Андрис Лиепа был одним из лучших принцев в отечественном балете, сейчас он занимается антрепризой и возглавляет фонд имени своего отца, выдающегося танцора Мариса Лиепы.
Какую первую книгу вы помните из детских лет?
Наверное, сказки Андерсена. В прежние времена были книги, которые продавались вместе с диафильмами. У нас дома был такой «Конек-горбунок» Ершова с диафильмом. Мы его обожали, выключали свет, садились всей семьей, смотрели, а потом читали книгу.
Из чего состояла и состоит сейчас ваша библиотека?
В детстве я, как и многие, увлекался фантастикой: были прочитаны весь Уэллс и Жюль Верн. Потом, когда появился Хейли, пошли какие-то американские книги. Но уже тогда мне было очень интересно возиться с тем архивом, который создавался отцом. А он привозил уникальные книги — они на сегодняшний день составляют часть коллекции фонда его имени. Например, мы очень серьезно занимаемся восстановлением спектаклей дягилевских «Русских сезонов», и у нас есть книга, которую подарил отцу его друг знаменитый коллекционер Никита Лобанов-Ростовский, «Художники русского театра». Три или четыре эскиза из альбома мы реально осуществили. Есть книги, о которых в советские годы нельзя было не только говорить, но и заикаться. Как их отец провез, я просто не представляю. Например, альбомы Рудольфа Нуриева и Михаила Барышникова. После того как эти танцоры остались на Западе, все, что касалось их, было засекречено. Когда Нуриев приезжал в СССР (ему разрешили приехать на похороны матери), то на обратном пути он остановился в отцовской квартире на улице Неждановой, теперь это Брюсов переулок. Я тогда достал этот его альбом, и он на нем расписался.
Ваш отец общался с Нуриевым?
Он знал его по работе в Советском Союзе, когда Рудольф танцевал в Кировском театре. Я думаю, что у них даже было какое-то соперничество… Я с ним встретился в Париже и увидел у него в квартире книжку, которую написал отец, «Я хочу танцевать сто лет». Во многом он помог и мне, и Нине Ананиашвили, когда мы репетировали в «Нью-Йорк сити балле».
Альбом Барышникова, который вы уже упоминали, очень любопытный…
В юности я танцующего Михаила не видел, он танцевал в Кировском театре, а телевизионных программ с его записью после того, как он остался за рубежом, не показывали. И когда я получил эту книгу, то увидел знаменитый номер, который поставил для него Якобсон, — «Вестрис». В этой книге он так потрясающе разобран, что почти весь номер виден в фотографическом изображении. Так когда-то был разобран «Умирающий лебедь», который поставил Михаил Фокин. Он его сфотографировал и с комментариями и с подстрочным соответствием нотам издал такую маленькую брошюру, как нужно исполнять «Умирающего лебедя». И вот здесь совершенно феноменальная фотографическая галерея — лучшие роли Михаила Барышникова. Потом, когда я танцевал Ромео, то вспоминал те позы, которые видел в этой книжке. Здесь есть потрясающие фотографии Барышникова в «Петрушке». Когда я уже сам ставил фокинского «Петрушку», то работал с этими фотографиями, как со словарем Ожегова работают, когда выпускают какие-то литературные издания. Я работал с гримом, костюмом, какими-то деталями, которые здесь находил.
На тех книгах, что лежат на столе, автограф вашего отца?
Это экслибрис, который он рисовал. Три балетные фигуры: балерина и два танцовщика в позе из «Видения розы» — одна из его любимых ролей.
Вопрос, не связанный с книгами, но связанный с поэтом. Как получилось, что вы исполняли в театре роль Есенина?
Это была пьеса об Айседоре Дункан и Есенине. Та, которую Олег Меньшиков играл с Ванессой Редгрейв. Когда ставили первую ее постановку, я не согласился на эту роль (не мог выбросить из своей творческой карьеры шесть или семь месяцев). Но потом режиссер Роберт Аккерман решил этот спектакль восстановить в Японии. Я с удовольствием согласился. Это совершенно уникальная роль — один день из жизни Есенина и Дункан.
Ваша партнерша, играющая Айседору, была японкой?
Это удивительная актриса. Ее рост 1 метр 75 см. Ее звали Хасави Сан. До этого она уже сыграла Гамлета. Она одна из самых популярных актрис театра Такарадзука, созданного как альтернатива театру Кабуки. Все мужские роли в Такарадзука играют женщины с идеей того, что мужчина так никогда не сыграет себя, как нужно это женщине. Это была мощная энергетическая актриса, и когда я смотрел в ее глаза, меня просто парализовало. Причем идея пьесы была в том, чтобы сама Айседора не танцевала. Например, в тот момент, когда она должна была танцевать, садится молодой человек и начинает играть Шопена, актриса просто молча стояла и к концу третьей или четвертой минуты у нее начинали течь слезы. Был просто такой момент настоящего катарсиса, и зритель понимал, что ей для того, чтобы станцевать, не нужно двигаться.
Следующий выпуск передачи «Библиотека «Огонька» — в субботу, 19 мая, в 9:30. О своей библиотеке расскажет художница и галеристка Айдан Салахова.
Фото ПАВЛА МАРКЕЛОВА/ИТАР-ТАСС