В начале июня в Москву приехали три журналиста Национального общественного радио. Из Нью-Йорка, на две недели. С одной вполне конкретной целью: понять, наконец, есть ли в России свобода слова. Так и сказали в анонсе, сопровождаемом бойкой музыкальной отбивкой. Я был за рулем, гнал по полупустому шоссе из Манхэттена в Бостон. Подумал: и охота им было тащиться? Ради чего? Неужели кому-то еще неясно? Но конечно же сделал погромче.
Радио в Америке слушают много. Особенно на дорогах. Потому что читать или смотреть телевизор в машине не с руки, а уши свободны. Ну а поскольку все постоянно куда-то перемещаются и время, как известно, деньги, спрос на аудиоинформацию весьма велик. Поэтому, обгоняя редкие автомобили с застывшими профилями в левых передних стеклах, я все гадал, какие картины возникают на этих просторах, в этих головах при звуках митинга протеста в центре Москвы или прорывающихся сквозь английский перевод русских фраз.
Корреспондент (по-английски): «Что вы думаете о вашем президенте?»
Таксист Алексей (везущий едва приземлившегося корреспондента из аэропорта Шереметьево): «Президент хороший Путин». (Мысль развивается в переводе.)
Корреспондент: «Ну а свобода прессы?»
Таксист Алексей: «Свобода прессы есть у нас». (Далее перевод.)
Поражает дотошность. Двухнедельная командировка, неизбежный джетлэг, обязательные дача и водка, насмешливые взгляды российских коллег — мол, что вы-то со своим англосаксонским менталитетом можете понять про нашу российскую долю? — более 30 интервью, героическое произнесение причудливых фамилий, Живой Журнал с обрывочными записями мыслей и впечатлений, несколько бессонных ночей в попытке вычленить хотя бы подобие мелодии в какофонии записанных на пленку голосов — и все ради того, чтобы какой-нибудь биржевой брокер, возвращающийся с Уолл-стрита в загородный дом, или многодетная мамаша, отправившаяся из своей американской заМКАДии в дальний оптовый магазин за покупками, в 60 неполных минут прониклись проблемами демократии в России?
Они так привыкли. Таковы правила их журналистики. Пытаться вникнуть. Не доверять упрощенным схемам. Перепроверять предлагаемые политиками формулы. Говорить лишь о том, что видел собственными глазами. А кто в этот момент окажется у радиоприемника и в какой точке земного шара — вопрос совершенно из другой оперы.
И вот мелькают по трассе дорожные указатели: Exit, Exit, Exit, а воздух сотрясают знакомые голоса, и выхода никто не видит. Каспаров, Киселев, Познер (по-английски), Рыжков, Проханов, Мамонтов (через переводчика). Вроде бы что-то объясняют, а корреспондент все никак не поймет. Почему «Газпром» владеет одновременно и «построенным» НТВ, и откровенно оппозиционным «Эхом Москвы»? Почему частная вроде бы компания ЛУКОЙЛ, купив Русскую службу новостей, первым делом устанавливает квоту на новости, не угодные правительству? И почему после Ирака именно в России гибнет больше всего журналистов?
Нет ответов в передаче. Хотят, чтобы я сам думал. И я думаю. Но недолго. Потому что боюсь проскочить поворот.