Витамин «О»

Кирилл Алехин

В Великую Отечественную войну матрос русской угольной баржи в упор выстрелил в своего шкипера: немцы взяли судно на абордаж, сунули матросу пистолет и пообещали оставить в живых, если тот шмальнет командира. Шкипер — крепкий и, как рельса, прямой — честь ценил выше жизни. Поэтому сопротивляться не стал, чуть вздрогнул от предательского хлопка, перевалился за борт и исчез в черноте Белого моря. Баржу с матросом взорвали все равно. Но матрос спасся, выплыл к маленькому монастырю и попробовал грех искупить: жил в монастырской котельной, спал на куче угля. Лет тридцать спустя, все в том же монастыре, он ведет себя как умалишенный: молится не по правилам, над другими монахами подтрунивает, кидается в них поленьями. Вот только с Большой земли к старцу плывут миряне. Кто за благословением на аборт, а кто с безнадежным хромым мальчиком: грешник и скоморох неведомым образом стал чудотворцем.

Все это — «Остров», один из немногих русских фильмов, которые вообще стоило снимать в 2006-м. Тому есть официальные подтверждения: «Остров» закрыл нынешний кинофестиваль в Венеции и был главным делегатом от России на премию «Оскар» (в последний момент одним голосом уступив «9 роте»: у той был продюсер пожестче). Но вообще-то в «Острове» главное — не его фестивальная история, а субъективные ощущения от картины. Многим она вдруг ввинчивается в голову, как-то организует сознание, сбивая (пусть ненадолго) жизненный график «кровать-работа-стопка-кровать».

В первых кадрах «Острова» на морозе дрожит морячок — трусливый, сломавшийся, как загнанный в клетку зверек. В последних сценах монах Петр Мамонов — жуткий и одновременно красивый, замечательно рассохшийся старик — сам ложится в гроб, и лицо его успокоенное, светлое… человеческое. «Остров» — фильм о вехах между этими двумя состояниями, сага о пробуждении человека. По «Острову» Лунгина, «пробудиться» может каждый, какой бы грех ни лежал. Но это — ответ. Остается вопрос: а надо? Вооружившись пиратским изданием «Острова», «Огонек» пришел к режиссеру Павлу Лунгину.

Разыскивая DVD «Острова», я столкнулся с проблемой: меня дважды в ларьках разворачивали: «Нет фильма, разобрали, закончился». Вы к этому были готовы?

Не был… конечно, не был. Мне казалось, что «Остров» — картина для, скажем так, малого зрителя. Она выпадает из мерной реки кино- и телепродукции, она этому течению перпендикулярна. Но я получил десятки интернетовских писем. Меня поздравляют с тем, что я наконец-то догадался выпустить DVD хорошего качества до выхода фильма в прокат, что «Остров» они уже по пять раз посмотрели… Люди, на радость пиратам, живо на фильм реагируют. Продюсер Сергей Сельянов провел фокус-группу и выяснил, что самое сильное впечатление фильм производит на молодых — от 18 до 30. На тех, кто вырос за последние лет пятнадцать.

Религия, монастырь — это слегка конъюнктурные темы; вообще от российского кино, как правило, ждут духовности. «Остров» поэтому стал фильмом закрытия Венецианского фестиваля: ожидания оправдал?

У вас конспирологический, какой-то советский подход. Не было никакой конъюнктуры. Просто канал «Россия» дал мне возможность снять фильм. Для себя. Есть у меня чувство, что мы не одни в этом мире, мы не элементарные частицы, которые в хаосе стукаются друг о друга, несутся без смысла… Я хотел снять фильм про то, что Бог есть. Это мое ощущение.

А нет в этом какой-то воспитательной нотки? Вот снимете вы фильм с Мамоновым, полстраны фильм увидит и поймет: «Есть!»

Был бы только счастлив! Но я не учитель. Я не миссионер, я не ехал к индейцам Амазонии нести слово Господне! До меня бы кто-нибудь донес. Я делал «Остров» из-за дикого ощущения безбожия, плоскостности нашей жизни, в которой необходимы только деньги, успех… Вы обсуждаете картину в категориях «культа», «успеха». Но если фильм оказался не культовым, не успешным? Что это меняет вообще? Обязательно надо кого-то догнать, трахнуть, победить?.. Кого, зачем? Никогда люди не жили в такой гонке. Теперь живут — и я в ней задыхаюсь. И оказывается, многие задыхаются, потому что между телевизором и супермаркетом не продохнешь. Это везде происходит. Казалось бы, американская звезда может позволить себе многое, но читаешь вот интервью: «У вас есть хобби?» — «Шопинг!» Это у нее хобби такое! Есть для меня некое безвоздушное состояние, и «Остров» — попытка заполнить эту пустоту. Фильм о поиске.

Человека?

Про то, что вы — человек! И я — человек. И что есть кто-то над нами. Что мы не случайны, что не все позволено, что стыд делает из животного человека. Ведь звери смышленые все, есть поталантливее, есть поглупее. Я прочел, что в Дании был постоянно пьяный лось: научился есть гнилые забродившие яблоки... И с тех пор не просыхал. Животные похожи на нас. У них одного нет: стыда. И вот понятие греха и стыда — оно какое-то очень существенное.

А у вас хобби какое?

Не шопинг, нет. Дайвинг.

Для режиссера фильм — это год напряженной работы, вас он, безусловно, меняет. Но может ли какой-нибудь клерк увидеть «Остров» и выйти просветленным?

Он может выйти просветленным… и снова вернуться к рутине. Он так и сделает. Фильм ставит вопрос, но не отвечает на него; фильм в тебе что-то будит — но дальше наваливается жизнь, и вот ты опять покатился, как камушек по руслу реки. Фильм может укол дать, мгновенное напоминание. Это как сон: увидел, проснулся, глаза мокрые… Звенит будильник, пора в офис, но чувство это в тебе осталось.

«Огонек» в этом году не раз писал про отношение к русскому кино на Западе: почему одни наши фильмы там ждут, другие — нет. Вот зачем «Остров» был нужен в Венеции — из-за мессиджа?

Нельзя рассматривать фильм как чистое содержание. Есть понятие киноязыка, чисто художественное: игра актеров, операторская работа, режиссерская… Но думаю, что многое значит и мессидж. Я с «Островом» был во Франции на Неделе русского кино — полный зал, мокрые лица и… Сейчас многие переживают ощущение бессмысленности существования. Нет ни борьбы идей, ни будущего — через три, пять, десять лет ничего не изменится. Но не может человечество жить только ради комфорта и развлечений! Вас «Остров», вероятно, не тронул, и вот вы пытаетесь его рассечь, как насекомое, посмотреть, как он устроен. Но картину трудно объяснить. Может, к «Острову» справедлив другой, эмоциональный, подход?

Я представляю, что через месяц в Госкино придет 20 сценарных заявок на притчи, напоминающие «Остров». А через год в нашем кино будет подъем типа «духовности».

До меня сценарий «Острова» читали разные режиссеры, в том числе довольно известные. И никто за него не брался, потому что сделать такой фильм тяжело. Я сам удивлен, что он получился. У нас есть церковные фильмы: они выходят ограниченным тиражом или показываются на специфических фестивалях, они всегда такие умильные, как будто раскрашены цветными карандашами. А «Остров» — не иллюстративный фильм, не про церковь, а про мучающегося человека. В нынешней системе ценностей такие люди исключены. Если ты мучаешься, то ты либо идиот, либо ничтожество. Но человечество — это все-таки не счастливые потребители. Не стройные ряды младших менеджеров Тишинского рынка, которые идут от успеха к успеху в своих узконосых ботинках! Это сейчас — так сложилось! — цивилизация воплощена такими ребятами. Но мне кажется, что многие молодые сами не очень поймут, почему их так тянет к «Острову». Потому что у них изначально что-то отняли, им не дали права на душу. Им объяснили, что жить надо так и так — по формату. И «Остров» для них — это просто какой-то витамин.

Правда, что «Остров» хотели выдвинуть на «Оскара», но вмешалось какое-то враждебное вам лобби?

Я знаю то же, что и все: на «Эхе Москвы» сказали, что с перевесом в один голос победила «9 рота». Но я спокойно к этому отношусь. Меня тут спрашивали: кто отправил «Остров» в Венецию? Да кто вообще может картину «отправить»? Мир устроен гораздо проще. Диск «Острова» переслали в отборочный комитет — и они взяли фильм. Вот послушайте: есть оптимистичный взгляд на мир — дескать, всюду заговоры, и люди хотели бы делать что-то хорошее, но злое лобби купило всех и рулит по-своему. А есть взгляд пессимистический. Нет в мире никакого лобби, нет тайн, люди делают то, что хотят, но часто идут по пути наименьшего сопротивления… Нет заговора, просто люди — такие.

То есть конкретные рецепты спасения русского кино, которыми чиновники регулярно делятся с «Огоньком», — это все полная ерунда?

Если бы мы знали, как снимать успешные картины, то не надо было бы добывать газ. Зачем мучаться и бурить, когда можно снимать фильм за фильмом? Рецепта успеха нет. И в этом — главная интрига: желания зрителей постоянно меняются, то, что в прошлом году было хитом, в следующем смотреть не захотят. Русскому кино сегодня мешает только отсутствие большой индустрии. Сперва появится индустрия, потом появится большой настоящий прокат, как это было с Мексикой и Кореей. А остальное — процесс статистический: один режиссер из двухсот снимет картину грандиозную.

Один гений на двести ремесленников — это нормальный процент?

Вполне. Кстати, вот еще довод в вашу копилку конспирологии: интерес к фильмам следует за мировыми экономическими прорывами. Русское кино в мире смотрели в начале 1990-х, когда ждали чего-то от России. Потом начался бум в Китае — и вдруг все открыли китайское кино. Потом экономическое чудо в Корее — и вот киномир содрогнулся от Южной Кореи! По-видимому, скоро в мире начнется мода на Индию. Мой знакомый француз с восторгом рассказывал, что видел отличный индийский фильм — там три часа пляшут и поют!

Выходит, у нашего кинематографа две надежды — нефть и искренность?

Точнее, нефть и душа. Мы занимаемся экспортом и того, и другого. На мой взгляд, важнее душа: чтобы сделать значимое кино, нужно самому быть оригинальным, искренним. Нужно быть крупной личностью, с опытом, с переживаниями, тогда и фильмы твои будут существенными. Конечно, рядом есть индустрия развлечений, где все механически: актеры поют, смешат, насилуют, режут, потом снова смешат. Но это чистый энтертеймент, развлечение. Серьезных успехов в кино достигают вполне определенные люди — те, что сейчас ушли в бизнес, в политику. Когда в стране закрутится киноиндустрия, они вернутся.

Когда вы говорите о масштабной личности, возникает ассоциация: возраст. Сейчас кино в стране заняты те, кому немного за тридцать. Может, до великих картин им надо немного дозреть?

Не обязательно делать великие фильмы, главное — внутренний запал. Главное — не думать, что будет потом. Когда человек начинает рассчитывать, что вот этот фильм он снимет для фестиваля, этот — для проката, а этот — для ТВ, это первый шаг к краху. Снимай для себя, и, может быть, это будет интересно всем.

То есть продюсерское, просчитанное кино — это гиблый путь?

Для нас — абсолютно. Продюсерское кино еще как-то работает на Западе, где продюсеры — не случайные люди. Если у продюсера за спиной 20 успешных премьер — это одно, но если ты вчера торговал пивом, а сегодня объясняешь, как мне перемонтировать картину… Кто ты такой? Украл где-то денег? Но это не сделало тебя продюсером! В России жесткий подход вырабатывается. «У нас снимают продюсеры. Режиссер — это пешка. Не понравился — выгоним, наймем следующего. Актеров заменим, пленку переозвучим…» Но что-то ничего выдающегося таким путем не получилось.

Русские продюсеры используют методики западного кино, толком не понимая, как они работают: когда фильм показать целевой группе, а когда не надо, где можно сократить, где нет. Один продюсер реализует мифы о Голливуде 1950-х, другой — 2000-х… Но сейчас в США от этого отказываются: там режиссер всегда имеет право сделать свою версию, там перестали разрывать сценаристов и диалогистов, там конвейерные методы сбора применяют для фильмов серии B и С. А если фильм и начинают «предсказывать», то этим занят огромный штат аналитиков, умников, социологов, а не как в России — два человека.

А нашим продюсерам все время кажется, что нужно кого-то обмануть, сделать не так, как хочется, где-то подправить, изменить, оставить режиссера с носом — и вот тогда-то кино получится! Но режиссер не продюсер — чувствует противоречие времени, момент, может на него реагировать. В мире жесткого продюсерского кино «Остров» был бы невозможен. Почему не может быть проще: как просится, так и снял? Не понимаю.