Они не допустили запрета машин с правым рулем, добились освобождения Олега Щербинского, которого обвиняли в смерти алтайского губернатора, заставили Госдуму снять большую часть мигалок… Они — это возглавляемое Вячеславом Лысаковым движение автомобилистов «Свобода выбора», которое появилось еще в прошлом году, но добилось самых впечатляющих успехов в уходящем (см. «Огонек», № 9, 2006). Семь тысяч зарегистрированных пользователей на форуме, десятки тысяч людей, принимающих участие в акциях по всей стране, Михаил Касьянов, Ирина Хакамада, Андрей Илларионов и Людмила Алексеева в числе участников… Они подчеркнуто дистанцируются от политики, но вызывающее название придумано не случайно. «Защита прав участников движения — наша тактическая задача, а стратегическая, конечно, важнее — это контроль граждан за действиями власти», — объясняет Лысаков.
Мы говорили с ним почти час, попрощались. Через пять минут на мобильный раздался звонок: «Простите, я, кажется, забыл сказать самое важное. Мы хотим уважать себя — вот за что мы боремся».
Однако автомобилисты были не единственными, кто оживлял общественную жизнь страны в уходящем году. «Кондопога — это мы», — сказал в разговоре с корреспондентом «Огонька» лидер Движения против нелегальной иммиграции Александр Белов, против которого возбуждено уголовное дело за участие в карельских событиях. «Кондопога — это мы» — это значит, что информацию о чеченском погроме первыми донесли до СМИ сами участники ДПНИ, что лидер движения Александр Белов (Поткин) появился на месте событий в самый их разгар и что посещаемость сайта ДПНИ возросла в несколько раз после того, как слово «Кондопога» почти сравнялось по частоте употребления в СМИ с фамилией президента. Несмотря на все подозрения в «контроле со стороны Кремля», нет никаких оснований сомневаться, что лозунги и действия ДПНИ вербуют себе вполне искренних сторонников из числа сограждан. И в этом смысле ДПНИ — бесспорно, очень общественная организация.
О неисповедимости путей формирования гражданского общества в России «Огонек» поговорил с социологом, руководителем отдела социокультурных исследований «Левада-центра» Алексеем ЛЕВИНСОНОМ.
Вы согласны, что движение автомобилистов и ДПНИ — это две очень разные стороны одного явления под названием «самоорганизация граждан»?
Согласен. Появление гражданского общества в России — это вообще процесс, который носит крайне далекий от классических примеров характер. Если коротко, то основная особенность заключается в том, что гражданские организации у нас появляются только там, где нет присутствия государства.
Вспомним конец 80-х — начало 90-х — время, когда государственная власть была очень слабой, а кое-где вообще отсутствовала. В это время складывались организации, которые к гражданским относить не принято, хотя они имеют такую же природу: незаконные вооруженные формирования, мафия. Если посмотреть на них взглядом социолога, то мы увидим очень сложную форму объединения граждан, при этом обладающую всеми признаками организации: членство, правила, система контроля, руководство, единство понимания целей и т д. Я понимаю, что квалификация мафии как ячейки гражданского общества выглядит курьезом и эпатажем, но таких курьезов накапливается в нашем обществе слишком много. Мы, очевидно, движемся по траектории, которая неизвестна, не понятна специалистам, чей опыт ограничен классикой социологии. Западный опыт, на который мы можем ссылаться, — опыт стран, где государство вообще играет не ту роль, которую оно традиционно играет в России. У нас негосударственные организации очень сильно «не-», они не дополняют государство, а заменяют его. В этом — ключевое отличие нашего общественного устройства.
Что касается событий в Кондопоге, можно согласиться с тем, что «русские люди наконец встали на защиту своих интересов», как утверждает лидер ДПНИ Белов?
Нет, я не согласен. Ничего из того, что мы знаем, не позволяет говорить о том, что русские люди встают на защиту своих интересов. Дело в том, что русские люди в нашей стране считают государство, в котором они живут, своим. И поэтому защиту интересов они передоверяют ему. Да, при этом могут возникать организации типа скинхедских, но я не считаю, что они есть средство самозащиты русского народа от чего-то. Скинхеды есть во всем мире, и тогда непонятно, кто кого и от кого защищает. А если это вообще способ борьбы с чужими — тогда это не защита, это совершенно другое. Скинхеды громят чужих не потому, что им надо кого-то от этих чужих защитить. Они таким образом заявляют только свое собственное право на существование.
Вы говорите, что самоорганизация граждан возникает только в тех местах, где нет государства. Каким образом скинхеды заменяют собой государство?
Они исходят из того, что государство должно было бы взять и выгнать всех черных. Оно этого не делает — за него это делаем мы.
В стране много людей, которые считают, что «надо выгнать всех черных». Они способны к cамоорганизации?
Думаю, нет. От этих идей до действий дорога очень длинная. Государство должно было бы платить более весомые пенсии пенсионерам. Но это не значит, что пенсионеры собираются и идут громить кого-то. Наличие претензий к государству совершенно не означает, что возникает организация, которая ставит своей целью эти претензии снять. В этом особенность нашей политической жизни: у нас туча недовольных тем, что происходит, и нет реальных оппозиционных партий. Вся страна брюзжит, а оппозиционеров нет.
Если недовольство не имеет выхода в политике, разве не должно оно выплеснуться хотя бы в общественную жизнь?
Нет. Вы исходите из того, что в стране накапливаются протестные настроения, которым нужен выход. А это не так. Протест — это настроение, которое ведет к действию. А претензии, о которых я говорил, играют другую роль. Они выстраивают дистанцию между мной и государством и позволяют комфортно существовать, обидевшись на государство. Понимаете, как это удобно? Если я гражданин и это мое государство, я очень много что обязан делать. А стоит мне сказать, что государство не выполняет своих обязательств по отношению ко мне, как я тоже могу не выполнять обязательств по отношению к нему. Такого рода настроения совершенно не ведут к митингам и демонстрациям. Напротив, состоять в этих отрицательно-договорных отношениях с государством очень комфортно.
А как вписывается в вашу теорию движение автомобилистов? Они ведь никак не заменяют государство — напротив, выступают против решений его представителей.
Автомобилисты справедливо считают, что государство должно регулировать отношения на рынке таким образом, чтобы все участники были удовлетворены. Если оно запрещает правый руль, например, то оно не выполняет свою функцию регулятора, а, напротив, идет на поводу каких-то лоббистов. В этом смысле они заменяют его.
Но не это ведь мотив для объединения. Мотив — защита нарушенных прав, разве нет?
Но права нарушает не частное лицо, а собственно гарант этих прав — само государство!
Оно нарушает наши права и в других вопросах. Почему объединиться и добиться успеха смогли автомобилисты?
Думаю, потому, что эти люди дальше других зашли в зону некоторой свободы и в этом смысле отсутствия государства. Личный автомобиль — сам по себе капсула свободы, это хорошо известно. Передвигаясь по воле водителя, он представляет собой инструмент свободы. Автомобилисты хотели бы находиться с государством в партнерско-договорных отношениях. Их ведь, как показывают наши опросы, в общем, устраивает ситуация с коррумпированной ГИБДД, которая означает: едем как хотим. То есть в некотором смысле тоже означает свободу. Но когда их права оказались нарушены чрезмерно, то оказалось, что у участников дорожного движения есть корпоративные интересы, которые и ведут к появлению гражданских организаций. Надо сказать, что подобные примеры были и раньше — комитеты «Солдатских матерей», к примеру, но раньше они появлялись только в вопросах жизни и смерти. А то, что мы наблюдаем пример самоорганизации граждан в зоне, которая раньше считалась едва ли не баловством, досугом, прихотью богатых, — это очень интересно. Это значит, что ценность свободы, которая объединяет автомобилистов, очень велика.
Получается, что в стране есть минимум десятки тысяч людей, которые осознают абстрактную ценность свободы и готовы ее отстаивать. Это не противоречит всем представлениям о российском обществе?
Может быть, речь идет скорее не о свободе, а о достоинстве. «Хватит с нами так поступать» — в случае со Щербинским мотив, безусловно, был такой.
Как еще государство может спровоцировать граждан на самоорганизацию, каких еще выступлений стоит ждать?
Спровоцировать можно наступлением на собственность, на жилье, в частности. Собственно, это уже породило реакцию — и выступления обманутых соинвесторов долевого строительства, и жителей Бутова. Причем ключевым моментом, я думаю, является ощущение этих людей, что на их собственность посягнуло именно государство — гарант их прав. И очень интересно, что в таких случаях уже не нужно быть маргинальным человеком, чтобы пойти в какую-то организацию, выступить против государства. Мы же видим по лицам, что это рядовые совершенно люди, так же как и автомобилисты. Чтобы пойти в скинхеды, надо иметь трудное детство, быть физически сильным, попасть на окраину и т д. Чтобы пойти в нацболы, нужны какие-то особенности. А здесь ничего не требуется — вот что важно. Жизненная ситуация заставляет объединяться самых обычных людей.
Можно сказать спасибо государству за уроки самоорганизации?
Ну, знаете… Психологи говорят, что слишком заботливая мать выращивает детей, плохо подготовленных к жизни, а у матери-шалавы, которая думает о себе или вообще ни о чем не думает, дети вырастают подготовленные. Но я бы все же спросил детей, какую маму они хотят. Думаю, что люди, у которых ломали дома в Бутове, предпочли бы обойтись без этого опыта самоорганизации.
Вячеслав Лысаков об Александре Белове (Поткине):
— Мы его на свои мероприятия не звали. От него, наоборот, приходили эмиссары, но мы сказали: пусть приходит как обыкновенный человек, но никаких политических лозунгов. Мы вообще довольно строго к этому относимся — форум на нашем сайте модерируется, и все сообщения, касающиеся политики, перемещаются в одно место под названием «Завалинка» — для тех, кому потрепаться охота. Что касается меня лично, то лозунги «Россия для русских» и «Москва для москвичей» мне глубоко чужды и как человеку, и как гражданину, и как лидеру общественного движения.
Александр Белов (Поткин) о Вячеславе Лысакове:
— Я слышал про движение автомобилистов. Хорошие ребята, правильное делают дело, и если их в ближайшее время не прикрутят, то имеют шансы добиться успеха. Сам я в их акциях не участвовал, хотя у меня три автомобиля, и один из них даже с правым рулем. Как-то не звали, честно говоря. Я уже привык, что на меня смотрят с подозрением, когда появляюсь в каких-то тусовках. Ну и времени нет — проще водителя послать. Все-таки я занимаюсь вещами, которые мне кажутся более важными. Для меня сохранение русского народа важнее, чем возможность ездить на старой «японке».
КТО ЕЩЕ ОБЪЕДИНИЛСЯ
Обманутые соинвесторы долевого строительства. В минувшем году провели в разных городах страны несколько публичных акций, включая голодовки, с требованием к властям — от губернаторов до президента — вмешаться в ситуацию с недобросовестными застройщиками или местными чиновниками. Как правило, на каждом недостроенном объекте есть своя инициативная группа, которые объединяются вместе только для массовых акций.
Жители московского центра. Создали общественную организацию под названием «Оставьте нас в покое», протестуя против практики московской мэрии по признанию домов в центре столицы ветхими и аварийными и выселению жителей в другие районы.
Сибирские нефтяники. В июле 2006 года на одном из самых успешных предприятий отрасли — «Сургутнефтегазе» — был создан независимый профсоюз, который провел 5-тысячный митинг с требованием повышения зарплаты. В сентябре создан Межрегиональный профсоюз работников нефтяной промышленности, объединивший свободные профсоюзы Сургута, Татарстана, Оренбурга и других регионов.
МНЕНИЕ
«Пик социальной пассивности пройден»
Александр АУЗАН, президент Института национального проекта «Общественный договор»:
— Два фактора играют решающую роль для объединения людей. Во-первых, нужно, чтобы был нарушен какой-то очень конкретный интерес. Когда политики говорят, как же так, демократия попирается, нам плюют в лицо, то ключевой вопрос: кому плюют? Люди реагируют только на то, что задевает их непосредственно и очень сильно. А во-вторых, группа людей должна иметь какой-то общий признак. Все люди доброй воли взялись за руки и решили сделать мир лучше? Так не бывает. Нужно прямое воздействие, боль от этого воздействия и осознание «свой-чужой», например как в случае с автомобилистами и гаишниками. При этом под «болью» не обязательно имеется в виду материальный ущерб, что доказывает история с «делом Щербинского».
Есть еще и третий фактор, влияющий на уровень самоорганизации граждан, — это то, что социологи и экономисты называют «социальным капиталом», то есть уровень доверия среди людей. Он у нас был довольно высокий в конце 80-х — начале 90-х, когда миллионы людей выходили для протестных акций на улицу. Потом он сгорел в ходе реформ и из-за возникшей сильной имущественной дифференциации. Но я думаю, что мы недавно прошли минимум, самую острую точку дефицита этого капитала, и он потихоньку начинает восстанавливаться. И по мере того как он будет восстанавливаться, люди будут прибегать к коллективным действиям чаще и в более массовом порядке.
Фото: ВЛАДИМИР САЯПИН/ИТАР-ТАСС; АЛЕКСЕЙ САЗОНОВ