — афроамериканцы, большинство семей — неполные, за чертой бедности — треть жителей, клубы и рестораны — на каждом углу. Расслабляемся, ребята.
Сейчас, через год после урагана «Катрина», к этому есть что добавить.
Новый Орлеан — это улицы в руинах, кучи хлама, будто шторм пронесся буквально вчера. Дома, на которых до сих пор написано «Грабишь — стреляю». Целые районы, в которых нормализовалась жизнь, и районы, в которых восстановительные работы даже не начинались. Это отремонтированный зоопарк, в который уже вернули пингвинов.
Новый Орлеан кричит про невыплаты страховок, отсутствие медицинской помощи и никудышную работу полиции и пожарных. И при этом его жители тратят денежную компенсацию на красочные наколки, лотерейные билеты в промышленных количествах и телевизоры с плоскими экранами, которые они тащат и тащат в свои трейлеры, выданные властями под временное жилье.
Новый Орлеан — это дюжина гомосексуалистов, выживших после урагана и устроивших маленький гей-парад среди хаоса и рыскающих мародеров. Тогда они несли плакат «Жизнь продолжается» со знаком вопроса, сейчас заменили его на восклицательный знак.
Новый Орлеан теперь знает от Джози Воббл, младшей подружки невесты (да, свадьбы в Орлеане играют — а почему их не играть, раз жизнь есть?), что букеты из желтых роз в этом сезоне не в моде.
Новый Орлеан — это мэр Рэй Нэджин, который на вопрос ведущего телепрограммы 60 Minutes, почему за год власти города мало преуспели в ликвидации последствий урагана, сначала заявляет: «Ребята в Нью-Йорке не могут заделать эту дыру в земле, хотя прошло уже пять лет», а потом выступает с публичными извинениями. Это политики, бюрократы, местные и федеральные чиновники, перекладывающие вину друг на друга. Это деятели шоу-бизнеса, собирающие благотворительные взносы или заявляющие, что Новый Орлеан уже никогда не будет таким, как был. Это шутники с анекдотами вроде: «В целях политкорректности жителей Нового Орлеана отныне следует называть акваамериканцами». Это толстые старики, которые знай себе жуют на скамеечках в парке знаменитые непотопляемые пончики «бенье».
По крайней мере, город уверен, что даже хоронить надо с музыкой. Еще в начале прошлого века на местные кладбища похоронные процессии шли под торжественные марши и благопристойные гимны оркестра, но как только гроб опускали в землю, скорбные мелодии сменялись залихватскими импровизациями. Всем и так нелегко, зачем усугублять ситуацию? Смерть, рождение, потеря и надежда — все это так близко, так неожиданно, как рваный ритм родной музыки. Новый Орлеан — это сюрреализм. Это джаз. Когда никто никогда точно не знает, что делать: смеяться или плакать.
