2006 год окончательно перевел Федора БОНДАРЧУКА в высшую лигу русского кинематографа: теперь и спрашивать с режиссера будем по всей строгости. После спорной, но безусловно яркой «9 роты» Федор посчитал важным продюсировать молодежную «Жару», премьера которой состоится на этой неделе. Зачем ему это?
В ближайшее время Федор Бондарчук отправляется в Крым на съемки фильма «Обитаемый остров» по роману Стругацких, но перед отъездом еще успеет представить новый продюсерский проект: «Жару», снятую 24-летним выпускником вгиковской мастерской Марлена Хуциева, режиссером сериала «Девять месяцев» Резо Гигиенишвили. (Это ее плакатами с пророческим сообщением, что зимой будет жара, оказалась в декабре завешана вся Москва.) И если экранизация Стругацких обещает стать одним из крупнейших европейских кинопроектов 2000-х, то «Жара» уже стала самым стремительным. От начала работы до премьеры (21 декабря) прошло менее полугода. О том, почему он решился на такую гонку и своих взглядах на сегодняшнее кино БОНДАРЧУК — «Огоньку»:
Слышала, что вы давно мечтаете экранизировать «Онегина» и «Тараса Бульбу»…
Это правда. Сейчас снимается сразу два или три «Бульбы». Боюсь, что ТВ размоет масштаб произведения. Надеюсь, лет через 15 — 20 я это сделаю. Нет, через 20 уже не потяну — лет через десять. О «Тарасе Бульбе» мечтал мой отец, у него было подтверждение согласия на роль Тараса от Марлона Брандо. Ему не дали снять картину: МИД испугался, что чувства Польши, члена Варшавского договора, могут быть задеты. Но ведь это не антипольское или антисемитское произведение — это великая история, и, мне кажется, я знаю, как сделать ее политкорректно и по отношению к полякам, и по отношению к евреям. Что касается «Евгения Онегина»... Если я сейчас вам скажу, как хочу снимать, у меня идею украдут.
Совсем не прошу отдавать креатив. Вопрос в другом: почему после громкого успеха «9 роты», на волне которого вы могли себе позволить многое, и осуществить мечту в том числе, вы не обращаетесь к своим давним замыслам, а принимаете предложение продюсера? Это ведь идея Александра Роднянского, а не ваша — снимать «Обитаемый остров» Стругацких.
Да, я «Обитаемый остров» сначала не догнал. В детстве с упоением читал другие вещи Стругацких, я вообще люблю фантастику, хотя Стругацкие — не совсем фантастика. Но у меня есть теория, что 90 процентов режиссеров раз в жизни обязательно снимают фильм о войне, будь то мировая или локальные конфликты, — или хотя бы мечтают об этом. И точно так же у советских, русских режиссеров в списках на интерес всегда были Стругацкие. И я не исключение. Поэтому когда Роднянский мне эту идею предложил и я уже во взрослом состоянии прочитал роман, то был поражен его... грандиозностью. Конечно, рядом со «Сталкером» Тарковского, а я уверен, что и титанический труд Германа завершится великой картиной («Трудно быть Богом». — «О»), — рядом с этими вершинами очень трудно существовать. Но тут произошла моя капитуляция перед амбициями. И я, закрыв от ужаса глаза, начинаю съемочный период.
То есть вы не могли не принять вызов?
Да, это первое. А второе, «Обитаемый остров» — очень современный роман. Помимо того, что это абсолютно антисоветская история и для меня до сих пор загадка, как такое могли напечатать в СССР в 60-е годы, повторюсь: это очень актуально. Про любое большое государство — не про Лихтенштейн или Монако, а про титанически большое государство. При всем уважении к американским свободам и демократии, эта книга про сегодняшнюю Америку.
Про государство как машину?
И еще про проблему свободы, про то, свободны ли мы так, как нам кажется. А кто свободен в Лондоне при 25 тысячах видеокамер? Я понимаю: они отвечают за безопасность, но все равно за тобой следят! Я могу поверить в свободу на острове в Черногории, но не в Америке, или в Британии, или в России… У Стругацких герой наделен экстраординарными физическими способностями, но это можно поставить в кавычки. Это могут быть и экстраординарные возможности власти. И возникает вопрос: кто дал тебе право изменять этот мир? Какими будут последствия? Я в финале не собираюсь убеждать зрителя в том, что наш положительный герой, Максим, попадая в чуждую агрессивную среду, не изменится. Пусть зритель сам решает: останется герой тем же или станет прокурором и начальником гвардии. Именно это меня и интересует в «Обитаемом острове». Помимо того что может получиться зрительский фильм. А я ведь режиссер мейнстрима, хотя обязательно сниму когда-нибудь артхаусное кино, если получится.
В истории русского кино остались именно артхаусные появления Стругацких: Тарковский, Сокуров, будем надеяться, Герман. А вы будете делать фильм, по постановочным масштабам сопоставимый с «9 ротой»?
«9 рота» — цветочки по сравнению с этим. Это начальные титры картины «Обитаемый остров». Мне страшно. И всем страшно, и группе страшно, и художникам-постановщикам страшно. Но если задумываться о масштабе затеянного, можно так испугаться, что и не снять.
Был огромный кастинг, его прошли десятки даже знаменитых актеров. Тем не менее на главные роли вы выбрали исполнителей, широкой публике не известных. Это случайно получилось или была такая установка?
Была. Подспудно хотелось, чтобы, как и «9 рота», фильм открыл новые имена. Потому что до «Роты» ни Артур Смолянинов, ни Ванечка Кокорин широкой аудитории не были известны. Крюков — дебютант. Звездой был только Леша Чадов. Хотя, конечно, существовала боязнь брать нераскрученных актеров. Потому что, если прислушиваться к комментариям каналов, на все роли надо приглашать знаменитых медийных людей. Даже если нужно сказать «Кушать подано!».
При этом Константин Эрнст на последнем «Кинотавре» сказал, что сегодня ни один русский артист не может привести публику в кинозал.
А мне кажется, меняется уже эта история. Мне кажется, я могу привлечь людей в кинозал.
Как актер?
Да. Слушайте, это, наверное, нескромно. Но я просто знаю это от нашей аудитории. Другое дело, нельзя эксплуатировать один и тот же образ — вот, ты спецназовец, защитник Родины и всегда им будешь! И я благодарен Дмитрию Месхиеву за «Семь кабинок». И уж тем более Валерию Тодоровскому. Они дали мне огромный шанс. (И в фильме Месхиева, и в «Тисках» Тодоровского Бондарчук играет наркодилера. — «О».)
Вы назвали две свои актерские работы последнего времени. Плюс «Обитаемый остров». Плюс еженедельная программа на СТС «Кино в деталях». Зачем в этой ситуации еще и браться за продюсирование чужой картины? Я имею в виду «Жару» Резо Гигиенишвили. Это поступок не совсем нормального человека.
Но я — ненормальный человек. Нормальный человек не может работать без выходных месяцами и спать по пять часов.
А кто кого нашел: продюсер режиссера или режиссер продюсера? Чья была история?
Поставленный Резо сериал «Девять месяцев» прошел на Первом канале с хорошим рейтингом, получил резонанс, и к нему стали потоком поступать телевизионные предложения. А мне не хочется, чтобы он был телевизионным режиссером. И ему, наверное, не хочется... У Резо был один артхаусный проект. С русской женщиной в Тбилиси, с русским православным кладбищем, длинными планами, дымящимся утренним городом, черно-белым изображением и так далее. Перл артхауса. Я это продюсировать не стал. Я сказал ему: к чему такие амбиции? Почему надо обязательно снимать кино для Роттердама? Сними сейчас мелодраму или комедию про своих ровесников. И самое главное — не будем называть его первым, вторым или еще каким-то проектом года, или — что самое ужасное — гимном поколения. Наш слоган — «Зимой будет Жара». Это всего лишь рекламный лозунг, а не заявление формата.
И Резо начал писать такой сценарий. Это фильм для аудитории 13 плюс. Я не всегда понимаю, на каком языке разговаривают его герои, зато это отлично понимает мой 15-летний сын. И мы сняли «Жару» с командой «9 роты» в настроении легкости, товарищества и любви. Сняли на волне «9 роты», чего совсем не скрываем. Ни в какое другое время это бы не получилось. Зритель будет наблюдать за актерами «Роты» в других обстоятельствах — не военной метафизики, а городского темпоритма. Я бы, наверное, даже назвал этот фильм спецпроектом. Прекрасно понимаю, что будут говорить: «Парни решили срубить бабла на успехе «Роты». Но это не так. Для нас было важно поймать ощущение любви, которое возникло в нашей группе. И я этим воспользовался. Мне кажется, энергия заговора, или сговора, как говорят в театре, может передаться на целлулоид.
Я знаю, что сопродюсер «Жары» Александр Роднянский очень любит фильмы «Реальная любовь», «Четыре свадьбы и одни похороны» и хочет, чтобы в России тоже появилось кино ироничное, но с позитивным, несмотря ни на что, восприятием жизни. Но боюсь, что мажорное настроение «Жары» легко можно будет принять за гламурность.
Все правильно. Но согласитесь, при ста фильмах в год, которые запускаются в производство в России, найти место для одной картины, где жизнь сказочная, где приукрашен город, любовь, коммуникации, где история разворачивается в течение 24 часов и заканчивается страстным поцелуем на мосту, вполне возможно. И кто-то ведь должен такую историю сделать.
Судя по вашему высказыванию, мажоров вы не любите. А просто богатых людей, которые сегодня образовали уже целое сословие?
Я достаточно близко знаю многих из этих людей и хорошо к ним отношусь. Они самообразовываются и — что даже важнее — инвестируют в образование детей. Я уже лекции могу читать про этих людей: кто как заработал деньги, и как это повлияло на человека, и что получилось, и что может получиться… Сам я новый старый русский, мой папа не мог себе представить, что продюсерской деятельностью человек способен заработать миллионы. А я не мог представить, что... будет, например, так. Я улетел на «Молодых львов» в Канн, и у меня что-то случилось со спиной, какое-то защемление. Дело было в постперестройку. Я позвонил жене, а она говорит: «Я сейчас прилечу». И она действительно прилетает в Канн вечерним рейсом, с легкой сумочкой на один день — вот тогда я понял, что живу в сказке.
У Резо в «Жаре» Москва — город из добрых грузинских фильмов. И даже скинхеды какие-то сказочные. Вы считаете, что если думать так, видеть мир так, то зло в конце концов растворится?
Я идеалист. Я недавно разговаривал с Андреем Сергеевичем Кончаловским в программе «Кино в деталях» — вот он так не думает. Сам я до сих пор питаю иллюзию, что растворить кинематографом зло в стране в 150 миллионов человек все-таки можно. Если не растворить, то хотя бы капнуть концентрированный раствор, который начнет запускать лечебный процесс, — типа антибиотика.
Мне всегда казалось, что ваш личный жизненный успех — это да, фамилия, да, талант, да, трудолюбие, но едва ли не главное — позитивное отношение к жизни во всех ее проявлениях: к людям, работе, самому процессу существования.
Я очень не люблю обламываться. В связи с «Тихим Доном» я увидел реальное отношение к себе со стороны многих людей не как к режиссеру или продюсеру, а как к успешному человеку. «Ах, ты на гребне? Так вот, получи!» И я впервые как-то напрягся на знак моего отношения к людям, но тут же в себе это на корню истребил. Я люблю людей, жизнь, товарищество, и менять этот знак не хочу.
Но художнику ведь должно быть присуще трагическое мировоззрение.
Это что, догма? А вы знаете, какое количество у меня проблем? Но зачем я должен рассказывать о них людям? Это моя душа, и она исковеркана и изранена гораздо больше, чем у некоторых молодых и не очень людей, которые с трагизмом ходят по фестивалям и транслируют пустоту. Я сильный человек, и никто никогда в жизни моих слабостей не увидит. Оставим это для бедных.
Помните, лет пять назад у вас была чудесная роль в фильме Валерия Рубинчика «Кино про кино», где вы сыграли продюсера. Эдакого самодуристого, добродушного, амбициозного недоросля, которого бог весть зачем занесло в кино… Похоже, что роль была пророческой — ведь сейчас в кино денег уже больше, чем профессионалов.
Болезнь роста. Конечно, это влияет на индустрию: увеличиваются цены, размываются критерии. Сейчас, чтобы собрать на картине денег, надо завесить плакатами всю Москву.
И забить собой весь эфир.
Да, и забить эфир. Самое ужасное, что, когда выходят слабые, но широко разрекламированные картины, зритель, по накатанной, на них идет. Ведь публика обожает российское кино. Это факт стопроцентный. Повторяю, то, что происходит сейчас, болезнь роста. Потом непрофессионалы просто уйдут. Это же экономика — два провала, и все — банкрот! И по красной дорожке прошелся, и смокинг надел, а никто не заметил... И вообще, где Каннский фестиваль? Нету. А если еще в минусе на три, на четыре или на пять миллионов долларов — нет, ребята, не нужно мне все это. Я лучше что-нибудь другое придумаю. Пережить надо этот период. Тем более хорошие фильмы все равно появляются, и они держат интерес к русскому кино.
Как вам кажется, современное русское кино — это в большей степени рынок, с присущей ему конкурентной борьбой, или скорее корпорация?
И то и другое. С тем, что это рынок конкурентов, я, например, сейчас сам столкнулся. В году есть несколько благоприятных моментов для выхода картин: от шести до восьми периодов — кто как оценивает. Это каникулы, длинные праздники и так далее. То, что на каждый из этих периодов приходится не по одной картине, — факт. Перед самым Новым годом мы стартуем с «Жарой», одновременно с нами — «Централ Партнершип» с «Волкодавом».
Мы принципиально поставили картину на этот срок. И они. Но если бы мы сделали фэнтези, я бы повел переговоры с продюсером «Волкодава» Рубеном Дишдишяном и мы бы сроки развели. Но у нас комедия о молодежи, у них фильм-фэнтези. Мы предлагаем не разделять аудиторию, а посмотреть и то и другое. Хотя, по оценкам наблюдателей, обе картины из-за толкотни друг с другом потеряют от 20 до 30 процентов кассовых сборов. Может, и так. Но если бы «Жара» выходила не в зимние каникулы, она бы потеряла 50 процентов. А быть главным на это праздничное время уже не получится никогда.
Существует миф, что сейчас снимать в России кино очень прибыльно. Согласны?
Я скептик. За все последние годы фильмов, которые дали заработать продюсерам, четыре-пять, не более. Все остальное — это минус или ноль.
При этом в минусе зачастую очень неплохие картины.
Да. И мне кажется, что у критики есть возможность влиять на этот процесс. Так или иначе мы придем к цивилизованному рынку, и у нас будет свой Golden Globe, который вырастет из премии кинокритики «Белый слон». Вы что думаете, у нас в стране нет интеллектуального зрителя? Он что, не хочет смотреть свое кино? Хорошо, сейчас не хватает залов, ну давайте устраивать ночные сеансы с привлечением тех же критиков. Давайте устраивать вечера-лектории, какие проводит режиссер Паша Руминов в театре «Практика». Давайте делать что-то, но только не говорить, что мы не будем заниматься этим, потому что «бессмысленно».
В «Кино в деталях» перед вами — целая панорама лиц нового русского кино. Вам эти лица понравились?
Очень. Особенно молодые актеры — деятельные, думающие, прилично зарабатывающие. И они, вместо того чтобы хватататься за любые предложения, берут паузы, чтобы разобраться в себе, в профессии.
А какая профессия будет главенствовать в русском кино в ближайшее время? Продюсер?
Да. Индустрию-то сделали Эрнст с Роднянским и Златопольским! Время меняется, и для артхауса тоже — и этого не надо бояться. И ведь это же абсурдное утверждение, что продюсер всегда пытается подмять под себя режиссера. А Тодоровский? А Члиянц — как он стоит горой за режиссера! А Сельянов?!. Балабанов, Рогожкин работают с ним много лет. Время рождает своих героев. Герои и делают успешные картины.
Фото ГЕМИНИ-ФИЛЬМ