Фестиваль — резервация нашего кино: в период, когда проката не было, и чуть позже — когда он появился, но русские фильмы на экраны не попадали; фестиваль — заменитель светской жизни: во времена, когда кинопремьеры недотягивали по статусу до презентации бутиков; наконец, фестиваль — как смотр новой русской киноиндустрии.
За три года (после того как «Кинотавр» приобрел холдинг «СТС Медиа») у фестиваля поменялся не только менеджмент, у него сменилась идеология.
Вопрос, есть ли уже в России киноиндустрия, и сейчас в высшей степени спорен (а три года назад на него с уверенностью можно было ответить «нет»), но новые руководители «Кинотавра» — Александр Роднянский и Игорь Толстунов — повели себя так, будто индустрия уже заработала вовсю и очень занятые режиссеры, актеры, продюсеры просто обязаны найти в своем расписании «дыру», чтобы приехать в начале июня в Сочи. «Кинотавр» сразу и резко помолодел (индустрия ведь работает на молодого зрителя, а тот хочет видеть на экране молодых звезд) и, так сказать, поумнел: модным стало уже не лежать целый день на пляже, а ходить в кино и даже (страшно подумать) на круглые столы, ежевечерние «ринги» у критиков (это когда на ковер вызываются создатели фильмов и им сообщают все, что о них думают) и на питчинг — рынок новых проектов. Банальные банкеты после премьер превратились в организованные студиями или гламурными брендами вечеринки по типу каннских, и — опять же по принципу мировых фестивалей — для фильма почетным стало не только участвовать в конкурсе, но и выступать в ранге спецсобытия, например быть показанным на открытии. В Канне фильмом-открытием обычно становится блокбастер, явно не вписывающийся в формат, но вызывающий интерес публики. В Сочи формат открытия пока не сложился: в 2006-м, например, открытием был артхаусный «Остров» Павла Лунгина (именно кинотаврская премьера, лишенная и сотой доли последующего кликушества, предвосхитила успех и награды картины), в этом году открывать фестиваль будет вполне мейнстримовский «Глянец» Кончаловского.
А С. Михалков-Кончаловский — гость в Сочи редкий, публично его новый фильм будет показан впервые и наверняка вызовет изрядный ажиотаж. «Глянец» — это история про провинциальную дурочку, приехавшую в Москву из Ростова-на-Дону с единственной целью — попасть на обложку Vogue (это в сценарии, написанном режиссером в соавторстве с Дуней Смирновой был Vogue, а в фильме флагманом гламура выступает гораздо менее известный журнал — Beauty, и вообще, в освоении системы product placement старший Кончаловский на этот раз даже превзошел младшего). Дурочку, на деле оказавшуюся конечно же умной, доброй и сообразительной девушкой, играет Юлия Высоцкая, главного редактора Beauty — Ирина Розанова, модельера (микст из Зайцева и Юдашкина) — юморист Шифрин, олигарха, имеющего виллу в Монако и мечтающего о жене, похожей на Грейс Келли, — Александр Домогаров.
Все отсылки к известным персонажам косвенны, единственный герой, названный своим реальным именем, — Петр Листерман, знаменитый московский сводник. К Листерману попадает героиня Высоцкой. Как и авторы фильма, она проникается презрением к бездуховности тусовки, но в тылу у нее лишь сошедший с ума от пьянства отец, фанатичка мать и несчастная коза, возвращаться к которым совсем не хочется. А потому, когда друг Листермана — экстравагантный гей-промоутер эксперт по моде — различает в лице Юли черты Грейс Келли, она не сопротивляется: перекрашивается в блондинку и отправляется соблазнять олигарха. Промоутера нестандартной ориентации играет Алексей Серебряков — и это единственная, на мой взгляд, несомненная удача картины. Кажется, и сам актер блаженствует, вырвавшись из привычного образа честного, хотя и морально небезупречного мачо, которому предстоит взять на себя чужую вину и сесть в тюрьму по ложному обвинению.
Именно такого героя Серебряков сыграл и в «Грузе-200» Алексея Балабанова — участнике «Кинотавра-2007», с которым пока связаны основные ожидания публики. Балабанов снимает быстро — «Груз» был готов уже пару месяцев назад, но продюсер Сельянов согласился придержать премьеру до фестиваля: кинотаврское «промо» совсем не лишнее. Действие фильма происходит в 1984 году, в самый канун перестройки — исторического взрыва, разнесшего советскую реальность в клочья. По Балабанову, причины взрыва не в заложенной мировой закулисой бомбе — прорвался абсцесс, огромный и страшный чирей, разбрасывая во все стороны гной, кровь и распространяя зловоние, которое ощущается и поныне. Знаменитые балабановские проезды — на этот раз на фоне дымящих труб и заводских монстров Череповца, популярные песни советских композиторов, составившие саундтрек фильма, выдающаяся работа молодого оператора Александра Симонова, отсылающая к стилистике советского кино, но придающая ей совершенно новое качество, — и в центре всего этого история трех человек: преподавателя научного атеизма в ЛГУ, кооператора, рассуждающего о Боге, Кампанелле и приговоренного к высшей мере за чужое преступление (его-то и играет Серебряков), и маньяка-милиционера, похитившего дочь секретаря обкома партии. В отличие от мира города Твин Пикс, воспетого Дэвидом Линчем, в мире Балабанова не только совы не то, чем они кажутся, — здесь нет ни одного предмета, в особенности одушевленного, чье нутро соответствовало бы оболочке. Засиженное мухами, макабарическое пространство. Читавшие сценарий утверждают, что в литературной записи это все выглядело сверхрадикально и било наотмашь. Нельзя сказать, что в фильме предъявлен какой-то уж вовсе софт-вариант, но по-настоящему страшной, по-моему, является одна сцена: это не сцена изнасилования девушки бомжом или вскрытие цинкового гроба с телом жениха — нет, это пара мгновений, в которые ничего сверхъестественного не происходит, просто девушка сидит одна в машине, а некто заглядывает в окно. И это настоящий хичкоковский страх. Сцены же насилия не столько пугают, сколько отсылают к тому же Хичкоку — но скорее уже как пародия. Думаю, не пытайся режиссер давить зрителя картинами извращений, фильм получился бы еще беспощаднее.
«Груз-200» — явный фаворит, а Балабанов — одно из самых громких имен среди участников конкурса. Жюри возглавит Вадим Абдрашитов, а его постоянный соавтор драматург Александр Миндадзе дебютирует как режиссер фильмом «Отрыв» — о человеке, расследующем обстоятельства авиакатастрофы, в которой погибла его жена. В этой картине Миндадзе удалось то, что когда-то отлично получалось у дуэта Миндадзе — Абдрашитов: привести на экран новые, не засвеченные достоверные лица (главные роли играют актеры из региональных театров) и объединить острую социальность с метафоризмом.
Миндадзе — самый взрослый и титулованный дебютант конкурса, а самая молодая из дебютантов — 23-летняя Валерия Гай Германика, в 2006-м получившая приз за свою псевдодокументальную короткометражку «Девочки», а в этом участвующая в конкурсе с полудокументальным «Днем рождения Инфанты». Германика замыкает когорту из семи женщин-режиссеров на «Кинотавре» (всего же в конкурсе 14 картин). Самая именитая — Кира Муратова с фильмом «Два в одном», объединившем две новеллы — про театр и про жизнь. В обеих играет Богдан Ступка, а в части «про жизнь» его партнершей выступает Рената Литвинова. Мужчины отвечают на вызов достойно: свой новый фильм «Тиски» — предельно жесткий - покажет Валерий Тодоровский. Очень тонкую картину «Простые вещи» с замечательной главной ролью (Сергей Пускепалис) и отличной второстепенной (Леонид Броневой) привезет Алексей Попогребский («Коктебель»), студия СТВ представит дебют режиссера Алексея Мизгирева «Кремень». Продюсеры соглашаются передвигать релизы с более перспективной с точки зрения кассы весны на малоперспективный летний мертвый сезон с одной целью — участвовать в «Кинотавре». Фестиваль заставил профессиональное сообщество с собой считаться.
Будут на «Кинотавре» и еще две премьеры, внеконкурсные: «Александра» Сокурова и «Изгнание» Звягинцева. После каннского показа «Изгнания» наша критика обвиняла фильм в конъюнктурности. Внешне фильм и вправду выглядит отъявленной конъюнктурой, но внутренне — со стороны режиссера — я думаю, дело в другом. Когда к 40-летнему человеку первый серьезный (и какой!) успех приходит на венецианском Лидо, это не может не бросить отсвет на всю последующую жизнь. На Звягинцева же это, похоже, произвело столь сильное впечатление, что он всерьез вообразил Старый Свет своей духовной родиной, а себя европейским режиссером. И в результате снял картину, которая смотрится как пародия — даже не на европейское кино, а на представление русского человека о европейском кино. Только пародия совсем не смешная. Правда, на каннском пресс-показе в один из самых драматичных моментов — когда вслед за женой героя умирает еще и его брат — зал начал откровенно гоготать, но это скорее чтобы себя взбодрить: за редким исключением фильм ужасающе, до одури скучен. Действие происходит неизвестно где, при неясных обстоятельствах, зато в до боли знакомых по европейскому арт-кино пейзажах и интерьерах, и наполнено таким количеством благоглупости (сценарий писал сам Звягинцев), что удивляешься — почему все-таки режиссер не хочет понять: замысел «а давай-ка я возьму и сниму притчу» всегда выдает пусть удачливого, но не слишком одаренного дилетанта. Ведь тот же «Андрей Рублев» или феллиниевская «Дорога» снимались не про философские рассуждения, не про мифологемы и архетипы, а про людей. И не обязательно заставлять девочку читать вслух «Послание к коринфянам», а малолеток складывать пазл «Благовещение». Не обязательно называть мать Верой, а дочь Евой, заставлять жниц в поле выступать подобием церковного хора и многозначительно ронять фразу «Надо похоронить Веру», чтобы зритель понял: перед ним высокодуховное произведение. Кто спорит, быть отобранным в Канн — огромный успех, но есть же — на что постоянно указывает перстом сам Звягинцев — и высший суд, когда художнику предстоит разобраться с самим собой, а не с внешними атрибутами удачливости. Зато «Изгнание» может стать отличной проверкой «каннскости» Сочи: привилось ли отношение к любому фестивальному фильму как к празднику. Если да — зрители героически дождутся финала, если нет — начнут выползать из зала и рванут на банкет. Вот тут-то и настанет момент фестивальной истины.
Фото: НАШЕ КИНО; ЦЕНТРАЛ ПАРТНЕРШИП; ПРОДЮСЕРСКИЙ ЦЕНТР АНДРЕЯ КОНЧАЛОВСКОГО