Недалеко от курортного городка Хайлигендамм на прошлой неделе состоялся саммит «Большой восьмерки» — с водными аттракционами при участии полицейских катеров и моторок «Гринписа», с вечерними концертами художественной самодеятельности.
Один такой концерт прошел километрах в восьми от Хайлигендамма в первый день саммита. На него пришли тысячи антиглобалистов и полицейских, некоторые из которых были с собаками, настроенными еще дружелюбнее хозяев. Организаторами были все-таки антиглобалисты, а не полицейские. И тем и другим не хватало зрелищ.
Концерт был жизнеутверждающим. На сцене рок-группы сменяли подростков, читавших стихи о любви. Один из них прослезился в конце стихотворения собственного сочинения, в котором были обманутая любовь, обманутые ожидания, обманутый он… Это все не могло ускользнуть от моего внимания, потому что он читал эти стихи на чистом русском языке.
Когда он закончил и, проплакавшись, отошел к кустикам, которые при полном безветрии подозрительно шевелились уже полчаса, я подошел к нему.
— Как вы тут живете вообще? — спросил я его. — Спите как?
— Живем как в казарме: по десять человек в палатке, остальные на свежем воздухе, по шестьсот человек на гектар леса, — сказал он. — В тесноте, да не в обиде
— А не скажешь, что вы тут жметесь друг к дружке? — спросил я. — Вы тут вроде чувствуете себя хозяевами жизни, баррикады строите, лес жжете. Вообще, отдыхать хоть удается?
— Да, конечно. Вот сегодня. И с ребятами из Пскова в карты играем.
— А девушки из Пскова что в это время делают?
— А девушки у нас в основном почему-то из Таганрога.
— И?
— Я когда сюда уезжал, договорился с родителями, что жениться мне рано.
— А что, обязательно жениться?
— Хотелось бы, честно говоря, — неожиданно сказал он.
Я посмотрел на него повнимательнее и с сожалением подумал о том, что именно этой рассудительности мне в свое время, видимо, не хватило. Замечательная все-таки у нас подрастает молодежь, успел подумать я, прежде чем к нему подбежала протатуированная, по-моему, с ног до головы девица и не повисла у него на шее. Он предпринял лицемерную попытку отмахнуться от нее. Он все-таки был очень смущен. Она была обескуражена мгновенной судорогой, которая пробежала по его телу, и истолковала ее по-своему.
— Че, вечера уже не ждем? — засмеялась она.
Он покраснел.
— С родителями меня обещал познакомить, — сообщила она мне с тяжелым и, боюсь непоправимым, луганским акцентом. — Интересно, они такие же клё-овые? Вряд ли.
— Знаете, мне кажется, — сказал я им, — вы эти три дня будете до конца жизни вспоминать. Я вам завидую.
— А не надо завидовать, — сказал он. — Поехали с нами в Росток, с полицией рубиться.
Я отказался. Не без сожаления.