Аэропорт 15-миллионного Карачи давно не видел подобного — сотни тысяч людей заняли все подступы еще с утра. Власти, настойчиво рекомендовавшие не затягивать процедуру встречи, лихорадочно усиливали меры безопасности — в город стянули до 20 тысяч полицейских, перебросили спецподразделение по обезвреживанию взрывных устройств. Не помогло.
Сторонники Бхутто подогнали специальный бронированный фургон, однако большую часть пути Несравненная (так можно перевести с урду имя Беназир) ехала на открытой платформе этой машины. Одетая в цвета национального флага — зеленый шальвар-камис с белым платком на голове — она приветствовала толпу.
Маршрут был продуман так, что предполагал постоянный митинг. Сразу после посадки Бхутто направилась на могилу основателя Пакистана Мухаммеда Али Джиннаха через мегаполис, где ее встречали песнями и портретами, установленными на автомобилях. Карачи парализовало: кортеж двигался несколько часов. «Вот настоящий Пакистан, — указывала Несравненная журналистам на ликующую толпу. — Я возвращаюсь, чтобы восстановить демократию и покончить с экстремизмом!»
То, что произошло дальше, весь Пакистан видел в прямом эфире — вспышка взрыва буквально ослепила страну. Судя по данным на момент подписания номера — 140 убитых и свыше 500 раненых, — речь идет об одном из крупнейших терактов за всю историю страны: те, с кем Беназир обещала покончить, подготовились к ее возвращению не хуже сторонников. Несравненную, по свидетельствам очевидцев, в шоковом состоянии эвакуировали в семейную резиденцию «Билвал Хаус»…
С утра Карачи был пуст и испуган. Затем начались стихийные протесты. Раздраженные неспособностью властей предотвратить теракты, люди жгли шины и вступали в схватки с полицией.
Сама Бхутто долго молчала, после чего заявила, что остается и намерена продолжать борьбу. В покушении она обвинила сторонников экс-диктатора Зия уль-Хака. Полиция, в свою очередь, не исключает, что за ним может стоять известный полевой командир Баитулла Мехсуд из Зоны племен — он якобы уже угрожал Бхутто. На месте теракта будто бы нашли голову одного из смертников. Власти считают, что действовали двое: один смертник бросил гранату, второй взорвал пояс шахида. То, что боевики смогли так близко подобраться к кортежу, местная пресса объясняет тем, что на одном из боевиков могла быть форма полицейского спецназа.
Официальные выводы следствия еще впереди, но уже ясно: «настоящий Пакистан», о котором говорила Бхутто, сильно отличается от того Пакистана, в который она вернулась.
ДОЧЬ ЗУЛЬФИКАРА
Искусство громких возвращений Беназир Бхутто знакомо давно: нынешнее для нее — это уже второе. Первое, не менее пышное, состоялось в 1986 году, когда у власти был другой генерал — Зия уль-Хак.
Беназир Бхутто — дочь Зульфикара Бхутто, одного из самых знаменитых политиков Пакистана. Он был свергнут в 1977 году генералом Зия уль-Хаком, а затем повешен. Семья угодила сначала под арест, а потом — в изгнание. В 1986-м Беназир вернулась — чтобы возглавить партию, созданную отцом. Тогда никто не предполагал, что всего два года спустя генерал Зия погибнет в авиакатастрофе и в стране после долгого перерыва пройдут свободные выборы. Бхутто-дочь их выиграет и станет первой женщиной-премьером в мусульманской стране.
С тех пор она дважды была главой кабинета, хотя каждое из премьерств Несравненной прерывали парламентские кризисы. Тому было много причин, но даже сторонники Бхутто отмечали, что как политик она уступает отцу. Под конец ее саму и членов ее семейного клана начали все громче обвинять в коррупции.
Дело кончилось досрочными выборами: в начале 1997-го Несравненная их проиграла. Победитель — Наваз Шариф — начал расследование в отношении семьи Бхутто. Сначала был арестован ее муж, а в 1999-м и сама Беназир отправилась в добровольное изгнание, опасаясь ареста. Всего через несколько месяцев Шариф был свергнут военными: пришедший к власти генерал Мушарраф обвинил в коррупции уже его самого. Экс-премьер был арестован и также отправлен в изгнание.
Сегодня мало кто помнит, что вскоре после того, как главком Мушарраф взял власть, Бхутто в интервью западной прессе отзывалась о генерале весьма позитивно. Это было сигналом военному диктатору — но генерал не отреагировал: делиться властью он не хотел.
Сейчас популярность военных властей падает, и генералу Мушаррафу, который обещает снять мундир и стать гражданским президентом, нужна поддержка. Представители Мушаррафа и Бхутто несколько месяцев вели переговоры о политическом союзе. Договориться удалось в октябре: Мушарраф подписал Декрет о национальном согласии, предусматривающий амнистию Бхутто. Генерал и Несравненная пошли навстречу друг другу.
ДВА ГЛАВКОМА
Этому тандему предстоит серьезная проверка на прочность. «Несравненная сумеет напомнить Мушаррафу, что за жесткий характер ее тоже нередко называют главнокомандующим», — предупреждает политолог Аяз Ахмад.
Проблемы в отношениях двух союзников начались еще до возвращения. Власти пытались уговорить Беназир отложить прилет хотя бы на несколько дней — Мушарраф, которого парламент избрал президентом 6 октября, просил подождать вердикта Верховного суда, который рассматривает жалобы оппозиции. Беназир, однако, откладывать триумф отказалась: «Меня ждет народ Пакистана», — заявила она.
Бхутто понимает, что трудно найти более подходящий момент, чтобы показать, как она популярна. В условиях, когда неясно, кто стоит во главе страны, хорошо отрежиссированным возвращением Несравненная ясно заявляет о своих претензиях. Тем более что не за горами и всеобщие парламентские выборы.
Местная пресса убеждена: этот союз красавицы и генерала придумали в Вашингтоне. Нынешняя администрация устала от постоянных обвинений в том, что поддерживает в Пакистане диктатуру военных, и решила, что генералу нужна «инъекция демократии». Ее и призвана осуществить Бхутто. Но главная же задача этого тандема — гарантировать поддержку действиям США на талибском фронте в соседнем Афганистане и обеспечить стабильность своей страны.
«Никто не хочет хаоса в стране с атомной бомбой, — объясняет политолог Ахмад. — Однако пока приезд Беназир вызвал только новые вопросы». Дело в том, что незадолго до возвращения Несравненная пообещала — если станет премьером — разрешить Пентагону проводить на пакистанской территории военные операции по поимке неуловимого бен Ладена. В Штатах тезис понравился, но в столице Пакистана он вызвал шок: Мушарраф и его правительство даже в самые трудные моменты подчеркивали, что не позволят иностранным войскам войти в Пакистан.
Еще больше шума наделало другое обещание Беназир — о том, что она может допустить спецпредставителей МАГАТЭ в Пакистан, чтобы те допросили «отца пакистанской бомбы» доктора Абдул Кадир Хана. Этот физик-ядерщик, руководивший национальной атомной программой, с 2004 года находится под домашним арестом — его обвинили в связях с мировым черным рынком ядерных технологий. Исламабад все эти годы не позволял иностранным следователям даже приблизиться к человеку, которого большая часть пакистанцев считает национальным героем.
Еще одна интрига — настойчивые попытки включиться в игру Наваза Шарифа. Этот экс-премьер, свергнутый Мушаррафом, уже пытался вернуться на родину 10 сентября, но был вновь выслан властями в Саудовскую Аравию. Однако на прошлой неделе Верховный суд постановил, что «любой гражданин имеет право беспрепятственно возвращаться в Пакистан». Сторонники Шарифа встречу уже готовят.
ЛЮДИ НА ПУСТЫРЕ
Все эти выборы и возвращения потеснили в новостях еще одно важное событие: в начале октября в столице вновь открылась Лал Масджид — Красная мечеть, закрытая после драматического штурма в июле этого года.
В этом здании, впрочем, уже довольно трудно узнать оплот столичных исламистов, так напугавший власти три месяца назад. Похожий на крепостную стену красный кирпичный забор, окружавший весь комплекс, сменил невысокий металлический штакетник, красные стены власти перекрасили в светло-бежевый цвет, отчего самая знаменитая мечеть Исламабада теперь больше напоминает больницу.
Лал Масджид, надо сказать, открылась со второй попытки — первая, в конце июля, кончилась массовыми стычками с полицией и скандалом: верующие изгнали назначенного властями имама и принялись перекрашивать стены мечети в красный цвет. Полицейские с трудом оттеснили толпу, после этого мечеть вновь стала крепостью — спецподразделения по борьбе с беспорядками соорудили блокпосты в тех самых местах, где в июле строили свои огневые точки исламисты. Весь квартал вокруг опутали кольца колючей проволоки. И лишь незадолго до президентских выборов спецназ за ночь тихо свернул проволоку и разобрал ограждения. Чтобы выборы президента прошли спокойно, власти даже вернули мечеть исламистам: в руководство религиозного учебного заведения были назначены близкие сторонники братьев Гази, тех самых, что объявили джихад властям.
А самым страшным памятником июльским событиям стал пустырь рядом со свежевыкрашенной мечетью — здесь ранее находилось крупнейшее в мире женское медресе «Джамия Хафса», где исламисты до последнего отбивались от армейских атак. Теперь здесь площадка, выровненная бульдозерами.
— Видишь следы от пуль? — мой знакомый Азхар показывает дерево, уцелевшее у дороги, где когда-то был вход в «Джамия Хафса». Ствол и впрямь покрыт пулевыми отверстиями, крона обожжена. — Сначала мы просто собирались здесь, а теперь ищем, — говорит он.
Азхар — бывший студент другого радикального медресе «Джамия Фаридия». Он и его товарищи теперь каждый день приходят на этот пустырь. Приходят и семьи тех, чьи близкие погибли или пропали без вести. Здесь теперь все время полно людей, они раскапывают грунт, кто руками, кто палками.
Какой-то мальчишка протягивает мне целлофановый пакет, полный найденных здесь обрывков одежды, клочков ткани, каких-то перьев: «Хушбу, хушбу!» («Аромат!»). Все те, кто копается на пустыре, верит, что из-под земли идет запах благовоний: «Это значит, что здесь погибли шахиды — за веру».
Люди находят остатки одежды, обувь, даже детскую. Исламская оппозиция утверждает, что в Красной мечети погибло более 500 человек, в их числе дети и женщины. Власти называют цифру в 100 человек и утверждают, что на месте штурма никаких тел не осталось, а грунт, которым засыпана площадка, брался со стороны. Но копатели не уходят. Когда им попадаются какие-то кости, их передают из рук в руки, трогают, нюхают. Люди встают на четвереньки, целуют землю. Те, кто приходит сюда, не слишком интересуются обстоятельствами возвращения Бхутто и перспективами Наваза Шарифа. «Они все одна компания. Делят власть, — говорит Азхар. — Наши герои здесь!»
— Это не отменяет того, что на юге, в провинции Синд, герой — Беназир Бхутто, а в Пенджабе — Наваз Шариф, — комментирует политолог Ахмад. — Только многие убеждены, что Пакистану давно требуются другие политики. Значительная часть населения, особенно молодежь, в старые партии и их лидеров просто не верит.
В пакистанской политике, где принято поддерживать «своих» по национальному или территориальному признаку, последние 20 лет и вправду «крутятся» одни и те же лица и кланы — как правило, представляющие две самые населенные и развитые провинции страны. Кроме того, в политику постоянно включена армия, а также муллы из ряда религиозных партий. Эта колода тасуется и пересдается, но, как показали и события вокруг Красной мечети, и взрывы в Карачи при встрече Беназир Бхутто, в этом круговороте узнает себя далеко не вся нация. Те, кто ищет останки жертв июльского штурма на пустыре в центре столицы мусульманской ядерной державы, сотворили себе иных кумиров. Теперь они учатся их боготворить.
Пока Бхутто жила в изгнании, в Пакистане, по восточной границе которого прошел фронт борьбы с терроризмом, слишком многое изменилось. Предвыборная кампания здесь измеряется не голосами, а трупами — за последние три месяца погибло свыше 350 человек. Даже самая широкая популярность у себя на родине в этих условиях безопасности теперь не гарантирует.
Фото: LEFTERIS PITARAKIS/AP; SHAKIL ADIL/AP; MIAN KHURSHEED/REUTERS