В современной Русской церкви оценки митрополита Сергия разнятся диаметрально. Альтернативные ветви русского православия предают его анафеме, а в официальной РПЦ МП звучат призывы его канонизировать. Почему же эта фигура стала ключевой для русской церковной истории ХХ века?
В смутном для РПЦ МП 1926 году Сергий возглавил в должности заместителя патриаршего местоблюстителя (то есть лица, временно замещающего лицо, временно замещающее патриарха), одну из трех наиболее крупных на тот момент ветвей Русской церкви. Как это всегда бывало в церковной истории, политические катаклизмы привели к церковным расколам. Официальной «советской» церковью 80 лет назад считались обновленцы — церковные революционеры, называвшие Христа первым коммунистом. Обновленческий Синод ОГПУ организовало в 1922 году, после ареста «черносотенного» патриарха Тихона. Однако вскоре стало ясно, что большинство духовенства и мирян не воспринимает революционного духа большевиков в рясах, и перед властью встала задача создать вторую карманную церковь — с консервативным имиджем. Первая попытка такого рода была предпринята в январе 1926 года, когда группа иерархов во главе с архиепископом Свердловским Григорием составила Временный высший церковный совет, последователей которого назвали григорьевцами. Они, подобно обновленцам, выступали за отмену патриаршества и коллегиальное управление церковью. Упорные же сторонники патриаршества выделились в третью ветвь, которую власть пренебрежительно окрестила тихоновщиной. Она считалась политически неблагонадежной, хотя, как назло, именно ее поддерживало до 90 процентов православных верующих России.
Церковную политику большевиков курировал тогда глава 6-го секретного (церковного) отдела ОГПУ и Антирелигиозной комиссии при ЦК ВКП(б) Евгений Тучков (партийная кличка — Главпоп, церковная — Игумен), с которым у Сергия сложились спокойные деловые отношения. Еще в 25-м у Тучкова созрел план легализации тихоновщины через издание от ее лица документа о «новых принципах» существования церкви в СССР. Первой обкаткой этого плана была фабрикация завещания патриарха Тихона, на которое сергиане ссылаются как на документ, наметивший основную идею декларации — о подчинении церкви соввласти. Завещание было именно первым проектом декларации, так до конца и не согласованным с патриархом. Публикацию завещания в «Известиях» сопровождал ряд странностей, на которые обращают внимание исследователи: передовица с бесконечными заклинаниями — «только не подумайте, что документ фальшивый»; факсимиле очень четкой подписи патриарха (другие документы того времени он подписывал неразборчиво); ошибки в его титуле; текстуальные совпадения с декларацией 1927 года и ее черновыми версиями, в том числе наличие чекистских клише.
Завещание не достигло желаемой цели — преемники-местоблюстители патриарха и их заместители не шли на подчинение церкви ГПУ. Доработка документа продолжилась в середине 1926 года, когда церковь возглавил Сергий. Шел сложный процесс оттачивания формулировок, но вдруг Сергия арестовали. Формальным поводом для ареста стало участие в тайных выборах нового патриарха, проводившихся по всем правилам конспирации: посыльные — простые миряне — разъезжали по всей Руси от епископа к епископу, посещали даже арестованных и ссыльных иерархов, собирая от них листочки с единственным словом — именем будущего патриарха. Так удалось опросить почти сотню епископов, причем 72 из них проголосовали за митрополита Казанского Кирилла (Смирнова), впоследствии непримиримого противника декларации Сергия и одного из отцов катакомбной церкви. Списки епископов, участвовавших в голосовании, попали в «контору», все они, в том числе Сергий, были арестованы, а избранный главой церкви митрополит Кирилл, так и не ставший патриархом, вообще больше никогда не увидел свободы (его расстреляли в 1937-м). Тучков, между прочим, вел переговоры о декларации и с Кириллом. Когда чекист потребовал: «Если нам нужно будет удалить какого-нибудь архиерея, вы должны будете нам помочь», — митрополит Кирилл произнес роковую фразу: «Евгений Александрович, вы не пушка, а я не бомба, которой вы хотите взорвать изнутри Русскую церковь!»
Бомбой стал Сергий, а ускорила его «преображение» тюрьма. Тучков по нескольку раз в неделю посещал иерарха в камере, обсуждая будущую декларацию. Одновременно предупреждал, что в случае неподписания декларации Сергий лишится свободы навсегда. Сергий сделал выбор и 2 апреля 1927 года торжественно вышел из застенка, вернув себе должность заместителя местоблюстителя. В середине мая он создал Синод из преданных ему лично епископов (Синод был незаконен, потому что выбирать патриарха должен Поместный собор) и получил справку из НКВД о регистрации. Формулировки декларации тем временем продолжали оттачиваться, но уже не Тучков ходил к Сергию, а наоборот. Наконец, 29 июля Сергий и статисты из Синода поставили подписи под «историческим документом», а 19 августа, на Преображение, его опубликовали «Известия ВЦИК», попутно сообщив о создании Синода. В церковной среде тем временем распространилась альтернативная — Соловецкая — декларация, в которой епископы, заключенные на Соловках, предложили вполне внятную модель церковно-государственных отношений в новых условиях — последовательное отделение церкви от государства.
В декларации Сергий отвечает соловецким сидельцам-исповедникам, называя их «кабинетными мечтателями», «людьми, не желающими понять знамения времени» и провозглашая вместо отделения полное подчинение церкви режиму. Декларация оказалась более политизированным документом, чем все ее проекты и черновики. Например, в итоговый текст вошло требование к священникам-эмигрантам прислать в Москву подписки о лояльности соввласти. Между прочим, эти священники и оказались в эмиграции, потому что были, мягко говоря, нелояльны. В том абзаце, где говорится о «наших радостях — ваших радостях», появилась выбивающаяся по стилю вставка с осуждением убийства советского посла Войкова в Варшаве. Как предполагает доктор исторических наук Сергей Бычков, эту вставку внес в последний момент Тучков — Войкова убили за месяц до издания декларации. Это был коварный ход: Войков участвовал в расстреле царской семьи и его убили в знак мести за помазанника Божия. Осуждал Сергий и некий бойкот как разновидность «ударов, направленных в Союз», а значит, и в церковь. Незадолго до декларации дипотношения с СССР разорвала Великобритания, а внутри страны начались разгром троцкистско-зиновьевской оппозиции, сворачивание нэпа, подготовка к юбилею революции и узурпация власти Сталиным. В таком политическом контексте слова о внешних ударах и внутренних бойкотах звучат как клятва в верности Сталину. Впоследствии Сергий и его преемники будут приносить такие клятвы более прямым текстом...
Евангелие учит различать добро и зло по плодам, которые приносят поступки и решения людей. Декларация принесла плоды быстро, и были они весьма обильными. Вот лишь короткий их перечень. Углубился раскол в Русской церкви, и без того немалый. 90 процентов «тихоновских» приходов вернули документ Сергию, не желая его подписывать. Вокруг авторитетных иерархов — митрополитов Иосифа, Кирилла и Агафангела — образовались ветви катакомбной церкви, дожившей до конца советской эпохи. Уже в 27-м появились первые арестованные епископы и священники, которым ОГПУ прямо вменяло отказ от принятия декларации. В 1928 — 1929 годах арестованные оппоненты Сергия исчислялись уже десятками тысяч — декларация стала тестом на лояльность. В 1930 году были закрыты практически все «несергианские» храмы, и каноническую церковь загнали в катакомбы. В том же году Сергий заявляет, что «репрессии в отношении верующих применяются за разные противоправительственные деяния. Некоторые из нас продолжают вести себя как политические противники Советского государства». В 1935 году, когда освободился из
10-летнего заключения законный местоблюститель митрополит Петр, Сергий отказался вернуть ему власть. Петр вновь оказался за Полярным кругом и вскоре был расстрелян...
Церковные историки любят задаваться глубоко психологическим вопросом: не жалел ли Сергий об избранном пути, отдавал ли себе отчет во всех последствиях, к которым приведет декларация? Копаться в душе покойного мы, конечно, не будем. Но и беглого взгляда на его биографию достаточно, чтобы понять: особых поводов для сожаления о содеянном у Сергия не было. Он жил в эпоху крушения империи, создания нового государства, радикальной ломки общества, войн и тоталитарных репрессий. Однако его позиция повторяла каждый новый изгиб линии власти. В III Государственной думе он поддерживал уменьшение финансирования церкви, потому что соответствующий проект вносило царское правительство. После февраля 1917-го поддержал Временное правительство, после октября — большевиков. Когда последние организовали в 1922-м обновленческий раскол, Сергий стал обновленцем. Когда в 1923-м выпустили из тюрьмы Тихона — Сергий вернулся к патриарху. Когда в 1926-м казалось, что большевики, размягченные нэпом, позволят выбрать нового патриарха, Сергий поддержал тайные выборы. Когда через год началось закручивание гаек — Сергий подписал подготовленную ОГПУ декларацию...
Могут ли у этого пути быть разные оценки? Оказывается, могут. Сегодняшняя РПЦ МП дает такую: «Митрополитом Сергием была предпринята попытка сохранить Церковь. Это позиция искреннего патриота России». Боюсь, с этим согласятся не все.
Автор выражает благодарность за предоставленные архивные материалы и консультации С. Бычкову.
Фото из архива С. БЫЧКОВА