В том, что Кама Гинкас поставил на сцене Московского ТЮЗа «Роберто Зукко» — пьесу об убийце, нет ничего удивительного. Во-первых, режиссер всегда любил театр абсурда, а пьеса французского бунтаря-интеллектуала Кольтеса, умершего в 1989 году в возрасте 41 года от СПИДа, как раз наследует этим традициям. В основу ее легла реальная история молодого парня итальянского происхождения, который с необычайной легкостью и без всяких видимых причин отправил на тот свет своих родителей, полицейского и ребенка, а потом ошеломил журналистов рассуждениями о том, что все мы умрем и именно поэтому поют птицы и светит солнце. Во-вторых, Гинкаса традиционно интересует герой на грани добра и зла, преступления и наказания — отсюда Раскольников, декабристы и Великий инквизитор Достоевского. И наконец, где еще ставить это загадочное произведение об обыденности убийства, как не в России.
Художник Сергей Бархин, как всегда, придумал замечательное оформление: зрители сидят на сцене и смотрят в черную пустоту, освещаемую двумя неоновыми надписями Tonnel. Это тоннель, переход из любви в ненависть, из прозы в поэзию, из жизни в смерть. По нему и передвигаются герои — случайные люди, повстречавшиеся на пути Роберто Зукко, бежавшего из тюремной психушки. У каждого своя исповедь, напоминающая джазовую импровизацию, между эпизодами звучит музыка французского композитора-примитивиста Паскаля Комелада. В пьесе почти нет действия, а только разговоры, из которых возникает пугающий и одновременно манящий мир, похожий на фантасмагорию, мир, в котором каждый — потенциальный убийца (не случайно этим последним и лучшим сочинением Кольтеса увлекались Патрис Шеро и Петер Штайн, да и сейчас его продолжают ставить в разных театрах). Гинкасу надо было, не погубив поэзии пьесы, перенести ее на нашу почву, и именно поэтому возникли два персонажа, которые, подобно шекспировским шутам, почти не сходят со сцены и комментируют действие. Они предстают то ленивыми охранниками в тюрьме, перед носом которых можно вытворять что угодно, то бездарными полицейскими, а то просто обывателями, не только неспособными предотвратить преступление, но и принимающими его как должное. Узнаваемые персонажи делают рассказ о мире, где люди превратились в животных, не таким уж ирреальным.
То, что Гинкас — мастер парадоксальной театральной формы и справится с текстом предтечи новой драмы Кольтеса, не вызывало сомнений, но что актеры театра так психологически точно будут существовать в абстрактной пьесе, похожей на сон, оказалось неожиданностью. Каждый играет некое пограничное состояние, переживаемое человеком, и ту быстроту, с которой это состояние оборачивается преступлением. Вот Девчонка — актриса Елена Лядова, запомнившаяся всем, кто видел «Трамвай «Желание» в этом театре, в роли Стеллы. Она, как и положено в ее возрасте, тоже бунтует — против запретов, властного брата, пьяного отца — и влюбляется без памяти в странного красавца с револьвером в кармане, выдающего себя за тайного агента. Потом, когда брат приводит ее в полицейский участок, выдает его имя, чтобы тут же быть изнасилованной двумя «комиссарами» — так они себя называют, намеренно пародируя в разговоре разные акценты, потому что следователи везде одинаковы. Ольга Демидова играет Элегантную даму — ей так надоели все окружающие и собственная жизнь, что она провоцирует ситуацию, в которой погибает ее сын.
В роли Зукко — Эдуард Трухменев, сексуальное чудовище Стенли Ковальски из того же «Трамвая «Желание». Этот атлет с обнаженным торсом и гривой волос ходит по сцене, таща за собой тяжеленную гирю, прикованную к ноге. Он читает стихи, поет песни, мечтает об озерах Африки, где высоко в горах идет снег и по льду ходят белые носороги, — и убивает людей без всяких эмоций, не задумываясь, будто совершает какое-то обычное дело. Эта заурядность и привычность злодеяния — самая сильная метафора спектакля. Ее не может перекрыть даже финал, в котором, по замыслу автора, Зукко уготована почти что космическая, от столкновения природных стихий смерть: в постановке Гинкаса герой хоть и направляет на зрителей «фаллос солнца», то есть обычный прожектор, все равно выглядит вполне земным существом. И куда больше впечатляет невесть откуда появившийся занавес — с него смотрят обычные люди, наши современники, пользователи интернета и посетители премьер, только теперь залу уже не нужно объяснять, какая связь между ними и Зукко.
Новая постановка ловко балансирует на грани реальности и абсурда, трагедии и иронии, текста и импровизации — такое нечасто увидишь сегодня в репертуарном театре. Вот, услышав песню группы «Браво», охранник задумчиво говорит напарнику: «Вчерашний день. И режиссер тоже вчерашний день, и пьеса». Гинкас может себе позволить такую шутку, потому что его спектакль, столь же отстраненный, как и все новое искусство, говорит тем не менее о важном, например легко ли жить в мире убийц.
Фото ВЛАДИМИРА ЛУПОВСКОГО