В канун 1 апреля сатирики склонны писать манифесты и смеяться над собой. Но даже эти слабости у классика жанра становятся достоинствами
Евреи бывают разные.
Бывают евреи степные.
По степи носятся на лошадях.
Бывают евреи южные, черноморские, те все шутят, все норовят иносказательно.
На двух-трех языках часто говорят, на каждом с акцентом от предыдущего.
А на своем не говорят.
Все на чужих стараются.
И волосы красят, и имена меняют, а их все равно распознают.
Некоторые ездят все время, переезжают, а не богатеют, потому что богатство — это земля, а она требует оседлости.
А вообще богатые евреи есть.
Но их немного.
Меньше, чем думают.
А все равно думают.
От бедности.
А раз все равно думают, значит, им надо.
Вот из них многие и делают вид...
Есть евреи государственные.
Но тут у них не получается, потому что под подозрением всегда, как бы не у себя дома, хотя не у себя дома хочет жить каждый, кому плохо. Но этот каждый себе прощает, а другому — нет.
Есть евреи лабораторные.
Тогда о них думают хорошо.
Особенно если они бомбу делают, чтобы все жили одинаково или одинаково не жили вообще.
Лабораторных евреев любят, ордена дают, премии и названия улиц в маленьких городках.
Лабораторный еврей с жуткой фамилией Нудельман благодаря стрельбе пушкой через пропеллер бюст в Одессе имеет и где-то улицу.
Талант им прощают.
Им не прощают, если они широко живут на глазах у всех.
Есть евреи-больные, есть евреи-врачи.
Те и другие себя ведут хорошо.
Евреи-врачи себя неплохо зарекомендовали.
Хотя большей частью практикуют в неопасных областях — урологии, стоматологии.
Там, где выживут и без них.
То есть там, где у человека не один орган, а два, три, тридцать три или страдания в области красоты.
Где евреям тяжело — в парламентах.
Им начинает казаться, и они сатанеют: мол, не ради себя.
Но остальные-то ради себя.
А кто ради всех — и выглядит глупо, и борется со всеми, и опять высовывается на недопустимое расстояние — один.
В стране, которую, кроме него, никто своей родиной не считает, он, видите ли, считает.
Он желает, чтобы в ней всем было хорошо.
Вокруг него территория пустеет.
Он ярко и сочно себя обозначил и давно уже бежит один, а настоящая жизнь разместилась совсем в другом месте…
И тут важно успокоиться и сравнить будущее свое и не свое.
И дать судьбе развиться.
Принять место, что народ тебе выделил и где он с тобой примирился.
Если ты еврей афишный, концертный, пасхальный и праздничный — держись этого.
Произноси все фамилии, кроме своей.
А тот, кто хочет видеть свою фамилию в сводке новостей, произнесенной Познером, должен видеть расстояние между Познером и новостями.
Самое печальное для еврея — когда он борется не за
себя.
Он тогда не может объяснить за кого, чтобы поверили.
И начинает понимать это в глубокой старости.
А еще есть евреи-дети.
Очень милые.
Есть евреи марокканские, совсем восточные, с пением протяжным на одной струне.
Разнообразие евреев напоминает разнообразие всех народов и так путает карты, что непонятно, кто от кого и, главное, зачем произошел.
Немецкие евреи — педантичные.
Русские евреи — пьяницы и дебоширы.
Английские евреи — джентльмены с юмором.
Да! Еще есть Одесса, одна из родин евреев.
И есть одесские евреи, в любом мусоре сверкающие юмором и весельем.
Очень большая просьба ко всем: не замечать их.
Не устраивать им популярность.
Просто пользоваться их плодами, но не проклинать их корни.
P.S. Умоляю, купи чего-нибудь поесть. Я уже не могу это все писать.
Иллюстрация АЛЕКСЕЯ БОРИСОВА; Photoxpress