В 1907 году Дягилев организовал в Париже «Русские исторические концерты»: это и было началом того, что позднее стали называть Дягилевскими сезонами. К юбилею сезонов приурочено пять концертов российских музыкантов в Париже. 2, 3 и 5 декабря в театре «Шанз Элизе» на Елисейских полях с оркестром Санкт-Петербургской филармонии под управлением блистательного Юрия Темирканова выступят Денис Мацуев, Вадим Репин и Сергей Накоряков. 6 декабря в зале «Гаво» будет симфоническое гала, посвященное столетию Дягилевских сезонов.
В отношении к французской публике существует ряд стереотипов. То считалось, что парижане страстно любят нашу музыку, потом, напротив, что французы далеки от серьезной музыки… Нынешние концерты — они для всех или для ценителей?
В «Шанз Элизе» наши концерты идут в рамках абонемента. То есть на них придут те, кто интересуется музыкой. Ни одного билета в кассах уже нет — все распродано за три-четыре месяца. Выступление в «Гаво» рассчитано в основном на молодежь: мы распространяли билеты в университетах. Уникальность концертов в том, что мы хотим представить не просто русских лидеров симфонической музыки, но школу. Поколение тех, кто должен прийти на смену Ойстраху, Ростроповичу, Рихтеру. Потому как в сознании Запада образовалась лакуна, провал — они помнят наших классиков, но часто не ведают, кто им наследует. Мы хотим показать, что за 20 лет, несмотря на трудности в стране, выросло новое поколение российских музыкантов мирового уровня. Также мы хотим показать и подающих надежды музыкантов — из фонда «Новые имена». Эти концерты — не бизнес-проект, это имиджевая акция, долгосрочное вложение, так сказать, в западную аудиторию. Поэтому мы взяли средний уровень цен, который существует в Париже: от 40 до 100 евро, в зависимости от места. Это в «Шанз Элизе». Что же до «Гаво», то и там мы постарались сделать цену демократичной — 50 евро.
Советская исполнительская школа до сих пор считается непревзойденной, недостижимой даже. Потому что прежняя школа требовала от музыканта не только совершенной техники, но и совершенства духа — что сегодня, пожалуй, даже трудно объяснить.
Вы думаете, сегодняшние музыканты не знают этого слова?.. А фантастические Кисин, Венгеров, Мацуев?.. А что до денег, то я вам открою секрет: талант музыканта не зависит напрямую от количества вложенных в него денег. 1990-е годы, на которые пришлось формирование нового поколения музыкантов, были нелегкими, однако исполнительская школа сохранилась, и, надо сказать, в первую очередь они сами себя сохранили, за что им хвала. В музыке гении и таланты берутся ниоткуда, их происхождение неясно. В искусстве не работает спортивный принцип Кубертена — «чтобы вырастить одного чемпиона, нужно 10 тысяч спортсменов». Количество гениев в музыке не зависит ни от количества музыкальных школ в стране, ни от качества инструмента даже. Денис Мацуев готовился к выступлению на Конкурсе имени Чайковского на рояле то ли «Эстония», то ли «Красный Октябрь». Не было у него другого инструмента — и он готовился на этих дровах. И победил. Поэтому никакие миллионы не спасают ситуацию — не менее важны для музыканта ощущение общности, моральной поддержки страны. Зато эти ребята — благодаря тому, что подолгу работали на Западе, научились вдобавок еще и потрясающе себя подавать, выстраивать свою карьеру.
Каковы перспективы рынка симфонической музыки в целом? Можно ли говорить хоть в каком-то смысле о массовом интересе к высокому искусству — или эта область будет становиться все больше эстетской, теряя даже те три — пять процентов аудитории, которые есть сегодня?
Сегодня на «высоком» можно заработать достаточно для того, чтобы, например, содержать концертное агентство, платить сотрудникам зарплату. Мы можем получать с некоторых проектов прибыль — но не более 10 процентов, сверхприбыли в этой области вряд ли возможны. Небольшую часть средств на дягилевские концерты нам выделило Федеральное агентство по культуре, но, конечно, без помощи спонсоров мы бы такое мероприятие не потянули. Нам подставил плечо русский бизнес — «Росбизнес-консалтинг» совместно со Связьбанком. Их в данном проекте привлекла сама идея — продвижение наших молодых музыкантов.
В вашей диссертации вы пишете, что продюсер должен «чувствовать время», понимать, чего хочет зритель в тот или иной период истории. В 70-е годы люди искали в искусстве отдушину, в 80-е — напротив, созвучие переменам. В 90-е, пишете вы, люди при помощи искусства искали отвлечения от будней. А в 2000-х — чего ждет публика от искусства?
Скажем так: публика по-прежнему желает отвлечения — но при этом еще и стремится присвоить искусство себе, как бы распоряжаться им по своему усмотрению. Аудитория еще более гламуризировалась — и это печально. Публика 90-х была чище: она была недокормлена и недопоена, но не была так развращена еще телевидением, существованием в режиме шока, потрясения. Сознание нынешнего молодого поколения формируется принципом «создаем таланты за 24 часа». То есть формируется убеждение, что добиваться успеха путем напряженной работы в течение пяти — семи лет бессмысленно. Соответственно стираются этические границы, разница между плохо и хорошо, нивелируется само понятие таланта. И поэтому мне очень важно предъявить этому поколению другой способ существования, другой тип победы, так сказать. Ведь музыканту недостаточно в совершенстве владеть техникой игры: помимо фантастических пальцев музыкант должен совершенствовать душу, учиться переживать и передавать свои переживания.
У нас любят делать реверансы в пользу нестоличной российской публики — мол, таких слушателей нигде больше не найдешь, только в глубинке. Провинция — это в самом деле спасение для серьезной русской музыки?
Скажем так: это хорошая школа для музыканта. Когда музыкант должен расшевелить неподготовленную публику или настроенную отрицательно (в провинции, увы, привыкли к обману), — это серьезная школа. Мацуев, например, говорил, что после русской провинции играть в Карнеги-холле уже не так сложно. Провинция, впрочем, неоднородна. В городах-миллионниках публика подготовленная и взыскательная, такой и сложно угодить, и приятно. Откуда она берется? В таких городах, как правило, есть филармония, консерватория — то есть у жителей есть привычка слушать музыку. Там, где нет такой привычки, играть труднее: аудиторию необходимо сперва убедить, что ты ее не обманываешь.
Знаменитый русский слушатель — который боготворил художника, был хорошо подготовлен — все же уходит, такого уже не будет?
Парадокс в том, что для того, чтобы иметь в городах подготовленную публику, нужно поднимать… музыкальные школы, начальное музыкальное образование, которое в России сегодня в убитом состоянии. На чем держался тот уникальный советский слушатель? На массовом детском музыкальном образовании, а также на абстрактном уважении к «музыке вообще». Отдать ребенка в музыкальную школу — это было нормой, хорошим тоном, и это могла позволить себе семья с любым достатком и — что еще важнее — любого социального статуса. Не важно, что твой папа — слесарь, а мама — доярка: дочь они все равно отдавали «на музыку». Социальное неравенство (которое существовало и в СССР) компенсировалось равенством культурным. Сегодня социальное неравенство автоматически оттесняет ребенка от культуры, и это самое страшное: у человека из «низов» сегодня вообще никаких пересечений с серьезной музыкой нет.
А тщеславие разве не может человека, далекого от музыки, привести на концерт? Если концерт Мацуева — главное событие в городе? Это статусное мероприятие, не можешь не прийти!
Одноразовый ажиотаж на тщеславии возможен, но не более. Для полноценного интереса должен быть благоприятный общий фон. Вообще успех хорошего искусства в любом городе базируется на работающих библиотеках, на тех же музыкальных школах, кружках… На всем том, что в течение многих лет готовит человека к получению удовольствия от искусства. Так создается общий культурный фон в городе, стране — благоприятный или неблагоприятный. Поэтому я как продюсер, получается, более зависим не от сегодняшнего дня, а от того, что было с народом, страной 10 — 15 лет назад. Сегодня в большинстве российских городов этот фон весьма низок.
Концерт в Париже — он может стать началом мощного прорыва, гуманитарного десанта русской культуры по всему миру?
У меня нет амбиций потрясти мир. Скажу вам честно: я уже получил новые предложения от французской стороны в связи с Дягилевскими сезонами. Но… как бы вам поделикатнее сказать? Так много будет желающих оказаться в это время в Париже, что, честно говоря, я уже устал от этой истерики. Мне гораздо важнее прописаться в Екатеринбурге, Калининграде, Самаре с тем же моим детищем — фестивалем «Крещендо». Будем играть в Париже, Риме, Нью-Йорке — замечательно. Но главная задача — активное продвижение молодых талантов в России. Нам есть что предъявить — это я могу утверждать с уверенностью.