Революция и инквизиция стоят друг друга: на российские экраны выходит «Гойя» Милоша Формана — фильм о том, что Европа не всегда была мягкой и пушистой
Это картина о великом испанце, снятая эмигрировавшим в США уроженцем Восточной Европы, где главные мужские роли играют швед Стеллан Скарсгард и испанец Хавьер Бардем, а главную женскую — американка Натали Портман, которая, как известно, любит позиционировать себя как еврейка. Во всяком случае, всячески подчеркивает свое уважение к иудаистским корням. Ее героиня, красавица Инес, чьи предки когда-то перешли из иудаизма в христианство, именно по подозрению в тайной приверженности к иудаизму получает приглашение на разговор в «офис» святой инквизиции — и оттуда уже не выходит. На вопрос, что она ела накануне в таверне, девушка честно перечисляет: курицу, лук, бобы… Да, свинина была, но она от нее отказалась — не нравится вкус.
Нелюбовь к этому сорту мяса становится для героини роковой, а для фильма сюжетообразующей. Именно вокруг злоключений Инес строится интрига картины: священнослужитель предает веру, добропорядочный отец семейства идет на отчаянный поступок — пытку высокопоставленного лица, сам Гойя из свидетеля и летописца становится их активным участником.
Интрига, похоже, целиком вымышленная — о наличии у Гойи музы, попавшей в застенки инквизиции, ничего не известно. Равно как и о священнике, брате Лоренцо, который странным образом оказался втянут в историю Инес, стал отцом ее рожденного в застенке ребенка, вынужден был бежать из Испании, осел во Франции, сделал карьеру при Наполеоне и вернулся на родину уже чиновным посланцем лозунга «Свобода, равенство, братство». На роль Лоренцо пригласили Бардема — и этот выбор очевиден. Если в англоязычном фильме нужен испанский секс-символ — зовут Бандераса, если актер больших психологических возможностей — Бардема. А среди «Призраков Гойи» у него действительно самая сложная роль. Собственно, по мысли авторов, именно брат Лоренцо, а не Гойя является главным героем картины.
Форман исполнительницу роли Инес нашел случайно: купил журнал Vogue с портретом Портман на обложке. О существовании такой актрисы Форман не знал, но лицо показалось знакомым: оно напомнило ему одну из поздних картин Гойи — «Молочница из Бордо».
«Призраки» — не историческая мелодрама: это идеологический фильм, жесткий и трезвый взгляд на европейскую цивилизацию, брошенный несколько со стороны. Иррациональная жестокость инквизиции и безоглядные зверства тех, кто несет от нее избавление. Кровь, пытки, безумие с обеих сторон. Вчерашний служитель Церкви сегодня уже присягает идеалам революции — причем с равной степенью искренности и увлеченности. Глохнущий под выстрелы оккупантов и крики соотечественников Гойя, мрачнеющие краски его картин… «Я живописец короля», — по привычке представляется он, не замечая, что это уже давно звучит как насмешка. «Почему фильм о человеке, который стал воплощением испанского духа, вы сняли на английском?» — спросили однажды у Формана. «Потому что я не знаю испанского», — ответил он и, конечно, слукавил. Не Испания, а Европа — его герой.
Наполеоновские войны шли всего два столетия назад, испанская инквизиция прекратила свое существование в 1834-м, все это было слишком недавно, чтобы глянцевый слой относительного благополучия, накрывший европейскую почву, успел стать прочным. И Милош Форман без труда отдирает глянец.
В этом смысле, как ни странно, «Призраки Гойи» напоминают последние кадры «От заката до рассвета» Родригеса — почва в разрезе: на поверхности придорожная забегаловка, а под ней — уходящее пластами вниз святилище древних культов.
Не будь Гойи, это время осталось бы в исследованиях историков. Но визуальная летопись великого художника воздействует гораздо сильнее, чем любые рассказы. На роль Гойи Форман выбрал скандинава Скарсгарда, во внешности которого нет ничего от испанца, но, возможно, именно «усредненная европейскость» актера и делает взгляд его героя по-настоящему близким сегодняшнему зрителю.
Картина у Формана вышла мрачная, как поздний Гойя, но по ней рассыпано множество забавных деталей. Вот, например, выбирают полотно из мадридского собрания живописи в подарок Наполеону — «Сад наслаждений» Босха с негодованием отвергают как бездарную мазню. Возможно, если бы правители умели угадывать цены на арт-аукционах будущих веков, они совершали бы гораздо меньше ошибок.