Вы не пугайтесь, но буквально только что была переписана история отечественной классической музыки ХХ века. Точнее, одна, но очень важная ее страница, из крайних — посвященная композитору Альфреду Шнитке и его последнему сочинению, Девятой симфонии. Переписана как бы невзначай, незаметно даже для знатоков вопроса, не говоря об обычной публике, посещающей концертные залы.
Лето, жара, все в разъездах — только это, пожалуй, спасло музыкальный мир от крупномасштабного скандала, который обязательно разразился бы в любое другое время после откровенных признаний Ирины Шнитке, вдовы композитора. Потому что призналась она — для начала — в том, что на премьере Девятой в Большом зале консерватории летом 1998-го звучал опус, имеющий очень отдаленное отношение к творчеству Альфреда Шнитке:
«Там было больше написано [дирижером Геннадием] Рождественским, чем Шнитке. И когда я это услышала, я подошла к нему в перерыве и просила убрать какие-то эпизоды, которые ну явно не мог Альфред никак написать... Я просила убрать хотя бы какие-то вставленные цитаты. На что он мне сказал: «Это невозможно. Все отрепетировано…» Это совершенно огромное и трагическое разочарование в людях».
(Здесь и далее курсивом — Ирина Шнитке, выступление в телепрограмме Сати Спиваковой «Камертон», канал «Культура». — «О».)
ДЕВЯТАЯ: ПЕРЕД ПРЕМЬЕРОЙ
Все было очень странно уже тогда, в июне 98-го. На тот момент знали: живущий в Германии Шнитке нездоров, причем давно и очень сильно — вплоть до фактической невозможности писать музыку. Однако в официальных материалах, подготовленных устроителями премьеры Девятой симфонии — не просто российской, мировой премьеры, — говорилось:
«Два года назад (в 1996-м. — «О») композитор перенес четвертый по счету инсульт. Сегодня он почти лишен движения и речи, но, несмотря на физическое бессилие, его уникальный творческий дух продолжает работать. В прошлом году композитор закончил работу над Девятой симфонией…»
Сенсация разделила заинтересованную публику на два лагеря. Одни радовались, что Альфред Шнитке, мечтавший создать именно девять симфоний — и тем самым передать своеобразный поклон Бетховену и Шуберту, написавшим столько же, — свое желание все-таки осуществил. Да еще с помощью давнего друга — Геннадия Рождественского, дирижировавшего премьерами многих симфоний Шнитке и, что вполне логично, представляющего миру и Девятую. Другие же — в основном циники и скептики — хотели услышать чуть более конкретные объяснения такого триумфа духа.
Объясняли ситуацию трое: Рождественский, Мстислав Ростропович — в данном случае учредитель премии «Слава / Gloria», лауреатом которой в тот год был назван Альфред Шнитке, — и Ирина Шнитке, представлявшая мужа на премьере и на вручении (понятно, приехать в Москву из Гамбурга он не смог). «Сейчас Альфред работает над камерным сочинением», — утверждала Ирина Федоровна на пресс-конференции по Девятой. Звучали также словосочетания «духовная связь» и «инспирация духа». Время от времени Геннадий Рождественский показывал копию с партитуры — «посмотрите, это написал Шнитке, сам» — и говорил о том, что в случае с Симфонией № 9 им «была проделана расшифровка нотного материала по почерку композитора». Подспорье в ней — «знание стиля Альфреда», сложность — «трудно разобрать почерк». Ни с тем, ни с другим никто спорить не стал: да, почерк плох, зато Рождественский понимает стилистику Шнитке от и до.
«АЛЬФРЕД ДОВЕРЯЛ ЕМУ»
«Совершенное, законченное произведение», — говорил дирижер Геннадий Рождественский в июне 1998-го перед премьерой Девятой.
— Работу над этой симфонией можно было назвать посильной расшифровкой абракадабры, — объясняет Геннадий Николаевич «Огоньку» в июле 2007-го. — Да, я взял на себя такую смелость: расшифровать записи Шнитке с его согласия и пользуясь тем, что хорошо знал его предыдущие восемь симфоний. Сам Шнитке партитуру видел до исполнения, кстати, он мне ее посвятил…
Ни факт посвящения, ни факт согласия автора на расшифровку Ирина Шнитке не отрицает. Однако вдова композитора сегодня имеет особое мнение и на этот счет:
«Это было за очень короткое время до смерти Альфреда. Бывали дни, когда он чувствовал себя хуже, бывали, когда лучше. Он посмотрел буквально первые две страницы [расшифрованной партитуры Симфонии № 9], невероятно доверяя Рождественскому, поскольку вся жизнь, масса исполнений, дружба — все вместе. Посмотрел две страницы, закрыл и показал мне, что все в порядке... Где-то за несколько дней до исполнения Альфред взял партитуру и всю ее просмотрел. И тогда он позвал меня и просто требовал, чтобы это не игралось. Я позвонила Рождественскому, просила играть Восьмую симфонию: она в то время еще не игралась в Москве. Он сказал, что это невозможно: …в газетах уже написано, что будет Девятая симфония».
ДЕВЯТАЯ: ПРЕМЬЕРА
В тот вечер Ирине Федоровне сначала вручили премию для Альфреда Шнитке — четверть миллиона долларов. Потом была собственно мировая премьера Девятой. Саксофонист Алексей Козлов, приглашенный к исполнению одной из частей симфонии, вспоминает:
— Были какие-то большие, серьезные авангардные куски и какие-то иронические цитаты из популярных советских песен, намеки на советские марши… И был там, как мне тогда показалось, новый взгляд Шнитке на тоталитаризм. Это уже не злая пародия, лишь ретроспективный взгляд на нашу историю — взгляд уже свободного человека. Я сидел в середине оркестра, играл что-то в духе Коулмена, Колтрейна, хрипел. В нотах было написано: «Свободная импровизация, соло, саксофон»…
«Я могу грубо сказать: он [Рождественский] сделал какую-то пародию на Первую симфонию, которая была сыграна в 1974 году. Но это же был 1998-й! Это огромный период в творчестве Альфреда, когда от сочинения к сочинению у него очень многое менялось».
Пока исполнялась симфония, слушателям на огромном экране показывали портреты Альфреда Шнитке — как на поминальном вечере. Хотя автор, несмотря на недуг, еще был жив и никаких мультимедиаэффектов в партитуре не истребовал. Не говоря уже о том, что саму трансляцию своих изображений донельзя щепетильный и скромный Альфред Гарриевич и в самом добром здравии как минимум не одобрил бы.
«ОН ПОКАЗАЛ, ЧТО УМЕР»
С большой долей вероятности можно утверждать: окажись вдруг Шнитке в тот вечер в Большом зале консерватории — и потерять композитора мы могли бы прямо на премьере его последнего сочинения.
Но случилось это через полтора месяца, когда Альфред Шнитке наконец услышал запись премьеры.
«Когда я привезла эту кассету Альфреду и он ее послушал, вот это страшный случай был. Я никогда такого в жизни не видела. Во-первых, он эту кассету выключил посередине, а когда я ему ее принесла, он ее швырнул вместе с партитурой на пол. Показал, что вот теперь он умер точно. Я проводила его в кабинет и буквально через несколько минут услышала, что он в голос рыдает. Он не мог это пережить. Через несколько дней я уговорила его еще раз послушать запись и по ходу музыки объяснять мне, что именно нужно, а я передам это Геннадию Николаевичу. В тот момент я была убеждена, что Рождественский все это примет к сведению и сделает что-то.
Это было в пятницу, а в субботу случился последний инсульт».
* * *
Ирина Шнитке не говорит о том, почему она молчала целых девять лет. Равно как и о том, почему она не остановила «пародию» перед премьерой, хотя имела все на то основания и возможности. Что ж, ее право. Однако она надеется «очень скоро» услышать Девятую симфонию в авторском виде, «какая бы она ни была». Ей также кажется, что «Альфред тоже должен это услышать — тем более что это его последнее слово». «Восстановление этой симфонии в том виде, в котором она была воссоздана в 97-м году, невозможно без моего участия», — заочно возражает ей Рождественский, и тоже не без оснований: «У меня есть копии его эскизов, набросков, партитура тоже находится у меня».
Ситуация, несмотря на запоздалость признания, из тех, что обычно называются патовыми. Ирина Шнитке — вдова, практически не отходила от мужа все годы его болезни. Геннадий Рождественский — знаменитый дирижер, друг композитора, многолетный соратник в том числе и в то время, когда музыку Шнитке исполнять в СССР активно не рекомендовалось. Слово против слова, дело против дела, вдова против друга. Не хватало еще только суда за право собственности на партитуру Девятой…
Однако вне зависимости от дальнейших событий случай с последней симфонией Шнитке уже можно назвать уникальным и даже поучительным. Ведь он напоминает о том, что любая красивая легенда об «инспирации духа» (в нашем случае — композиторского) в любой момент может превратиться в трагифарс (в данной ситуации — околомузыкальный). От которого становится как минимум неловко за живых его участников.
И очень больно — за ушедших.
Фото ЮРИЯ ФЕКЛИСТОВА/АРХИВ «ОГОНЬКА»