Виталий Вульф — историк театра, но большинство зрителей знает его как автора и ведущего программы «Мой серебряный шар».
Виталий Яковлевич, как вы формировали свою библиотеку?
Я всегда любил МХАТ и покупал все, что было связано с этим театром. Я безумно, до помешательства люблю Марину Цветаеву, и у меня огромная библиотека о ней. Одно время, когда жил в Америке, ежедневно приходил в знакомый букинистический магазин и покупал все, что было связано с Теннесси Уильямсом.
Почему именно Уильямс?
В конце 70-х я начал писать книгу о театре, она позже легла в основу докторской диссертации, которая называлась «Американский театр и общественно-политическая реальность».
Уильямс как раз и был той общественно-политической реальностью, о которой вы писали?
Конечно. Его много ставили в Москве. «Сладкоголосая птица юности» была поставлена во МХАТе в 75-м году и шла семь лет. «Кошка на раскаленной крыше» шла в Театре Маяковского 14 лет, «Татуированная роза» идет до сих пор. Я не был с ним знаком. Через Олега Ефремова он мне прислал в 1977 году свою книгу с теплой надписью. Я всегда считал, что трагедийность и поэзия — две составные части Уильямса с его склонностью анализировать интимную жизнь, с глубочайшим пониманием психологических сторон движения человеческой души. Я посмотрел недавно в Театре имени Моссовета «Трамвай «Желание» — это просто гениальная пьеса…
И как она поставлена?
Чудовищно, конечно. Я сидел и думал: умный интеллигентный человек Юрий Еремин то ли ничего не понял в этой пьесе, то ли он ее обкорнал. Надо сказать, что гончаровский спектакль, который ругали в свое время за сокращения, воспринимается сейчас просто совершенством. Сегодня забывают, что в «Трамвае «Желание» Джигарханян и Немоляева играли 24 года. Когда я рассказывал об этом американцам, они удивлялись, что один состав актеров четверть века играл этот спектакль. Моя любимейшая пьеса — «Сладкоголосая птица юности», где гениально играла Ангелина Степанова. Я четверть века дружил с Мариной Нееловой и убеждал ее, что она должна сыграть в этой пьесе.
Вам понравился спектакль?
Этот спектакль — такая боль, о которой мне вообще трудно говорить, потому что его поставил модный режиссер Кирилл Серебренников. Он берет классику и корежит ее до неузнаваемости. Я увидел спектакль только на прогоне. У меня есть договор с театром, по которому они не имели права изменять текст моего перевода пьесы. Изменено было все. Мне пришлось снять имя с афиши. Я езжу по многим странам и всегда хожу смотреть спектакли Уильямса. Никто не позволяет себе обращаться с текстом автора так, как это делают в Москве. Конечно, можно переделать «Чайку» и переписать «Трех сестер», но напишите пьесу сами и ставьте ее.
В вашей книге «Серебряный шар» среди актрис, о которых вы пишете, есть и малоизвестные. Например, Лидия Коренева…
Лидия Михайловна Коренева должна быть известна всем, кто читал «Театральный роман» Булгакова. Булгаков ее ненавидел, он не был самым добрым человеком на свете.
Почему он ее ненавидел?
Потому, что она не переносила его пьесу «Мольер», которую репетировала. Она с ним все время находилась в конфликте, и кончилось все это тем, что Булгаков вывел ее в образе Людмилы Сильверстовны Пряхиной, «от голоса и вида которой кот шарахнулся прямо на занавески».
И как она отнеслась к этой фразе?
Я знаю, что она звонила Елене Сергеевне и устроила невероятный скандал, сказав: «Я никогда не прощу вам, что вы опубликовали этот текст, потому что ваш муж был гением и теперь все будут судить о МХАТе по его книге. Вы изобразили Станиславского и Немировича так отвратительно и карикатурно, но вы даже не помните, что без этих стариков Булгаков давно бы сидел в тюрьме». Действительно, Станиславский много боролся за Булгакова. Я очень хорошо помню Кореневу. Я встречал ее в консерватории, и она была одной из самых элегантных женщин Художественного театра. В 1958 году ее вывели на пенсию. Прожила она 97 лет. И никогда больше не переступала порог МХАТа. А когда-то, в начале ХХ века, вплоть до 1925 года, она была ведущей актрисой Художественного театра и играла все.
У вас дома хранится большое количество воспоминаний. Они нужны для работы над сценарием программы?
Я никогда не пишу сценариев программы. Прежде чем над ней работать, мне приходится очень много прочесть о том или ином лице, и когда я все это прочитываю, то знаю уже так много фактов, что, садясь перед камерой, просто начинаю рассказ.
Ваше мнение о том или ином человеке может со временем измениться?
Конечно. Но только такого еще не было.
Вы сейчас в большей степени переводчик, телеведущий, театральный критик, может, мемуарист?
Я никогда не называл себя театральным критиком, я всегда просил, чтобы обо мне писали «историк театра».
Что для вас означает телевидение?
Телевидение — это искусство. Или его надо сделать искусством.
Следующий выпуск передачи «Библиотека «Огонька» — в субботу, 21 апреля, в 9:30. О своей библиотеке расскажет режиссер Павел Лунгин.
Фото АЛЕКСАНДРА ШАТАЛОВА