Моя мама, человек либеральный, сказала, что ей стало плохо с сердцем, когда камера крупно взяла Наину Иосифовну, в последний раз целующую любимое лицо. По ее мнению, это показывать не стоило. Но разве продюсеры Первого канала могли это не показать? Разве они могли оставить многочасовую трансляцию без кульминационной точки? И, главное, не поняли ли в этот момент «миллионы телезрителей» что-то очень важное и о первом президенте, и о его семье, и о его времени?
Как надо хоронить первых лиц; что показывать, а что нет — эти вопросы останутся на потом, как домашнее задание, для руководителей ТВ и администрации президента. В конечном счете нынешняя Россия впервые столкнулась с подобной церемонией. И ее отработка очень важна для страны. Ведь государственные похороны — это прежде всего создание мифологии, которая лежит в основе любого общества. И если по частному прощанию можно многое предположить о том, как провел свои годы покойный, то по государственным можно предугадать, что произойдет в дальнейшем.
И в этом смысле именно похороны Ельцина были суперважны. Потому что по ним можно было судить, как власть, элита, народ в целом относятся к событиям начала 90-х. Чем они в итоге стали: началом новой жизни, актом творения будущего или постыдным эпизодом, противоречащим тысячелетней традиции. Эпизодом, которого следует стыдиться и о котором не стоит лишний раз вспоминать.
События последних лет трех оставили поле для сомнений. С одной стороны, 12 июня (день, когда Ельцина избрали президентом РСФСР) оставался праздником — Днем России. С другой — с 2004 года наше государство перестало присылать хотя бы единственный венок к могиле трех ребят, погибших в ночь на 21 августа 1991 года. Но ведь современная Россия родилась именно тогда — на похоронах Комаря, Усова и Кричевского. Именно тогда мы завоевали свободу и свергли бессмысленную диктатуру престарелых сталинских наследников.
Но как относиться к тому выплеску свободы? Казалось, ответа на этот вопрос нынешняя власть дать не в состоянии. С одной стороны, она стала наследницей тех событий. Ни один человек, нынче реально управляющий страной, не мог бы рассчитывать на столь оглушительную карьеру без августа 91-го. Но с другой, разве не назвали бы теперь защитников Белого дома «оранжевыми», а членов ГКЧП — радетелями «суверенной демократии»? Разве не делает власть сейчас все, чтобы лишить «людей с площади» хоть какой-либо возможности влиять на ее решение? Разве не принимаются десятки законов, направленных на это? И не являются ли эти законы ответом на шок, пережитый чиновниками в августе 91-го? И разве главный пропагандист, агитатор и организатор — государственное ТВ — стыдливо не молчит о том, что же все-таки произошло со всеми нами шестнадцать лет назад?
Но стыдиться обстоятельств своего рождения — это гарантированно означает для государства тяжелую жизнь и безрадостную гибель. Только одна страна стеснялась до нас своего рождения — Веймарская республика. Не в последнюю очередь и поэтому все тогда закончилось очень плохо.
Французы же, в чьей Великой революции без труда найдешь море крови и стыда, сделали из Дня взятия Бастилии легенду. И, сохранив «Марсельезу», создали успешную страну, гордящуюся днем своего первородства.
В этом смысле похороны Бориса Николаевича не могли не стать идеологическим актом, расставляющим все точки над «i». Не зря же обсуждение формата прощания было непростым. Если верить прессе, такой опытный и знаковый человек, как Игорь Иванович Сечин, не случайно последовательно выступал за всякое снижение государственного пафоса: чтобы гроб без национального флага, чтобы траур не объявлять…
Владимир Владимирович Путин решил по-другому. Государственные похороны Ельцина легитимизируют не только его в качестве преемника первого президента. Лично Путин в этом меньше всего нуждается. Эти похороны легитимизируют все принципиальные перемены жизни страны, связанные с именем Ельцина. И прежде всего то, что в начале 90-х годов прошлого века впервые в основу отечественной жизни была положена идея свободы.
Эти похороны в каком-то смысле и программируют будущее. Если все, что случилось, не секундное отступление от русского пути, а приобретение Россией в ходе ее беспрерывной тысячелетней истории нового качества, то в дальнейшем это качество будет проступать все ярче и ярче. Пусть пока у нас демократия «суверенная», со временем она наверняка станет просто демократией. А присутствие свободы станет условием нормальной жизни для большинства. И власти придется не возвращать жизнь в прошлое, а учиться работать в новых условиях. У нее не будет выбора. А у нас мавзолеев.
В этом смысле Борис Николаевич, уходя, сослужил еще одну прощальную службу. Он сумел перетянуть действующего президента на свою сторону и дал нам дополнительный шанс. Спасибо ему за это. А то, что его семья так и не получила возможности побыть с ним больше 15 минут, — плата за этот шанс. По-другому это не назовешь.