Премия «За свободу прессы» — престижная журналистская награда. Но лучше бы мы ее не получали
Аплодисменты продолжались минуты три. Это долго, если засечь по секундомеру. Это даже дольше, чем обычный человек в состоянии просидеть под водой, набрав полные легкие воздуха. То есть, если бы Дмитрий Муратов, главный редактор «Новой газеты», был под водой, а не на сцене большого бального зала легендарной нью-йоркской гостиницы «Уолдорф Астория», он бы просто-напросто захлебнулся. Что, возможно, гораздо больше устроило бы тех, для кого понятие «свобода слова» означает свободу выражать только одну точку зрения — одобренную начальством. Но к счастью, Дмитрий Муратов не был под водой, а означенное начальство находилось за тридевять земель от события, поэтому, когда стоячая овация в его честь наконец стихла, он благополучно спустился со сцены и уже на следующий день улетел в Москву продолжать издание своей газеты.
Повод, по которому он, собственно, и попал в Нью-Йорк, был с одной стороны, приятный, а с другой стороны, горький и, пожалуй, даже обидный. Приятный, потому что общественная организация CPJ — Комитет по защите журналистов — присудила ему международную премию свободы прессы, а это, как говорят в Америке, big deal (дело серьезное). Горький, потому что, по словам самого Муратова, премию эту он считает заслугой своих погибших товарищей — журналистов Игоря Домникова, Юрия Щекочихина и Анны Политковской, и получал он ее за них. А обидный, потому что это одна из немногих наград в мире, которая присуждается не столько за качество написанного, сколько за сам факт его появления в печати. Иными словами, за продолжение демократических традиций СМИ вопреки государственному давлению или иным неблагоприятным обстоятельствам, будь то война, голод, геноцид, полицейский произвол и тому подобные неприятности.
В этом году наряду с Муратовым награды удостоились еще три журналиста — из Пакистана, Китая и Мексики. Ничего не имею против этих стран, но в плане свободы слова — не самая лестная для России компания.
Несмотря на пафосность церемонии (смокинги мужчин, вечерние платья дам, ужин при свечах и лимузины у подъезда), денежного выражения премия не имеет. Нет даже статуэтки — ее роль исполняет дощечка с металлической табличкой. Значение у нее символическое — нечто вроде охранной грамоты. «Мы надеемся, — сказала мне координатор CPJ Нина Огнянова, — что это поможет лауреатам в их работе. Власти, по крайней мере, будут знать, что международная журналистская общественность на их стороне».
Можно, конечно, сострить по поводу эффективности поддержки журналистской общественности. Можно прибегнуть к старому испытанному приему защиты из серии «да вы на себя посмотрите»: дескать, в Штатах-то ваших администрация Буша тоже всех по струнке построила. Можно, наконец, сказать, что само существование «Новой газеты» доказывает наличие в России свободы слова и что никто не собирается на нее покушаться. Но в душе-то мы знаем правду. И та стремительность, с которой становимся в боксерскую стойку, лучшее доказательство нашей уязвимости.