«Я ругаюсь, пью пиво и смотрю футбол»

На прошлой неделе 64-й Венецианский фестиваль открылся фильмом Джо Райта «Искупление» — в главной роли Кира НАЙТЛИ, которая дала эксклюзивное интервью «Огоньку»

Татьяна РОЗЕНШТАЙН, специально для «Огонька», Венеция

В Венеции постоянно случаются курьезы. Так, директор фестиваля Марко Мюллер решил в этом году усилить охрану фестивального дворца — и в первый же день в полицию привели с десяток нарушителей, как выяснилось позже, аккредитованных иностранных фотографов. Из-за незнания языка те не смогли объяснить итальянской охране, что в их сумках не бомбы, а осветительные приборы. Истина была восстановлена, но это не помешало венецианской Il Gazzettino сообщить об удачной операции по задержанию террористов.

.. Свои впечатления о фильмах зрители записывают прямо на стенах фестивальных кафе. В ресторанчиках обсуждают не покупку-продажу лент, как в Канне, а влияние Хичкока на Де Пальма и Де Пальма на историю триллера или, например, судачат о том, как не повезло россиянину Алексею Балабанову. Показ его внеконкурсной ленты «Груз 200» назначили на утро первого дня, когда одни журналисты еще не доехали до Лагуны, а другие — были слишком заняты погоней за интервью к «Искуплению», фильму, который открывал фестиваль.

Премьера «Искупления»  вызвала волнение среди интеллектуалов. Некоторые влюбленно вспоминали последние кадры с Ванессой Редгрейв (а она в них только и появилась) и за одно это назвали фильм гениальным. Другие были тронуты кадрами смерти влюбленных (его — на фронте, ее — в катакомбах лондонского метро). А разлучил их, как выясняется из картины, поклеп маленькой сестренки героини... Мне же показалось, что фильм снимал не режиссер, а живописец: живописные пейзажи студийной съемки, где красота картинки преобладала над содержанием. На следующий день героиня картины — актриса Кира Найтли согласилась дать интервью «Огоньку».

— Как вам понравился фильм? — выпалила она с каким-то  мальчишеским озорством.

А вам? — от неожиданности спросила я.

Джо Райт — мой любимец. У меня с ним продолжительный творческий союз (у него Кира снялась в «Гордости и предубеждении». — «О»). Он — увлеченный профессионал, но мне это даже неважно. Мне нравится, как он балует актеров, как бы понимая, что мы — дети избалованные, хотим внимания и любви. Вот и дает пошалить нам в меру, но бывает и строг, когда нужно наказать. Его строгость, однако, не менторская. Ведь строгостью от нас ничего не добьешься, кроме того что мы потеряем творческий настрой и начнем фальшивить.

То есть для вас режиссер — как «добрый дядюшка», который должен вас баловать и потакать вашим прихотям?

Знаете, за что я ценю хорошего режиссера или хорошего писателя? За способность логично излагать происходящее. Хорошему режиссеру не нужно недомолвок и игры со зрителем. У него не бывает запутанного сюжета и непонятного конца, когда после фильма сидишь еще два часа и споришь с приятелем, куда спрятали деньги или кто кого убил сначала. Если бы я вела режиссерский класс, то предложила бы каждому из участников снять хотя бы один детский фильм. Дети не терпят недомолвок, нужно все объяснять подробно. Почему же взрослые должны усложнять себе жизнь?

Ну хотя бы потому, что жизнь непроста и многое в ней объяснить невозможно.

Не думаю, что режиссеры настолько избранная публика, чтобы брать на себя ответственность за объяснение жизненных истин. Многие из них даже не умеют общаться с актерами, не то что со зрителем. Особенно те, которые пришли в кинематограф из рекламы. Ведь до этого им приходилось снимать автомобили или флаконы с духами.

Похоже, что и некоторые актеры тоже не прочь заработать на рекламе и духах. В одном из рекламных клипов, например, вы сидите с флаконом «Шанель» и притом обнаженной...

И чувствую себя при этом как забитая дура. «Пойди туда, возьми это!» — до моего мнения никому нет дела. Не понимаю, как модели выдерживают такое к себе отношение. Когда я снимаюсь в фильме, чувствую себя частью творческого процесса. Режиссер спрашивает меня, какой я себя вижу перед камерой, коллеги постоянно беспокоятся о том, что и как я чувствую. А на съемках «Шанель» вроде бы снимаем дом, в котором я живу, наряды, которые надеваю, а я чувствую себя пылесосом, который функционально передвигают по квартире.

Как же вы выдерживаете такое отношение к себе?

Я вспоминаю Коко Шанель. Пытаюсь представить ее гордую осанку, своевольную улыбку. Как бы она посмотрела на фотографа, что бы она подумала в это мгновение. И мне помогает. Я выживаю. Мне нравятся сильные женщины, они прошли через многое и научились выдержке и терпению. Может быть, рекламная кампания «Шанель» и есть мое «искупление», которое поможет мне стать сильной и выдержанной...

А роли вы выбираете так же, чтобы закалить характер?

Тут я руководствуюсь совсем иными принципами. Эгоизмом. Это, на мой взгляд, самая важная актерская черта. Она помогает хладнокровно выбирать роли, которые нравятся, и отказываться от ненужных.

Но ваши роли очень похожи: романтические героини, соблазнительные, но уверенные в себе, эмансипированные, но не могущие себя реализовать из-за еще не наступившей эмансипации. Лишь в одной из своих первых лент, «Играй, как Бекхэм», вы бойко гоняете футбольный мяч.

Это мой секрет. (Прикладывает палец к губам.) Ну хорошо, поделюсь. Романтические роли являются единственным способом выживания женщины в кинобизнесе. Большая часть фильмов снимается мужиками, которые любят экшн и триллер. Женские роли присутствуют в этих картинах, но как-то вяло и неинтересно. Женщин показывают в какой-нибудь побочной любовной истории, которую снимают, чтобы подбросить косточку женскому зрителю. Женщинам ведь тоже хочется ходить в кино. Так вот, в этих фильмах, как только настоящий мужик перестает обнимать свою подругу и выдерживает ее слезы и истерики, он идет заниматься своим единственно мужским делом — гоняться, бороться и выживать.

Главные женские роли можно быстро получить лишь в картинах романтических, исторических, с налетом старины. Там женщин тоже угнетали, но как-то с особым уважением. Им приказывали: «Ждите!» — но при этом в стихах или с букетом роз. Итак, чтобы начать играть главные роли, мне пришлось соглашаться на романтические картины. Но при этом еще и  трагические, где можно пережить любовь во всех ее стадиях. 

Как в «Искуплении»?

В «Искуплении» я хотя и живу в начале прошлого века, но в семье богача, владельца фабрики. Я там курю, вольничаю и делаю, что хочу. Безусловно, у меня роль в «Искуплении» более эмансипированная, чем в «Гордости и предубеждении», но и здесь мне все же приходится ждать мужика. Вообще, романтические роли я люблю только в кино. В жизни же у меня абсолютно мужской характер и репутация уличного сорванца. Я неприлично ругаюсь, пью пиво и смотрю футбол и, кстати, в 11 лет состояла членом местной футбольной команды.

И вам не по душе, что вы делаете на экране?

Вообще, актеры делают много чего, что им не по душе. Я вот ненавижу ожидание. Когда мы снимали «Пиратов Карибского моря», целых два года, то я больше сидела и ждала своих съемочных дней, чем стояла перед камерой. Зато потом всех интересовал лишь вопрос, каково было соблазнять Джонни Деппа...

Однако именно с Джонни Деппа началась ваша популярность.

Ну ведь это лишь дело случая. Не соблазняла бы я Джони Деппа, пришлось бы соблазнять кого-нибудь другого. Какая разница? А вообще мои родители, например, сами актеры, считали, что эта профессия сулит одно безденежье. Так что до наступления успеха я все еще подумывала сменить карьеру.

И о чем вы подумывали?

О профессии каменщика.

Простите?

Мастеровые никогда не сидят без работы. А каменщики могут построить себе дом. Я листала газеты и постоянно натыкалась на объявления по найму: каменщиков искали повсюду, а вот актеры были никому не нужны.

Фото: ANDREW MEDICHINI/AP; OUTNOW.CH

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...