На днях федеральный окружной судья Дэвид Хиттнер из Хьюстона (штат Техас) постановил: Россия должна выплатить $234,4 млн потомкам петербургского богача Шредера, у которого в 1918 году большевики отобрали фабрику, особняк, торговый центр и два фортепиано. Получат ли что-нибудь потомки? Вряд ли. Потому что что судебное разбирательство — не самый лучший способ для восстановления исторической справедливости.
По-хорошему
Попытки вернуть свое предпринимались потомками русских купцов, помещиков и просто хороших людей довольно часто. Однако успехом они заканчивались в единичных случаях. Но случаях, надо отметить, показательных. Например, Владимир Толстой, праправнук Льва Толстого, устроился директором музея в Ясной Поляне. Теперь живет в отчем доме и даже получает жалованье.
А вот история князя Мещерского. До 1997 года жил он себе спокойно в украинском городе Николаеве, где был предводителем дворянства. Но вдруг решил податься в подмосковное Алабино, где когда-то было дворянское гнездо Мещерских. Прибыв на место, он обнаружил, что роскошного особняка давно нет (большевики разобрали его на кирпичи). Осталось лишь два флигеля. В одном располагалась почта, а другой разваливался. В нем князь и обосновался, самостоятельно настелив полы и соорудив крышу. Короче, пошел на самозахват. Нельзя сказать, что местные власти не обрадовались возвращению князя. Обрадовались и сразу же попросили заплатить 25 млн рублей за прописку. На это князь им вполне резонно ответил: "Милостивые государи, князья Мещерские живут здесь с 1309 года". Властям ничего не осталось, как прописать князя бесплатно.
Также очень обрадовались появлению наследника — Дмитрия Набокова, сына Владимира Набокова,— власти Гатчинского района Ленинградской области. Здесь Набоковым принадлежало целых три имения. Дмитрию Владимировичу, конечно, хотелось получить усадьбу в Рождествено, сохранившуюся лучше других. Но ничего не вышло: с недавних пор имение обрело статус государственного музея Владимира Набокова. Тогда взгляд Набокова-младшего упал на остатки фундамента в Вырской Мызе. Гатчинскому району эти осколки даром не нужны, а воображение Дмитрия Владимировича быстро дорисовало дом (его фотографии сохранились). Да не простой дом, а целый культурный центр, где можно было бы "устраивать концерты и выставки, куда могли бы приезжать писатели и работать какое-то время в специальных апартаментах". Это устроило гатчинские власти, и они уступили Набокову фундамент "за чисто символические деньги".
И уж совсем непонятный восторг вызвало появление в Опочкинском районе Псковской области бывшего партизана, а ныне писателя, дворянина и наследника имения бабушки Платона Афанасьева. Шесть лет назад он получил родовое поместье, раскинувшееся на 708 га, в аренду на 49 лет. "Я пришел к главе администрации района, показал свой дворянский диплом и попросил дать мне землю. И он дал",— рассказывает Афанасьев. Точнее, дал не глава администрации, а собрание колхоза имени большевика Любимова, единогласно решившее просто отдать землю "новому барину" и самораспуститься. Возможно, колхозников сразили планы Платона Афанасьева на будущее: "Моя бабушка разводила лошадей, я тоже собираюсь — не менее пятисот".
Ну и, наконец, последняя история, которая вот-вот счастливо завершится,— история гражданина Лихтенштейна барона Эдуарда Фальц-Фейна. Когда-то его предкам принадлежали дома в Москве и Петербурге, а также огромное имение Аскания-Нова в Херсонской области (лет сто назад Фридрих Фальц-Фейн, дядя нашего барона, совершил неслыханный по тем временам поступок — добровольно отдал часть своих земель и денег на создание первого в Российской империи заповедника). Начать восстановление исторической справедливости Фальц-Фейн решил с Аскании-Нова. И для этого немало потрудился. Перевез прах Шаляпина из Парижа в Россию. Установил за границей памятник Суворову. Дал деньги на спасение петербургских архивов — крупнейших в Европе. Для восстановления Янтарной комнаты прислал шлифовальные станки и сверла. Хлопочет об устройстве в Санкт-Петербурге музея Пажеского корпуса. Финансировал восстановление имения и обустройство дома в Аскании. Консультировал Национальный банк Украины и одобрил проект дизайна новых денег, на которых будет изображен пока государственный заповедник Аскания-Нова. Пока, потому что вопрос о передаче (продаже, сдаче в аренду) барону имения уже практически решен. Ну а если и не всего имения, то хотя бы отреставрированного дома. В крайнем случае — квартиры в нем. А потом можно будет и Москвой с Санкт-Петербургом заняться.
А вот потомки Шредера ни покупать, ни захватывать, ни устраиваться на государственную службу, ни арендовать, ни тем более что-то спонсировать не захотели. Они пошли иным путем.
По-плохому
До революции Иван Карлович Шредер имел неосторожность открыть в Санкт-Петербурге фортепьянную фабрику, торговый центр и купить 30-комнатный особняк. В 1917 году все это стоило около 16 млн золотых рублей, а в 1918-м — ничего. Во всяком случае, для Шредера: большевики национализировали его имущество без всякой компенсации. Фабрика была переименована в фабрику щипковых музыкальных инструментов "Арфа" (она существует до сих пор; сохранились также магазин и особняк), а сам Шредер покинул Россию и обосновался с семейством в США.
Здесь у камина он часто рассказывал своим дочерям Нине и Агнес о тех богатствах, которые могли бы оказаться серьезным довеском к их приданому. Однако и без сказочного приданого девушки устроились неплохо. Агнес вышла замуж за некоего Аткинса, Нина — за некоего Мэгнесса. Рассказы о недвижимости в России, наверное, так и остались бы семейным преданием, если бы сын Мэгнессов Ли Александр не начал вдруг проявлять способности к юриспруденции и не стал адвокатом. В 1994 году он надоумил мать и тетку съездить в Санкт-Петербург. Тем более что появился и повод — в России были запрещены национализация и экспроприация иностранных инвестиций.
В каком-то смысле поездка в Санкт-Петербург оказалась не напрасной. В одном из помещений, ранее принадлежавшем Шредеру, его потомки обнаружили два старинных фортепьяно (1889 и 1910 годов). Но это все. Документы, предъявленные потомками и доказывавшие права наследства, не произвели на российских чиновников никакого впечатления. Как утверждает адвокат семейства Дэниел Нельсон, "по какой-то причине Российская Федерация и Министерство культуры заявили, что имущество не принадлежит семье Мэгнесс. Правительство заявило, что имущество Шредера является национальным достоянием". И ничего удивительного в этом нет. Ли Александр настолько увлекся юриспруденцией, что в его исторических познаниях образовался серьезный пробел. Вместо "Арфы" он заявил о правах на фортепьянную фабрику "Красный Октябрь", которую отобрали отнюдь не у его деда, а у семьи Беккеров.
Мэгнесс не поверил и летом 1997 году подал иск на Россию в хьюстонский суд, по месту своего жительства. Как раз в это время в США проходила передвижная выставка "Сокровища дома Романовых", куда входили экспонаты из пяти российских музеев на сумму $100 млн, и вскоре она должна была приехать в Хьюстон. Мэгнесс потребовал арестовать царские драгоценности и заморозить все доходы России от этой выставки до тех пор, пока не решится вопрос с его правами на наследство в виде фортепьянной фабрики Беккера. Суд длился два дня и вынес решение в пользу России. Экспозиция отправилась дальше, а Мэгнесс наконец решил повнимательнее изучить историю.
В этом году, обогащенный новыми знаниями, он начал третью атаку. И она оказалось удачной. Федеральный окружной суд Хьюстона вынес решение в пользу потомков Шредера на том основании, что "российская сторона не представила аргументов в свою защиту". Суд обязал Россию заплатить истцам $234 млн за фабрику, особняк и торговый центр и $400 тыс. за два фортепьяно. Да побыстрее: ежедневно сумма претензии будет увеличиваться на $31 тыс. Короче, России нужно торопиться.
Только никто не торопится. К примеру, в Мингосимуществе, куда мы обратились за комментариями, о решении хьюстонского суда (и о Шредере тоже) от нас же и узнали. А вот что говорят американские юристы: "Россия может просто проигнорировать постановление хьюстонского суда. А может подать апелляцию, заявив, что иск не был оформлен надлежащим образом. В этом случае состоится новый суд". А потом, наверное, еще один, и еще один, и еще. Тем временем барон Фальц-Фейн успеет получить квартиру не только в Аскании-Нова, но и в Москве, а может даже в Петербурге, Владимир Толстой приватизирует домик, где сейчас живет, а князь Мещерский — флигелек, Дмитрий Набоков возведет себе на остатках фундамента новый дом, ну а Платон Сократович Афанасьев купит пятисотую лошадь.
ЕЛЕНА МИКЛАШЕВСКАЯ, СВЕТЛАНА СМЕТАНИНА
--------------------------------------------------------
Наследство
Морозовские миллионы
Семей, у которых большевики чего-нибудь да конфисковали, довольно много. Вот, например, одна из самых распространенных фамилий — Морозовы. Их много, но не все могут претендовать на богатства, которые нажили Савва Морозов, его дети и внуки.
Началось все с того, что в 1797 году Савва Васильевич, крепостной крестьянин из села Зуево, женился и основал свое дело. В 1826-м купил у московской купчихи Савостиной участок с двухэтажным домом на углу Николоямского и Шелапутинского переулков. Было у Саввы пять сыновей: Тимофей, Елисей, Захар, Абрам и Иван. Об Иване известно мало, а остальные основали четыре династии и стали владельцами четырех мануфактур, которые образовались в 1872 году после разделения отцовской фабрики.
Тимофеевичи владели Никольской мануфактурой в Никольском погосте (это самое большое морозовское предприятие). У Елисея родился сын Викула, от которого пошли Викуловичи, владевшие товариществом Викулы Морозова в селе Зуево (после революции Никольский погост и Зуево вошли в состав Орехово-Зуево, а никольская и зуевская фабрики были объединены). Захарьевичи владели Богородско-Глуховской мануфактурой в Глухове, что под Богородском (в техническом отношении она считались одной из лучших в мире). Абрамовичи владели Тверской мануфактурой под Тверью (это было самое рентабельное предприятие в России).
Но жили почти все Морозовы в Москве. Тут же и строились. К 1918 году настроили свыше 70 зданий. Причем для себя лично и для дела использовали лишь около трети, остальные — в просветительских и благотворительных целях. Вот некоторые морозовские адреса: Варварка, 9; Старая Басманная, 17 и Новая Басманная, 14; Леонтьевский, 10; Большой Трехсвятительский, 1 и 2; Воздвиженка, 14; Садово-Кудринская, 13; Пречистенка, 21; Николоямская, 47. А вот дом # 16 на Воздвиженке — "испанский замок", как называли его москвичи. Ныне здесь Дом дружбы, а когда-то "замком" владел Арсений Абрамович Морозов, который выстроил его, съездив в Испанию. А вот городская усадьба — Смоленский бульвар, 26. Сегодня здесь банк "Российский кредит", а когда-то жил Михаил Абрамович Морозов, собравший замечательную коллекцию живописи. Очень интересное место — подмосковная усадьба "Горки", ранее "Горки Ленинские", а еще ранее "Горки" Зинаиды Григорьевны и Саввы Тимофеевича Морозовых. Когда-то здесь можно было встретить Витте, Клейна, Серова, Шехтеля, Чехова, Станиславского, Немировича-Данченко, Ключевского, Врубеля, Поленова, Качалова, Бенуа, Шаляпина. Теперь — разве что мемориальные доски. А вот неприметный дом # 36 на Большой Ордынке. Но интересен он тем, что это одно из немногих мест, где Морозовы жили и до революции, и после. Анна Тимофеевна Карпова (до замужества Морозова) до 1917 года владела имениями во Владимирской и Московской губерниях и несколькими домами в Москве, после — лишь квартирой на Ордынке. В августе 1918 года заместитель наркома просвещения, историк Покровский подписал "охранную грамоту": "Квартира вдовы профессора А. Т. Карповой, заключающая в себе обширную библиотеку по истории... объемом более тысячи томов... не подлежит уплотнению и реквизиции". При этом на Карпову как на "буржуазный элемент" был начислен громадный налог — 2,35 млн рублей. Объясняя невозможность его уплаты, в 1919 году Анна Тимофеевна писала: "Революция лишила нас всего состояния, сделав нас из богатых людей — людьми без всяких средств". А в 1920-м она попросила вернуть ей из бывшего имения Сушнево одежду и обувь ("Так как я абсолютно не имею таковых более").
Таков конец истории морозовских миллионов. Остается лишь добавить, что к 1918 году семей, носивших фамилию Морозовы и имевших отношение к Савве Васильевичу, было более 50. На морозовское богатство могут претендовать и такие состоявшие в родстве с Морозовыми купеческие фамилии, как Сорокоумовские, Кузнецовы, Симоновы, Солдатенковы, Кочегаровы, Крестовниковы, Хлудовы, Миловановы, Рябушинские, Красильщиковы, Расторгуевы, Соловьевы, Мамонтовы, Кокоревы, Нырковы, Горбуновы, Зимины. А еще фамилии дворянские — в родстве с Морозовыми были Кривошеины, Ненароковы, Смольяниновы, Лихачевы, Головнины, Карповы, фон Мекки, Кавелины. Это по состоянию на 1917 год. Теперь же всех наследников морозовских миллионов и не счесть.
ЮРИЙ КАЛАШНОВ
--------------------------------------------------------
Экспертная оценка
Плевок в колодец
По-моему, проблема, которая возникла в результате решения хьюстонского суда, не стоит выеденного яйца. Она обсуждалась и юридически была решена в 1922-1927 годах на Генуэзской, Гаагской, Лондонской и Парижской конференциях. Суть решения сводилась к следующему: ни о какой компенсации, а тем более о возвращении собственности бывшим владельцам не может быть речи; максимум, на что согласны большевики,— вернуть национализированное имущество гражданам стран Антанты (Британии, Франции, Бельгии и некоторых других) в виде долгосрочной аренды (концессии). При этом речи о российских гражданах не было — т. е. они не могут претендовать даже на аренду. Это во-первых. Во-вторых, заинтересованные стороны подписали нулевой вариант: Россия никому ничего не должна за конфискованное имущество, а иностранные государства ничего не должны России за ущерб, нанесенный в годы гражданской войны и иностранной интервенции. Это значит, что если у иностранных граждан, владевшим чем-либо в России, есть претензии, они должны адресовать их тем странам, чьими гражданами являются.
Впрочем, в ряде случаев были сделаны оговорки. Например, в начале 20-х советское правительство, с одной стороны, и французское правительство и группа крупных французских кредиторов — с другой, начали двусторонние переговоры о компенсации потерь. В результате стороны пришли к следующему соглашению: Россия обязуется выплатить французам задолженность по государственным облигационным займам, но выплату по частным берет на себя правительство Франции. Тогда же большевики погасили около половины царских долгов. Остатки были погашены Никитой Хрущевым в 1963 году. (Здесь, кстати, нужно отметить, что нашумевшее соглашение Жюпе--Черномырдина 1996 года, когда российский премьер обещал выплатить французам дополнительно $400 млн, было совершенно лишним и преследовало исключительно политические цели — "расчистить дорогу" для нового российского займа.)
И еще одна любопытная деталь. В большевистском декрете о национализации 1918 года отсутствовал перечень имущества американцев. Почему, историки спорят до сих пор. То ли Ленин не хотел ссориться с США (он даже хотел на 99 лет сдать им в аренду Камчатку с правом строительства там военно-морской базы), то ли большевистские бюрократы просто забыли про США (американцы владели 2-3% иностранной собственности в России). Так что де юре американская собственность не конфискована.
Есть любопытный аспект и у решения хьюстонского суда. Американское право, как известно, прецедентное. И сейчас, например, англичане, у которых в годы войны за независимость американских колоний конца XVIII века были конфискованы латифундии, фабрики по производству клавесинов и сами клавесины, также могут потребовать возвращения своего имущества. Так что, думаю, сами американцы заинтересованы в том, чтобы дальнейшего хода у хьюстонского дела не было.
ВЛАДЛЕН СИРОТКИН
-------------------------------------------------------
Правила игры
Закон вежливости
В России, как и в других странах, предусмотрено признание и исполнение судебных решений, вынесенных в зарубежных государствах. Однако у такого признания существуют определенные пределы. В настоящее время в международном праве решен лишь вопрос о судебных решениях частноправового характера, относящихся к физическим лицам и корпорациям. Что касается признания и исполнения решений судов относительно иностранного государства, этот вопрос считается чрезвычайно деликатным и международным правом не регулируется вовсе. Например, в 1895 году верховный суд США указал, что "никакое право само по себе не действует за пределами суверенитета, из которого вытекает его сила. Границы, в которых праву одного государства, как оно введено в действие на своей территории судебным решением, будет дозволено действовать во владениях другого государства, зависит от международной вежливости".
Так что в случае подачи Россией апелляции в верховный суд США принятое по иску потомков Шредера решение будет, скорее всего, отменено. Но даже если его и не отменят, это судебное решение не будет обладать своим главным свойством — исполнимостью. Маловероятно, что Соединенные Штаты, наплевав "на международную вежливость", арестуют какую-то российскую выставку, появись она в стране. В свою очередь, маловероятно, что и Россия — хотя бы из "международной вежливости" — захочет добровольно исполнить решение хьюстонского суда. Так что его, скорее всего, попросту придется сдать в макулатуру.
ЮРИЙ КОЛЕСОВ
Подписи
Дмитрий Набоков хотел бы заполучить фамильную усадьбу Рождествено. Но теперь здесь государственный музей его отца. Пришлось ограничиться фундаментом в Вырской Мызе
В отличие от Платона Афанасьева, планирующего разводить в своем "дворянском гнезде" породистых лошадей, князь Мещерский решил ограничиться обычными козами
Сегодня непосвященному не так-то просто понять, где бывшее владение Шредеров (ныне фабрика щипковых музыкальных инструментов "Арфа"), а где — Беккеров (ныне фортепьянная фабрика "Красный Октябрь"). Александр Ли Мэгнесс (Шредер) тоже не разобрался и поначалу требовал вернуть ему "Красный Октябрь" (*слева)
Вот этот особняк и эту фабрику техасский судья оценил в $234 млн
Дом дружбы (Воздвиженка, 16) и банк "Российский кредит" (Смоленский бульвар, 26). Которые тут временные?..