Ищу Юру
Публикация в журнале об одноклассниках совпала с моим желанием обратиться к вам за помощью и с просьбой. В 2000 году я прочла в «Огоньке» публикацию Юрия Николаева, который, как я поняла, является сотрудником журнала. С 1935 по 1941 год Юрий Николаев (1927 года рождения) учился вместе со мной в одном классе, в 1937 году у него были репрессированы родители. Этой участи не избежали многие из ребят, учившихся в знаменитой «правительственной» школе № 175. В нашем классе учились Владимир Ильюшин, сын знаменитого авиаконструктора (сам он потом стал испытателем), Леонид Колосов — будущий разведчик, племянник Арманда Хаммера, внучка Горького — Дарья Пешкова.
В конце войны и после ее окончания, когда я поступила в МГУ, Юра нашел меня и началась переписка. В 1943 году, когда большинство ребят возвращались из эвакуации, тех из них, у кого в анкетах было указано, что родители репрессированы, в нашу школу не принимали. Юрий Николаев оказался в армии на Чукотке. По письмам я поняла, что он одинок, тоскует и решила поднять наших ребят, которые с ним дружили. А один наш одноклассник, Юра Жилин, особенно был близок ему. А дальше произошло что-то невероятно гадкое, до сих пор не укладывающееся в моей голове. Один из моих ухажеров перехватил Юрино письмо и написал ему подлое письмо. Юра на него ответил на мой адрес. Я это письмо сохранила. В нем Юра — прекрасный и чистый человек. А Анатолий, тот, кому он пишет, — лжец. Он нигде не воевал, на фронте не был.
Я написала об этом так подробно, потому что с тех пор наша переписка с Юрой и школьными ребятами оборвалась. И сегодня, когда отмечают годовщины Победы, такие, как Юра, забыты, а есть лжецы и подлецы, которые присваивают чужую доблесть и честь. Я решила передать вам копию письма Юры Николаева и его фотографию, присланную мне с Чукотки.
Ирма Николаевна Яунзем, Москва
Письмо из 1950 года
Добрый день, Анатолий! Подумав над твоим письмом, я все же решил на него ответить. Странно, не правда ли? Столько пощечин на расстоянии. Что ж, неплохо бы, если твои строки попали не в бровь, а в глаз человеку, который их заслуживает. Но на свой счет принять их было бы обидно. Дай руку и поговорим как солдат с солдатом. Прежде всего о жизни. Почему ты считаешь, что везде ищу в жизни только нехорошее? Нет! Для меня жизнь — это прежде всего свет и радость, солнце и песня, крепкая дружба и чистая любовь. Не улыбайся, это вычитано не из книги. Сама жизнь заставила меня, 22 — 23-летнего человека, «не нюхавшего пороха», сделать этот вывод. Видел я «бывалых» фронтовиков, все рассказы которых сводились к одному — к низкой и отвратительной пошлости. Видел и людей, носящих офицерский мундир и рассуждающих только о ночных забавах с женой. Жил и с такими людьми, которые, захлебываясь, мечтают о «медовых» деньках. Обыкновенное животное побуждение становится у них высшим принципом. Многие «обстрелянные» орлы считают это нормальной человеческой жизнью. Нет, прочь от грязи, ближе к свету! Нас 30 лет учит этому партия! И людей мне хочется видеть чистых и гордых, умных и красивых, добрых и честных. А это прежде всего зависит от самого себя, в каких бы условиях ни находился. И не важно, идет ли война или же народ спокойно трудится, все равно человек должен быть стоек в лютую бурю и солнечный день. Грош цена тому, кто храбр в бою, но низок в жизни.
Мне нравятся наши люди, не люди — а золото. И Ирма, и Юра, должно быть, люди неплохие. Но как обидно было мне, «знающему о войне по книжкам», узнать, что Ирма и Юра собирали записочки для меня! Я очень благодарен Ирме и Юре, но могу ли я благодарить тех, у кого пришлось просить эти писульки. И горько не то, что «товарищи» забыли обо мне, а то, что написали они не искренне, в ответ на мои чистосердечные строки. А я-то, дурень, уже и стихами было начал писать. Мне не писала даже (и сейчас не пишет) самая милая и дорогая для меня девушка, невеста, будущая жена. И имел ли я право на минуты грусти и душевного неравновесия? Имел, тысячу раз имел. Это право дает мне честная и преданная солдатская служба на одном из самых трудных участков ее. Пусть я не мерз в болотах Белоруссии, не штурмовал пылающего Берлина. Мое тело чисто, нет ни одного шрама. Но и совесть моя чиста, и жизни я смотрю прямо в глаза. И очень нехорошо тебе, бывшему в тяжелых условиях, укорять меня обидными словами. Может быть, это письмо, написанное без грубостей, приведет нас к одному выводу, но вряд ли. Но думаю, что ты оценишь его искренность. С приветом.
Юрий Николаев
Фото из архива ИРМЫ ЯУНЗЕМ