Сборник малой прозы «Литпрома» — крупнейшего русскоязычного контркультурного сайта — формально похож на любые поколенческие сборники. Талантливые произведения к остальным находятся там в пропорции 1 к 9, больше всего рассказов самих составителей сборника — все это банально и в рамках нашей традиции, — но вот, черт побери, для наблюдателя за литпроцессом бывают вещи и поважнее таланта.
В нашей литературе просто беда с описанием травматического опыта. По одиночке мы привыкли друг перед другом выговариваться, а в масштабах страны — нет. Литература, казалось бы, и является таким вот коллективным инструментом выговаривания, но мало кто этим инструментом пользуется. Потому каждое наше поколение и ходит «невыговоренным», носит травмы в себе. Развал СССР по сравнению с войной и репрессиями — пустяк, но вы попробуйте объяснить это моему поколению 1970 — 1976 годов рождения. Да, мы застали позднего Брежнева, и мы были, возможно, самые верные советские дети: за не очень сытое, но мирное детство мы по-своему, но искренне эту страну любили. А в 91-м году те, кто учил нас хранить родину как зеницу ока, сообщили, что страна закончилась по объективным причинам. Это хорошее слово, конечно, но попробуйте быть объективным на похоронах матери. По прочтении сборника с удивлением понимаешь, что для нынешних 30-летних развал СССР так и остался главной невыговоренной травмой — в особенности для тех, кто родился за пределами нынешней РФ. Сборник этот и есть первая попытка справиться с травмой поколения — и этим он ценен.
… Очень много детских воспоминаний об участии в соревнованиях каких-нибудь ДСШ-1, забегах и заплывах, лыжных гонках: надо заметить, что убогий, но все же соревновательный дух, который поддерживался в 80-х, сослужил нам хорошую службу: мы были при деле, что называется, и пиво бухать с 14 лет уж никак не получалось.
Надо отдать должное составителям — почти всякое произведение при чтении вызывает какое-то животное, утробное ржанье, а это хороший знак: в конце концов, это еще Земфира сказала: «не взлетим, так поплаваем». Но вместе с тем читать все это весьма страшно. Многое в сборнике написано на «падонковском языке», но за всем этим ухарством просматривается судорожная попытка спрятать индивидуальную рану за общим литературным приемом. Это ведь как-то стыдно писать: «У меня сжалось сердце» — ребята на форуме засмеют, — поэтому предпочитают ненавязчиво «бояццо» и «бугагагать». Падонковский язык, впрочем, ничего нового не открыл: рабкоры, пришедшие в советскую литературу в 20-е годы, писали примерно так же, будучи уверенными, что их устами говорит сама рабоче-крестьянская правда.
Самый интересный автор сборника — Эдуард Багиров, автор недавнего «Гастарбайтера». Человеколюбием Багиров не отличается, но у него, надо сказать, и жизненный опыт самый травматический, врагу не пожелаешь. Рассказ его о тюрьме, скажем сразу, рождает чувство беспомощности и ужаса у обывателя; но кроме рассказов в духе «бояццо!» есть у Багирова и вполне мирные воспоминания. Читая их, вдруг понимаешь, за что так искренне любили СССР жители бывших союзных республик. Дело в том, что поздний СССР контролировал в республиках уже не столько экономику (которая в 80-е была коррумпирована насквозь с учетом местных традиций) или местное партийное руководство (которое разлагалось еще быстрее). Если Москва, что и могла, так это поддерживать на всей территории примерно один уровень культуры и интеллекта, и довольно высокий: и именно интеллект стал тем балластом, от которого отделившиеся республики поспешили избавиться. В этом смысле показателен рассказ Багирова «Университеты детства» о том, как автор в 1982 году, узнав о существовании композитора Бетховена, приходит в магазин (дело происходило в Туркмении) и слышит от продавца: «Битховин-митховен мы не заказываем, Битховен ему давай, би… ть! Ищяк!» Но зато в 1982 году пластинку Бетховена еще можно было заказать через Роспосылторг, и она пришла автору через два месяца. Как достают сегодня туркменские мальчики «битховена-митховена», мне даже трудно представить.
Еще чем хорош сборник: жанр рассказа сегодня считается у издателей непродаваемым, всем романы подавай: оттого они и такие беспомощные — ведь хороший писатель начинается с малых форм, с коротких вещей. А в жанре рассказа многие авторы смотрятся гораздо симпатичнее, чем в своих сырых романах-бестселлерах. Взять того же Сергея Минаева («Дохлеss»). В короткой форме у него на порядок веселее получается писать, и даже с метафорой оказывается все в порядке: «Более старшие падонки (те, кому в 91-м было 25 и больше), будучи в прошлом комсомольцами и парторгами, уже прислонились к… большому баблу. Мы их спросили: а типа нам бы вот так… — Отойдите на х...й от военного эшелона — был ответ».
Подмечено точно: поколение 30-летних не успело вскочить в лихой вагон 90-х, а потом нам сказали, что поездов больше не будет. Оттого наше поколение и выросло созерцателями в большей степени, чем 40-летние и нынешние 20-летние — заторможенными романтиками, которые провисли между двух «поколений бабла». У нас много самокопания и рефлексии, но зато в нас нет цинизма 40-летних и тупого прагматизма 20-летних. И хотя мы устроились в жизни, нас нет-нет да и трясет от офисной муры, от глянцевого порядка и бездушного маркетинга. Все-таки нас учили в школе, что жизнь дается один раз и ее нельзя тратить на такую фигню. А на что ее тратить, мы в принципе не очень-то и знаем.
С такой наследственностью писать (ударение на втором слоге) рассказы и статьи еще не самое плохое из возможных занятий.
Фото АНДРЕЯ НИКОЛЬСКОГО