Можно ли строить новое, не губя старое? Как найти грань между стремлением сохранить дух старины, историю и экономической необходимостью развивать город? Об этом «Огонек» расспросил главного архитектора Санкт-Петербурга, председателя городского комитета по градостроительству и архитектуре Александра ВИКТОРОВА
Есть две точки зрения на город-музей, каким является наша Северная Венеция. Кто-то утверждает, что музей этот следует отреставрировать, законсервировать и далее «руками не трогать». А другие полагают, что надо не просто «трогать», надо снести дряхлый жилфонд и построить на его месте нормальные комфортные дома. Вы-то какой из них придерживаетесь?
Конечно, я за город-музей и за строгое сохранение Петербурга Росси, Трезини, Растрелли. Но я против консервации музея и превращения его в кунсткамеру. Город-музей — это живой организм, и без апгрейда, то есть, говоря компьютерным языком, обновления, он не выживет. Я считаю, что даже в историческом центре Петербурга можно и нужно строить. При этом, безусловно, на основе жесткой планировочной структуры, соблюдая высотный регламент, не разрушая архитектурные ансамбли, жестко следуя градостроительным традициям города.
Насколько уместны в современности наши старые здания?
Старые камни — хранители духа истории, это наше культурное наследие, которым нужно особенно дорожить. Зачем же их разрушать? Старые здания, если они могут еще служить, надо, безусловно, сохранять, реставрировать, особенно памятники архитектуры. Но когда дом рассыпается, допустима его разборка и копирование, хотя для Петербурга разборка памятника — крайняя мера. Нежелательная: новодел есть новодел. Существует, однако, такое техническое понятие, как «накопленный износ зданий». Нельзя позволить себе только наблюдать, как все разрушается. Для приведения города в порядок без новоделов и регенерации не обойтись. Вот нас народ ругает за санацию. Что это такое? Знаменитые наши дворы-колодцы очень плотные, темные, мрачные. Но ведь там теперь не черный люд живет, там наши петербуржцы, им и их детям нужен глоток солнца в окнах. Можно без особого ущерба убрать какую-то боковую стену, впустить во двор воздух, замостить пространство плиткой, посадить кусты, дерево. И мы это делаем. В темных колодцах возникает другое жизненное пространство. Но это же не разрушение города! «Умный дом», то есть современная техническая начинка, вполне уместен даже в шедеврах зодчих Росси и Трезини.
Однако регенерации воспринимаются как бурное вторжение в историческую среду. Не зря же наше время породило такой термин, как «архитектурный терроризм».
Ярлыки у нас навешивать умеют, я к ним привык. Но я-то знаю, что за ярлыками и протестами часто стоят чьи-то интересы. Скандалы провоцируются конкурирующими фирмами. Да, давление жителей города существует, что скрывать. Но гораздо более сильный напор я в своем кресле испытываю со стороны бизнеса, понимаете? Это давление другого свойства, очень мощный, порой таранный напор. Приходят сюда, в кабинет, и тычут пальцем в проект: хочу 9-этажные дома построить! Говоришь им: ребята, здесь зона малоэтажной застройки, четыре этажа. Нет, не слышат, ищут какие-то левые ходы. Вот у нас на Суздальских озерах выше двух этажей или сдвоенных коттеджей строить ничего нельзя, а кое-кто самовольно умудрился соорудить многоквартирную 5-этажку. Я не знаю, как они потом надеются это согласовать? Как регистрировать собственность? Им же никто документы на самоволку не подпишет. Конфликт чиновников с бизнесом как вечный жесткий невидимый фронт, только людям это не объяснишь.
Так снесите, заставьте убрать лишние этажи!
Для жестких мер не хватает законодательства. У меня есть возможность отсечь низкопробный, слабый архитектурный проект. А заставить снести не можем. Этим научились пользоваться наиболее наглые и бесцеремонные бизнесмены.
В Петербурге родилось уникальное движение «Живой город» — молодежь не хуже взрослых бьется против разрушения старых особняков. Помогают они вам или мешают?
Каждым делом должны заниматься профессионалы, а не любители. Есть Генплан, на выходе правила землепользования и застройки, их и надо выполнять, чтобы протесты не бурлили. У нас при комитете уже воссоздан общественный градостроительный совет, в который вошли известные деятели культуры, обеспокоенные судьбой исторического наследия. Без одобрения этих людей я не подпишу ни одного проекта.
Недавно руководитель комплекса архитектуры и строительства Москвы Владимир Ресин заявил, что не одобряет строительство небоскреба на Охте. Его спросили: «Почему?» На что он ответил: «Но ведь это же Петербург!» Выходит, даже для москвичей Петербург есть некая священная корова. Почему же вы поддерживаете этот проект?
Cегодня не нашлось ни одного профессионала, кто бы не признал разумность идеи преображения бывших унылых заводских территорий на Охте. Мы строим современный деловой центр, значит, там может быть современная доминанта. Тем более что район Охты находится в зоне, где может быть высотный объект. Проект прорабатывается, и предстоит решить, какой высоты будет небоскреб.
Фото АНДРЕЯ КУЛЬГУНА