Мы сами сделали глупость, это факт. Вместо того, чтобы добровольно и радостно подвергнуться прошлой зимой, протянули время, проигнорировали. За что и поплатились. Главный врач издал указ — кто диспансеризацию не прошел, до работы допущен не будет. Сроки жесткие — завтра, в соседней с нами поликлинике, кабинет 22. В 8 утра нас будет ждать врач Парамонова натощак. При себе иметь паспорт и два страховых свидетельства — розовое и зеленое. Приказано заботиться о здоровье, спорить — себе дороже. Накануне в ординаторской бурное обсуждение. Зеленый полис, это что? Это где? Зачем натощак, что там с нами могут сделать? Решено, что пойдем все, заведующая останется рулить отделением, потом ее кто-нибудь сменит.
Утром следующего дня перебегаю наш грязный двор, зажав в кулаке паспорт. В восемь я на точке. В вестибюле, как водится, пестреет рекламой аптечный киоск, в регистратуре продают голубые бахилы, которыми усеяны подходы к крыльцу и часть улицы. Прямо перед входом стоит ржавое гинекологическое кресло — очень живенько. У кабинета «товарища Парамоновой» уже все наши и еще человек десять. После нервных шуток типа «вас здесь, женщина, не стояло» и «я крайняя, за мной будете» устраиваемся на диванчике в ряд. Кто-то забыл зеленое свидетельство, названивает домой, чтобы продиктовали.
В кабинете две женщины — помоложе, строгая, и постарше, медленно заполняющая какие-то бланки. Та, что постарше, бесконечно долго, шевеля губами и неестественно держа ручку двумя пальцами, вписывает циферки из документов в мелко разлинованный типографский листок. В три листка. Сколько макулатуры-то будет! Нас оснастили многочисленными бумажками, направлениями и списком кабинетов, которые надо посетить. Вздохнули глубоко и начали с первого этажа, с хирурга.
Хирург — бабушка, иначе не назовешь, с синими губами, очень плохо слышит. Каждый из нас немедленно захотел госпитализировать ее в свое отделение. Для начала тоже спросила документы и старательно их переписала в свой кондуит. Смотрит как удав на кролика: были ли операции? Да были, конечно, но давно, нечего смотреть. «Закатайте штаны. У вас вены, вы знали?!» Знали-знали. «Операция не нужна! — прокричала она мне радостно в ухо, — можно еще понаблюдать!» И долго что-то писала уже в моих бумажках, неразборчивое и подробное. Я вылетела из кабинета с облегчением, с задранными брюками — оперировать не будут!
Гинекологу мы не дались, вот еще! А такая милая юная девочка, ей бы тренироваться, руку набивать. Защищались до последнего, до последней, я лично сама продиктовала ей все диагнозы, но она упорно написала «здорова». Простим ей, она до одиннадцати только принимала, и с каждой из нас становилась все злее и злее.
Окулист. «Подождите за дверью!» А сам нажимает кнопку у чайника. Тоже мальчишка после института, в санитарном мятом халате и нежной бороде. «Ну и сколько нам лет? Как наши глазки глядят?» Наши глазки глядят угрюмо и раздраженно. «Один глазок закрыт, другой читает, да?» Ути-пути, мой глазок… Я наизусть знаю все эти строчки, и диагноз знаю, и диоптрии, диктую. «Ну-у, я не буду вам это все страшненькое писать, вдруг уволят, да?»
У кабинета невролога — клуб по интересам, пенсионеры. «Я сегодня встала в четыре утра», — говорит одна из бабушек. Зачем так рано? «Надо было собраться, приготовиться…» В руках у нее обширная кошелка, что там в ней? Обед? Ужин? Невролог зловеще вскидывает молоточек. Ой, не надо, у меня все хорошо. «И припадков не бывает?» — спрашивает она с тоской. Нет, но сейчас будет. «И сознание не теряете?» Да если бы даже я только что валялась в коридоре с пеной у рта, не призналась бы! Здорова.
В кабинет ЭКГ медсестра велела заходить «сначала две девочки, потом два мальчика». Там у двери целая делегация студентов, размером со зрительный зал кинотеатра. А что делать, если мы все девочки? Быстрей, быстрей, электроды можно прямо на колготки, мальчики подождут, им учиться, не работать.
Конечный пункт, он же первый — кабинет 22. Круг замкнулся. Мы здоровы, веселы, бодры. «Надо бы вас осмотреть», — строго говорит доктор Парамонова (это та, что помоложе), пристально глядя на мою шею. Видимо, она эндокринолог. Втягиваю внутрь щитовидную железу и шарахаюсь к двери. Все. Заветная галочка поставлена, можно работать…
Теперь давайте вместе ответим на вопрос, зачем это мне? Зачем это нам, моему главному врачу, государству? Как надо было сделать, чтоб по-честному? Отдаться гинекологу? Может быть, она решит мои проблемы лучше, чем та, которая меня наблюдает уже двадцать лет? Или она вообще не должна решать никакие проблемы, а просто зафиксировать наличие патологии? Может быть, попросить окулиста выписать очки, чтобы «наши глазки» глядели лучше? Высидеть километровую очередь и сдать реальные анализы, из пальца и из вены, а потом приходить за результатом. Пойти под неврологический молоток, признаться, что утром кружится голова (от низкого гемоглобина) и болит. Часто. У бабушки-хирурга выспросить, что делать с венами. Затребовать расшифрованную кардиограмму, показать ее кардиологу, себе то есть. И пусть меня подробно осмотрит Парамонова! Запрет дверь и выспросит все терапевтическое, может быть, я тогда узнаю о себе что-нибудь новое, неизведанное. Потратить на все это не два часа, и не три. Три дня потратить и три ночи на обдумывание. И почему не было стоматолога и ЛОР-врача? Мы не прочь санировать полость рта. А то вдруг ходим по палатам и трясем на пациентов золотистый стафилококк или еще чего трясем? Может быть, нам по болезни сократят рабочий день? Выдадут лекарства? Дадут больничный? Просто пожалеют?
По официальной статистике, кстати, медики занимают первое место по прохождению диспансеризации. Понапишут друг другу без очереди «здоров» и работают. Дураков нет — время тратить. Время — деньги. И с этого надо было начинать.
Были выделены средства на диспансеризацию, их надо было реализовать. «Отвечать за бюджет», — как говорит один наш доктор. Подвели итоги зимой, оказалось, что еще что-то не освоено, непорядок. Самое главное — документы. Подвести статистику, рассчитать процент посещаемости. Отчетность уже живых людей не касается, как и любая отчетность вообще. Теперь, слава богу, все в порядке, на месте, в том смысле, что все галочки в нужных графах. Из регионов докладывают о темпах диспансеризации. Это как вести с полей, как коллективизация крестьянских хозяйств, итоги выборов. А уж кто там здоров или болен — сами разберутся. И получается как всегда — хотели позаботиться, выявить и вылечить, а на деле — вранье и галочка. Кто сказал, что здоровье не купишь? Мы его только что приобрели за деньги, причем за бюджетные, на халяву!
Остался осадок: вроде задумано правильно, а пошло как-то не так. Надо по-другому, а как по-другому, никто не знает. Как избавиться от пресловутой галочки, от спешки, от очередей и формального отношения? С нами-то, медиками, все понятно, горбатого могила исправит, но ведь многие на диспансеризацию пошли с чистыми помыслами, а не под давлением администрации по месту работы. Один раз в год каждый должен пройти осмотр у специалистов и скрининговое обследование, чтобы вовремя распознать заболевание, а не обнаружить его уже в запущенной стадии. Идея хорошая, но как всегда спущена сверху и не вполне подготовлена.
Почти две трети медицинских учреждений, по данным прошлого года, оказались не в состоянии осуществить профилактические осмотры. Не хватает специалистов, нужны выездные бригады, которые никто не в состоянии оплатить. Результаты анализов и УЗИ остаются в карточках. На диспансеризацию человек больной или здоровый идет к одному врачу, а лечиться потом будет у другого. И будет ли? Проведение реальной диспансеризации потребует таких денежных затрат, с которыми бюджет справиться не в состоянии. Нет юридических и финансовых механизмов, которые создадут активную заинтересованность каждого в необходимости профилактических мероприятий. Такие механизмы существуют только на вредных производствах — работодатели вынуждены фиксировать случаи профессиональных заболеваний. Либо — декретированные группы: врачи, учителя, повара и так далее, кто действительно не имеет права быть допущенным к труду, если не представит справку об отсутствии потенциально опасных для окружающих болезней. В странах с развитой страховой медициной человек, не посещающий вовремя врача, получает изменение страховой суммы. Материальные рычаги работают наиболее эффективно. В существующих же условиях слово «профосмотр» скорее образовано от «профанации», чем от «профилактики».
Кстати, нашим сотрудникам, которые в прошлом году работали на осмотрах и обследованиях, пока не заплатили. Не успели.
Фото ХФ «НОВАЯ ГАЛЕРЕЯ»/WWW.NGART.COM