Кармен — невысокого роста, всего 1,59, плотного телосложения, загорелая, черноволосая и темноглазая. Коренная испанка — родом из Ла-Манчи, родины Дон Кихота. Мы сидим одни в холле дорогого испанского отеля, вокруг все тихо и чинно — пока сеньора Арнау не достает ноутбук и не включает на полную мощь напевы бурятских шаманов. Швейцар картинно закатывает глаза, открывает рот, но так и застывает, не решаясь выразить укор в словах. Но и без слов видно — шаманы в целом и мы в частности вызываем у него недоверие.
ДОНЬЯ КИХОТА
«Все в жизни возможно, надо только сильно хотеть», — Кармен легко перекрывает своим раскатистым русским звонкие шаманские песнопения. Ей 59 лет, больше десяти она посвятила сибирской глубинке. Сначала ездила в Сибирь сама, теперь организовала маленькую Сибирь на родине: на фоне каменистых толедских пейзажей светлые деревянные домики с расшитыми полотенцами, утварью из бересты и ритуальными шаманскими масками смотрятся экзотически.
Для Кармен все началось в 8 лет. Ей подарили книжку в кожаном переплете — «очень элегантную», уточняет она. Книга называлась «Сибирские сказки». Там рассказывалось о страшных медведях, отважных воинах и бесконечных белых снегах, в которых можно мигом превратиться в ледышку.
— Я рано вышла замуж, родила детей, но с мечтой о Сибири не расставалась. Кончилось тем, что я получила образование антрополога и, естественно, стала изучать Россию. Когда рухнул железный занавес, а мои дети выросли, я наконец-то смогла отправиться в Сибирь. После первой поездки сомнений не осталось: это любовь и это навсегда.
«Здесь нет ни площадей, ни церкви, ни рынка, а значит, и мест, где можно встретиться и обменяться последними новостями. Окна в мир только два — причал, у которого останавливается лодка, чтобы переправить вас на тот берег, и поляна, на которую может сесть вертолет. Тут и узнают обо всем, что происходит на свете». (Здесь и далее — фрагменты из книги Кармен Арнау «Шаманизм у сибирских шорцев». — «О».)
Первая экспедиция Кармен в Сибирь состоялась в 1997 году. Русские антропологи долго не могли понять, зачем их коллеге от испанского солнца и моря нужно в заснеженные деревни («Чем глуше — тем лучше», — просила Кармен), и посоветовали ехать все же на юг Сибири, в Кемеровскую область — к шорцам (так зовут населяющий Горную Шорию один из немногочисленных коренных народов Сибири). В таежную деревню сеньора Арнау собиралась как на Северный полюс: за плечами — большой кожаный рюкзак с запасом растворимого кофе и кубиков «галлина бланка», на ней самой — десяток свитеров и курток. Увы, напрасно: оказалось, в тайге бывает не только дико холодно, но и страшно жарко.
После поездки к сибирским шорцам Кармен совершила еще 15 экспедиций — и всегда одна, с рюкзаком и неизменными куриными кубиками. Она побывала в Туве, Хакасии, Бурятии, на Алтае и в Якутии. Где-то останавливалась на неделю, где-то жила по месяцу.
ШАМАНЫ, ВОДКА И ЦВЕТЫ
Часто в деревню можно было добраться только на вертолете — когда испанка спускалась на землю, она производила фурор не меньший, чем инопланетянка: сначала сбегались самые бесстрашные — дети, потом подтягивались любопытные старики. Зимой примораживало до минус 60 — тогда антрополог надевала шапку-ушанку и валенки. В этом обмундировании односельчанка Дон Кихота вполне сходила за местную.
Заболев, Кармен тоже решила не отличаться и пошла лечиться к шаману, предварительно установив камеру для записи ритуала. Мы смотрим запись: Кармен видно, старушку — помощницу шамана, укрывающую пациентку какой-то белой простыней, видно, но шаман в кадр так и не попал. «Он был такой милый, добрый, — рассказывает Кармен, — видно, постеснялся сказать, что не хочет сниматься. Когда я включила камеру, он просто спрятался».
— Но хоть помог?
— Знаете, я все-таки ученая и колдовство не принимаю. Но что-то произошло. После визита мне стало гораздо легче.
Кармен описала множество сибирских шаманов, ритуалы, слова их песен. Благодаря ей в историю вошли: 60-летняя шаманка Евдокия, которая не имеет своего дома и живет по гостям, расплачиваясь лечением недугов; бабушка Акулина 70 лет, наряженная в розовую кофточку; совсем старенький шаман Кирилл, недавно потерявший жену и братьев.
Для большинства Кармен была первой иностранкой, которую они когда-либо видели. Ее кормили пирогами и кашей, солеными рыбой и огурцами, селили в избах и рассказывали истории из жизни. Сеньора Арнау все записывала в блокнот. Эти интервью она тоже опубликовала. Они завораживают искренностью и однообразием. Ответы повторяются с медитативной точностью: «Где работали родители?» — «В колхозе». — «Когда вы начали работать?» — «С малолетства, тоже в колхозе, за зерно и хлеб». — «Где ваши родители?» — «Родители умерли (кто от голода, кто от холода, кто от пьянства. — «О»)». Последнее — постоянный рефрен в рассказах коренных жителей Сибири. Раньше пили только по праздникам, теперь всегда, пьют до смерти, водку, спирт, пиво из молока, вино из ягод и яблок — пьют все, что пьется и содержит алкоголь.
«Сегодня я увидела моторную лодку, с которой трое светловолосых мужчин сгружали тюки с бутылками. Они приезжают сюда менять бутылки с прозрачной жидкостью на мешки, наполненные кедровыми орехами, ягодами или свежей рыбой. Это значит, что сегодня вечером все в деревне напьются… На бутылках нет ни этикеток, ни знаков санитарного контроля. Эта нелегальная торговля устраивает всех».
— Когда я закончила часть исследований, я начала читать в Испании лекции о Сибири, — говорит Кармен. — Кто-то считал меня сумасшедшей — вон куда забралась! — но в основном слушали с восторгом. Для кого-то было откровением узнать, что в России есть шаманизм. Кто-то удивлялся снегам, искренности и незатейливому быту жителей. Но все открывали для себя новый мир. А больше всего испанскую аудиторию потрясли цветы! Тут никто и не предполагает, что летом Сибирь покрывают цветущие луга. А там даже и абрикосы растут. Я пробовала — очень вкусные!
То, что потрясло Кармен, не ограничилось цветами и абрикосами. Проблема алкоголизма в сибирских деревнях — то, к чему она пытается привлечь внимание. Она давала деньги местным фондам и школам, но денег у нее и самой не так много. «Видишь мои пальцы, — говорит Арнау, — на них были украшения, красивые кольца. Я их продала — и все деньги потратила на свою дорогую Сибирь».
БУРЯТСКИЙ ДОМИК В ИСПАНСКОЙ ДЕРЕВНЕ
Деньги от украшений, уроков испанского языка, которыми Кармен подрабатывает в Барселоне, и даже часть зарплаты мужа-бухгалтера ушли на постройку музея Сибири. Его Кармен возвела в деревушке близ Толедо, а для строительства юрты и бани пригласила в Испанию «двух сеньоров их Хакассии». Руководила стройкой сама Кармен: маленькая, энергичная, вдохновенная. Она показывает фотографию — она стоит рядом с двумя строителями, которым чуть достает до пояса, у них длинные черные волосы, перехваченные ленточками, раскосые глаза, в руках топоры. «Сеньоры» построили замечательные дома, привлекли внимание местного населения и уехали домой, запасшись испанским вином.
«Вот в Чукотке есть Абрамович, — размышляет Кармен. — Может быть, есть и олигархи-буряты или якуты? Им наверняка захотелось бы, чтобы об их родине узнали в Европе. К тому же какой бы мог развиться туризм в Сибири!» Пока таковых не появилось, Кармен продолжает трудиться на благо Сибири своими силами. Правда, во всех российских городах, где она работала, ей выдавали по грамоте — их скопилась целая стопочка: это предмет ее гордости, но никак не источник финансирования. «Многие, может, подумают, что я сошла с ума, — говорит она. — Но я абсолютно нормальная. Просто я осуществила свою мечту».
«В Сибири ты учишься ждать. Все приходит со временем, и спешка не поможет — ведь даже весь транспорт в здешних деревнях старый, поломанный, и если ехать быстро, то можно разбиться запросто. И ты привыкаешь все делать не спеша».
Кармен — ярый противник глобализации и одновременно — часть ее. Она помогает селянам Сибири, восхищаясь их самобытностью и добротой. При этом не перестает надеяться, что жизнь их станет лучше, что наступит наконец-то и там эра счастливого капитализма, когда зубы — не из металла, а из белоснежной керамики, и на столах кроме соленых огурцов есть еще и качественный шоколад и крепкий натуральный кофе. Когда мы говорим о наших поездах, испанский антрополог-романтик в сердцах восклицает: «О нет, ни в коем случае ничего в них не меняйте! Не дайте вашим поездам, таким старинным и милым, превратиться в безликих продезинфицированных червяков вроде наших испанских!»
И, чуть-чуть подумав, добавляет: «Ну, разве что установите в них душ».
