Удивительное дело! Стоит заговорить о революции, войне, эмиграции, как немедленно начинается: «Вымирание нации! Оскудение генофонда!» А из Питера в Москву уехали сотни и тысячи госуправленцев, а вслед за ними десятки тысяч молодых Растиньяков — но про оскудение второй столицы как-то молчок.
Город после этого великого исхода даже как-то подозрительно похорошел. Я вовсе не про реставрацию фасадов, а про то, что жить в Петербурге последние годы становится комфортнее, чем в Москве.
В радиусе километра от моей петербургской квартиры открылся, наверное, уже десятый по счету мини-отель. Нынешнее количество катеров у Аничкова моста я видел только на дореволюционном снимке и то с подписью «Живорыбные садки на Фонтанке». Недорогих и дико вкусных китайских ресторанов в городе уже больше сотни. Ресторанчики вдоль залива, где кушают шашлычок и любуются видом на Балтику, образуют вполне неразрывную цепь. Вертолеты над городом летают, яхты Неву рассекают, виндсерферы прямо у кромки Васильевского острова резвятся, собравшиеся в стада роллерблейдеры и велосипедисты мчатся, музыкальные фонтаны поют. На Дворцовой площади играют Rolling Stones, у Петропавловки — Слава Полунин. В небе всю ночь фейерверки, а в 6 утра Невский запружен пестрой молодой толпой: это не на работу, это догуливает ночная тусовка.
Соблазнительно, конечно, из этой картины вывести обратную формулу: мол, всем лучшим в себе город обязан отъезду чиновников, но это была бы прекрасная, но неправда. Правда заключается в том, что всем лучшим в себе город обязан частному бизнесу, не слишком крупному, в известной степени семейному, дружески-домашнему, что образует иной, очень уютный масштаб жизни. Это как жизнь в трехэтажном домике (такова, кстати, в Петербурге средняя этажность) по сравнению с жизнью в небоскребе.
Вот мой знакомый банкир Михаил живет от меня через дом. Своей жене Жанне он подарил кафе в этом доме. В зале — дизайн фламандского толка, на окнах со стороны улицы пылают цветы, и Жанна звонит и зовет попить чаю с бисквитами. Мы идем и берем с собой друзей. Один — ресторатор и владелец трех гастрономических заведений, другой — винный торговец, открывающий уже пятый магазинчик с погребом и зальчиком для дегустаций. На дегустации у него встречаются владелец ночного клуба, еще одного ресторана, управляющий фарфоровым производством, торговец автомобилями и торговец тканями. У меня в Петербурге среди знакомых вообще не владельцев какого-нибудь весьма украшающего город бизнеса не осталось: есть владелица косметологической клиники и владелица парикмахерской, есть хозяин лесопилки и владелец фабрики по выпуску дорожных знаков, есть владельцы архитектурного бюро, есть опять же знакомые рестораторы (человек семь) и отельеры (двое)… Даже хозяева киностудии! Все ходят друг к другу: пообедать, подстричься, посоветоваться, заказать проект, выпить, посмотреть, оттянуться. Творческая интеллигенция среди этих буржуа выглядит своею: по крайней мере, знакомый книгоиздатель и семья переводчиков, пустившая избыточную квартиру в коммерческий оборот. И даже с крупным бизнесом — ну, каким-нибудь номером 15 из питерских «форбзов», 380 миллионов долларов капитал — встречаешься по-расслабленному на чьем-нибудь дне рождении.
В Москве при невероятном круге знакомств я знаю всего лишь десяток владельцев своего бизнеса. Зато знакомых чиновников, политиков, завов и замов — даже не пруд пруди, а океан.
Понимаете, к чему это я? Для города критичен не исход горожан, а исход тех горожан, на которых держится внутренний городской смысл. Внутренний смысл сегодняшней Москвы — сжимать кулак государственной власти. Внутренний смысл сегодняшнего Петербурга — быть городом-праздником в декорациях империи, эдаким Мариинским театром на 5 миллионов зрителей. Сбежит завтра Путин вместе Зубковым в Александровскую слободу — и все, больше нету Москвы. А для Петербурга будет критичен не отъезд Матвиенко в кресло вице-премьера (о чем сейчас поговаривают), а той полутысячи китайцев, что работают в своих гастрономических шалманах, и той полусотни первоклассных шефов, что превратили город в гастрономическую столицу России, и тех капитанов, что катают по каналам и рекам.
И что самое любопытное, почти никто из представителей этих славных профессий в Москву не перебрался. Попробовал было знаменитый шеф Илья Лазерсон, первым начавший экспериментировать с высокой русской кухней, но, говорят, не прижился, вернулся. Я так думаю, правильно.
То есть правильно то, что чиновники уезжали и будут уезжать, а что люди, делающие свои города городами, останутся.
Мне бы тоже пора возвращаться назад. Вот только зарегистрирую ИЧП «Дмитрий Губин» — и тоже запущу что-нибудь петербургское в оборот.
Фото АЛЕКСАНДРА ТАРАНА/INTERPRESS.RU, PHOTOXPRESS.RU